устроил нам небольшой осмотр с раздеванием до пояса и заставил несколько раз кашлянуть. Потом мы были официально обвинены в совершении преступления… Снова появились люди в штатском и опять нас затолкали в полицейскую машину… Мы направлялись к центральной гамбургской тюрьме с высокими кирпичными стенами и двойными железными воротами… 'Получив' нас — по-другому не скажешь! — они сняли с нас куртки и пояса: это чтобы мы не могли покончить собой. Затем, зажав с двух сторон, они повели нас по темным коридорам мимо зловещих зарешеченных камер, в которых сидели люди в полосатых пижамах. Наконец нас привели в одну из камер третьего этажа… Мы с Полом были совершенно раздавлены. Вероятно, это был конец. ТЮРЯГА! Если у Битлз и было какое-то будущее, то теперь оно представлялось нам в самых мрачных красках. Мы пребывали в полном отчаянии и совершенно измочаленные повалились на койки… Дверь распахнулась, и, сжимая пистолет, появился тюремный охранник:
— Не ложиться на кушетки! — приказал он хмуро. — Сидеть! Ноги на землю! Руки — по сторонам кроватей!
Мы сделали, как он сказал, и нас оставили в покое… Мы были заперты уже почти три часа, когда ключ в замке повернулся, и снова появились две гориллы, так нагло прервавшие наш сон в 'Топ Тене'.
Нас снова грубо поволокли к тюремному входу, возвратили куртки и пояса и еще раз бесцеремонно засунули в полицейскую машину… Нас везли в аэропорт…
— Зачем? — спрашивали мы, но никто не пожелал отвечать на наши вопросы.
Только по прибытии в зал аэропорта одна из горилл соизволила заговорить:
— Вы возвращаетесь в Англию.
Это было объявлено, в то время как пассажиры рассматривали двух огородных чучел, явно нуждающихся в бритье и конвоируемых малоприятными молодцами милитаристского вида.
— Но ведь у нас нет паспортов, нет вещей, нет денег — только мелочь, — запротестовали мы. Но они были всецело поглощены административными формальностями.
Оказывается, пока мы набирались горького опыта первого тюремного заключения, они вернулись в 'Топ Тен', собрали все вещи, достали паспорта, короче, запаслись всем необходимым. Это была демонстрация силы, которую Германия решила применить к людям, сочтенным ею нежелательными персонами.
— Вы возвращаетесь к себе на средства немецкого правительства, — самодовольно изрекла одна из горилл, — и вы никогда больше не сможете вернуться в Германию!
В этот момент Пол неожиданно бросился к телефонной кабине. Я ринулся следом и втиснулся в кабину между ним и дверью, решительно оставив горилл жестикулировать снаружи. Они злились все больше и больше, привлекая взгляды начавшей собираться толпы любопытных.
Маккартни нашел в кармане достаточно монет, чтобы дозвониться до британского консула и лихорадочно выложить ему всю нашу историю. Но консул как нельзя более задушевно объяснил, что не может помочь в настоящий момент, и что лучшее, что мы можем сделать, — это вернуться в Англию, как того хотят немцы, и подать жалобу уже оттуда.
Гориллам наконец удалось открыть дверь и вытащить нас из кабины. Пол даже не успел повесить трубку, она так и осталась болтаться на проводе. Они волокли нас насильно аж до взлетной полосы…
Была уже вторая половина дня, когда самолет приземлился в аэропорту 'Хитроу'… Автобус авиакомпании довез нас до конечной остановки в Вест-Энде, а оттуда мы добирались своим ходом до Юстонского вокзала, практически без гроша в кармане. Между тем уже начали сгущаться сумерки. Мы позвонили домой: Пол — отцу, а я — маме. Они выслушали трагический рассказ о нашей депортации и поспешили прислать телеграфный перевод в почтовое бюро Юстона, чтобы мы могли купить билет до Ливерпуля.
Перевод пришел не слишком быстро, и мы истратили все оставшиеся деньги на чай и кофе в привокзальном буфете. В конце концов, нам удалось успеть на последний ливерпульский поезд — тот, что идет со всеми остановками. На ливерпульский вокзал он прибыл около двух часов ночи, испустив последний вздох.
