тебе мое слово. Завтра к вечеру Леонардо вернется в боттегу к Андреа.
Я отважно улыбнулась. Лоренцо отпустил мои плечи, и мы двинулись дальше.
— Двуличие иных бесит меня, — признался он. — Платоническое понимание любви между мужчинами бытовало в древних Афинах, оно находит сторонников и в нынешней Флоренции. Такие отношения всегда были и до сих пор существуют между величайшими королями и императорами. Некоторые даже считают, что достойный человек должен гордиться подобной любовью. Но среди проповедников всегда находятся глупцы, готовые во всеуслышание заклеймить ее.
— Парадокс в том, — справившись с собой, откликнулась я, — что Леонардо и вправду влюблен… пусть и не платонически, но в женщину!
— Я уже слышал. Впрочем, Джиневра Бенчи, по слухам, недавно дала ему от ворот поворот.
— Как же перенести этот позор, Лоренцо? Леонардо теперь ославят на весь город?
— Поговорят и перестанут. Такие истории — славная пища для сплетен. Но потом все забудется. Вон, посмотри на Сандро — ни одной дырки на нем языки не протерли.
Мы дошли до угла, где собирались расстаться. Мне очень хотелось пригласить Лоренцо к себе, чтобы скоротать грядущую ужасную ночь в обществе моего дорогого друга, способного вселить в меня силу и уверенность.
— Я с удовольствием зашел бы к тебе в аптеку, — сказал он, читая в моем сердце, — но надо улаживать дела.
— Конечно, — согласилась я.
— Иди домой и постарайся поспать, а завтра к полудню приходи к канцелярии.
Мы сердечно обнялись, затем он сам отстранил меня.
— Ты же знаешь: для его защиты я сделаю все, что в моих силах.
— Благодарю вас, Лоренцо.
Уходя, он еще раз обернулся:
— Так до завтра?
— До завтра! — крикнула я ему вслед.
Вопреки заверениям Лоренцо, слушание дела обернулось хождением по мукам в Дантовом аду.
Арестованные вместе с жертвой их предполагаемого мужеложества Якопо Сальтарелли предстали перед судом по обвинению в «насилии над природой» — эту формулировку прокурор, именуемый фра Савонаролой, тысячу раз повторил и трем экуменическим судьям, расположившимся за столом с затейливой резьбой, и набившимся в помещение суда родственникам, и всем прочим зрителям. Монах при его малом росте обладал вдобавок крючковатым носом, толстыми губами и был необыкновенно смугл лицом. Его лоб из-за кустистых бровей казался невысоким, но они ничуть не смягчали фанатичный мстительный блеск его сверлящих глазок.
— Они все — сатанинские отродья! — выкрикивал он, поочередно тыча пальцем в каждого из подсудимых. — Гнусное сборище еретиков, настолько погрязших в распутстве, что готовы совокупляться даже с самим дьяволом! Содомиты, все до одного содомиты! — визжал он с пеной у рта. — Посмотрите на этого юношу, если, конечно, он достоин так называться!
Савонарола указал на Томмазо ди Мазини, облаченного в элегантную черную тунику с модным воротником, настолько высоким, что он закрывал всю нижнюю часть лица. Волосы молодого человека были зачесаны назад и густо умащены гуммиарабиком.
— Он с ног до головы обрядился в черное, под стать Сатане! И это неспроста! Этот человек, выродок семьи Ручеллаи, — прокурор многозначительно смолк, чтобы слушатели смогли в полной мере оценить его инсинуацию, — самочинно исповедует оккультизм! Он чародей!
Люди за моей спиной заахали.
— Под именем Зороастр! — Обвинитель внимательным взглядом обвел лица присутствовавших. — Известно ли вам, почтеннейшие, кто такой Зороастр? Это языческий идол! Турецкий божок!
Среди толпы послышался женский плач, и я подумала, не рыдает ли это несчастная мать Томмазо. Я и сама едва сдерживала слезы.
