— Почему ты закрыл глаза?
— Чтобы они понемногу привыкали… — печально улыбнулся тот.
Все закричали: «Что ты, папочка!», «Не говори так!». Лукреция, закусив губу, схватила его изуродованную подагрой руку и умоляюще поглядела на меня.
— Катон, нет ли у вас чего-нибудь обезболивающего? У всех лекарей, что пользуют моего мужа, уже руки опускаются…
Я покосилась на собравшихся, на миг усомнившись, уместна ли за столом столь интимная тема, но увидела на их лицах лишь нескрываемые любовь и обеспокоенность за близкого человека, причем у Сандро Боттичелли ничуть не меньшие, чем у Лоренцо и Джулиано.
«К черту приличия», — подумала я и вполголоса спросила Пьеро:
— Задержки мочеиспускания бывают?
Он кивнул.
— Лихорадит часто?
— Почти ежедневно, — ответила за него Лукреция.
Я задумалась, припоминая рецепт отвара, который папенька однажды готовил для синьора Леци, чье недомогание очень напоминало болезнь главы дома. Подагру то снадобье, конечно, не вылечило, зато сбило лихорадку и существенно облегчило страдания пациента.
— Приглашаю ваших сыновей, — я с улыбкой взглянула на молодых людей, включая и Сандро, — прийти завтра ко мне в аптеку. Я пошлю вам с ними лекарство, которое подействует благотворно, я вам обещаю.
В глазах Лукреции блеснули слезы признательности.
— Спасибо тебе, Катон, от всех нас, — грустно улыбнувшись, сказал Лоренцо и с ерническим видом добавил:
— Завтра мы, едва встав с постели, ринемся к тебе в аптеку, словно свора голодных псов.
Все за столом тоже заулыбались, даже Пьеро заметно повеселел.
— Простите, что запоздал, — послышалось от одной из садовых арок.
К столу торопливо подошел приятной наружности мужчина лет тридцати пяти и занял место рядом с Клариче.
— Позволь представить тебе моего любимого наставника и давнего друга нашей семьи, Марсилио Фичино, — обратился ко мне Лоренцо.
От удивления я растерялась, если не сказать больше: Фичино был прославленный на весь мир ученый, известнейший писатель и переводчик.
— Силио продолжал меж тем Лоренцо, — познакомься с нашим новым другом Катоном- аптекарем.
Гордость, с которой он представил меня гостю, наполнила меня радостью. Мое новое имя внушало людям уважение — от такой мысли я даже приосанилась. Оказалось, что этот вечер, и без того удивительный, таил в себе еще много чудес: я в гостях во дворце Медичи, предлагаю лечебные услуги флорентийскому правителю, а теперь еще и знакомлюсь с Марсилио Фичино!
«Поверит ли всему этому папенька?» — задалась я вопросом и тут же вспомнила его слова, с которыми он вручил мне сундук с бесценными рукописями: они мне понадобятся, когда я буду в кругу первейших людей Флоренции. Но откуда ему было знать?!
Эти мысли ненадолго отвлекли мое внимание, и когда я снова прислушалась к разговору за столом, выяснилось, что все обсуждают чрезвычайно занимательную тему. Оставалось надеяться, что я не пропустила ничего существенного. Лоренцо в самых высокопарных выражениях рассказывал о древнем манускрипте, обнаруженном шесть лет назад и отданном Фичино для перевода.
— Помнишь, какое нетерпение выказывал мой дед, поторапливая тебя с переводом? — спросил он наставника.
— Нетерпение, — улыбнулся тот, — не слишком подходящее слово для его желания увидеть готовый перевод. Козимо весь зудел.
Боттичелли, Лоренцо и Лукреция усмехнулись его сравнению. Пьеро, в отличие от них, с важным видом кивнул:
— Он во что бы то ни стало хотел перед смертью прочесть «Корпус Герметикум», и ты, Силио, помог ему осуществить эту мечту.
«Корпус Герметикум»? Судя по названию, текст был алхимический, но папенька мне ни разу о нем не упоминал. Возможно, он и сам ничего о нем не слышал.
— За сколько месяцев ты перевел его с греческого на итальянский? — с каверзной улыбкой спросил Лоренцо. — За шесть?
— За четыре, — посерьезнев, ответил Фичино. — Мы все знали, что Козимо при смерти. Как же я мог не оправдать его надежд?
— Простите мне мое невежество, — решилась поинтересоваться я, — но мне ничего не известно о «Корпусе Герметикум».
Все взгляды обратились ко мне, и Лоренцо пояснил собравшимся за столом:
— Катон читал «Асклепия»… по-гречески.
Фичино одобрительно покивал. Я ощутила, как жар приливает к моей шее, и подумала, что неуместно было бы здесь краснеть, как девчонке.
— Он пока не опубликован, — обратился ко мне Фичино, — но если вы прочли «Асклепия», значит, вам знаком и его автор Гермес Трисмегист. А «Корпус» — недавно найденное сочинение того же египетского мудреца из мудрецов.
Я не смогла скрыть свое изумление.
— В нем, как и в «Асклепии», Гермес проливает свет на магические верования египтян, — продолжал Фичино.
Я едва удерживалась, чтобы откровенно не разинуть рот: меня поражало, что эти блестящие мужи так открыто обсуждают тему, которую Церковь заведомо объявила еретической.
— Гермес преподробно описывает, как можно духовно самосовершенствоваться с помощью колдовских изображений и амулетов! — добавил с крайним воодушевлением Сандро Боттичелли. — Он рассказывает об изваяниях, наделенных даром речи!
Клариче откашлялась чересчур громко, словно нечаянно подавилась. Все посмотрели на нее — она пылала от возмущения.
— Что же? — спросил ее Лоренцо. — Вы что-то хотели сказать, супруга моя?
Никакого особенного проявления чувства в его голосе я не подметила.
— Хочу сказать… что все эти разговоры про колдовство, про астрологию и говорящие статуи… — запинаясь, вымолвила Клариче.
Мне вдруг пришло в голову, что подобные темы за этим столом — отнюдь не редкость.
— …просто богохульство!
Клариче поглядела на Лукрецию, ища у нее поддержки.
— Разве не так?
— Клариче абсолютно права, — строго объявила Лукреция, но от меня не укрылась снисходительная нотка в ее голосе.
Хозяйка дома слыла чрезвычайно набожной женщиной, но в первую — и главную — очередь она оставалась любящей матерью. Напустив на себя показную суровость, она погрозила сыновьям:
— Фу, от вас как будто серой попахивает!
Те только рассмеялись.
— Мы всего лишь ищем божественного озарения без посредничества Спасителя, — убежденно сказал Фичино.
— Но не кажется ли тебе, Силио, что так легко впасть в ересь? — беззлобно возразила ему Лукреция.
— А если наделять изваяния астральной силой посредством магии, как поступает наш учитель Фичино, то можно зайти и еще дальше, — поддержал Лоренцо.
Мне было очевидно, что тем самым он хочет поддразнить свою юную женушку.