Изнуренные и дрожащие от холода, каждый из нас взял такси, рассчитывая, что родители за него заплатят, и отправились по домам…'
Майкл: 'После рождественских праздников 1960 года в дверь нашего дома постучали. На пороге стоял исхудавший скелет и голосом Пола произнес: 'Счастливого рождества, Майк! Я привез тебе шикарный пластиковый плащ'.
Четыре месяца каторжной работы в кабачках 'Индра' и 'Кайзеркеллер' по восемь часов игры каждый вечер, выходной — понедельник, обычная диета: кукурузные хлопья и молоко. Вот что вкратце я услышал от Пола. Он и Пит Бэст были высланы за неосторожный поджог кинотеатра 'Бамби'.
Далее Пол рассказал, что купил новые часы, башмаки, плащ, что они теперь просто Битлз, без приставки Серебряные, что теперь они носят пиджаки с кожаными воротниками, что он купил себе электробритву, бархатную рубаху, и, наконец, гитару всего за два фунта! Он продолжал хвастать, но ничто не могло отвлечь от упрямого факта: лодыжки у брата были тонкими и белыми, как палочки, которыми папаша прочищал свои трубки'.
1961
январь — после довольно бесславного возвращения из Германии, родители наседают на ребят по поводу работы. 'Черт найдет дело для ленивых рук', — такова присказка Джеймса Маккартни. В результате Пол отправился на биржу труда.
Пол: 'Я пошел на биржу труда искать работу. Они взяли меня запасным на грузовик. На почте я уже поработал на прошлое Рождество, поэтому теперь решил испробовать что-нибудь новенькое. Фирма называлась 'Срочная доставка' и занималась рассылкой почтовых отправлений в доках. Я садился на первый утренний автобус, отправлявшийся в доки, покупал газету 'Дейли миррор' и изо всех сил старался стать настоящим рабочим парнем, хотя на самом деле оставался 'институтским пудингом'. Я ездил в кузове грузовика и помогал разносить посылки. Сил нет, как это все надоедало… Вскоре меня уволили…
Отец опять взялся за свое… Я нашел другую работу, намотчиком в фирме 'Масси и Коггинс'… Поначалу я работал дворником… Но как-то раз парень из бюро обнаружил, что у меня есть документы об образовании, и предложил мне работу получше — наматывать катушки. Для этого я должен был нацепить на себя защитную робу из ослиной кожи, встать над лебедкой и наматывать полторы электрических катушки в день, в то время как другие умудрялись сделать по 8, а то и по 14. Но уж зато перерывы были чистым блаженством: нам давали хлеб с джемом, а потом мы с ребятами гоняли в футбол во дворе, сильно смахивающем на тюремный… Мне платили 7 фунтов в неделю. Наша группа снова начала выступать, но мне как-то не очень хотелось тратить на это полный рабочий день. Я продолжал наматывать катушки и смывался к ним только на обеденный перерыв или когда болел. Но, в конце концов, катушки я бросил'.
8 марта — официальная дата увольнения из компании 'Масси и Коггинс'. Пол делает свой окончательный выбор в пользу рок-н-ролла. Группа снова вступает на скользкую дорожку шоу-бизнеса.
21 марта — первое выступление в 'Cavern Club', центральном музыкальном клубе Ливерпуля.
Джордж Харрисон: 'Каверн' мы любили, наверное, больше всего. Просто фантастика. Мы все время чувствовали связь с публикой… играли для наших болельщиков, которые были точь-в-точь, как мы сами. Они приходили во время обеда, чтобы послушать нас и сжевать свои бутерброды. Мы делали то же самое: играли и одновременно ели. Все происходило само собой, спонтанно'.
Джеймс Маккартни: 'Я частенько приходил в 'Каверн' во время обеденного перерыва… чтобы накормить Пола. Я дико торопился, и мне едва-едва хватало времени, чтобы протиснуться сквозь оголтелых болельщиков и всучить ему кусок мяса. 'Не забудь, сынок, когда придешь домой и будешь разогревать, поставь духовку на четыреста пятьдесят градусов', — предупреждал я. И Пол, и все остальные на сцене были похожи на каких-то драных котов'.
июнь — в Германии на фирме 'Polydor' выходит сингл My Bonnie / The Saints, на котором впервые записаны Битлз в качестве группы, подыгрывающей певцу Тони Шеридану. Правда, на пластинке название Битлз было заменено на The Beat Brothers, потому что Битлз было слишком созвучно с 'peedls', что на