— А этот негодный мальчишка, — прокурор свирепо сверкнул глазами на Якопо Сальтарелли, — в свои шестнадцать лет уже подстилка для педерастов! Он, заметьте, тоже весь в черном. У него не одна дюжина постоянных клиентов, а настоящее его ремесло — проституция!
— Я не проститутка! — заалев, выкрикнул Сальтарелли. — Я учусь ювелирному делу!
— Тише, — зашипел Савонарола и, к моему ужасу, повернулся в сторону Леонардо.
— А этот юный хлыщ… — начал он, но его перебили.
— Возражаю, ваша светлость.
Со скамейки поднялся высокий и стройный представительный мужчина средних лет. Его громкий, хорошо поставленный голос подсказал мне, что он, должно быть, и есть тот самый адвокат, которого нанял Лоренцо. Судя по всему, он был или давним другом семьи Медичи, или их сторонником. Трое судей угрюмо воззрились на него.
— Позволю себе заметить, — тут адвокат снисходительно улыбнулся, — что я тоже одет в черное, хотя я далеко не чародей и телом своим не торгую. Я со всем почтением к обвинителю призываю его перечитать принципы силлогистической логики Аристотеля.
— Мне нет нужды перечитывать ереси каких-то греков, — зашелся от ярости фра Савонарола, — они и сами все были мужеложцы! Все законы, божеские и человеческие, можно вычитать в Священном Писании! До других нам дела нет!
— Но любой правый суд, божеский или человеческий, обязан потребовать доказательств о совершении преступления. Разве не так? — Адвокат внимательно поглядел на судей, затем с любезной улыбкой обернулся к зрителям. Все одобрительно зашептались. — Без доказательств обойтись никак нельзя, — продолжил он. — Анонимное обвинение, брошенное горожанином или горожанкой в ящик tambura, разумеется, не в счет. У сей неизвестной нам особы, — адвокат намеренно выдержал паузу, будто бы исподволь порицая безликого и безымянного автора доноса, — могли быть свои счеты с кем-нибудь из этих молодых людей… или с кем-либо из их родственников. Таковые разногласия вполне могли послужить причиной для беспочвенного обвинения. Посему я, не дожидаясь новых оскорблений в адрес моих клиентов, требую, чтобы обвинитель предоставил высокочтимому суду письменные подтверждения их вины от свидетелей данного преступления.
Губы обвинителя бешено затряслись.
— Ведь вы располагаете такими письменными свидетельствами, не правда ли, фра Савонарола? — осведомился у него седовласый адвокат.
Судьи беспокойно заерзали на сиденьях.
— Доказательства, брат, — пробормотал один из них. — Представьте нам доказательства.
Прокурор, казалось, вот-вот лопнет от злости.
— Этих скверных мальчишек, этих содомитов, — он едва не поперхнулся, — арестовали не далее как вчера! У меня в распоряжении было слишком мало времени, чтобы собрать письменные показания со свидетелей, а с преступников — их собственные признания!
«Признания»? Голова у меня пошла кругом. Неужели Леонардо пытали ради признания?
В комнате суда поднялся недовольный ропот.
— Никаких признаний не будет, — спокойно и неколебимо заверил судей адвокат. — При отсутствии письменных свидетельств или иных доказательств вины эти молодые благородные жители Флоренции покинут здание суда вместе со мной.
Средний из судей явно негодовал и на бестолкового церковника-обвинителя, и на адвоката, приведшего столь бесспорные доводы. Однако он не собирался так скоро отменять публичное бичевание шести новоявленных еретиков.
— Засим арестованные освобождаются… — начал он.
По комнате прокатилась волна облегченных вздохов.
— …при условии, — напыщенно пророкотал далее голос судьи, — что в двухмесячный срок их вина не подтвердится. До тех пор слушание дела переносится.
— Несправедливо! — выкрикнул кто-то за моей спиной. — Вы на два месяца отправляете их в
