– Кажется, – в смятении отвечала Елена Юрьевна. – Опять то же самое – не знакомит, не показывает, имени не говорит… А может, я ее даже знаю! Ну вот как тебя знала… Все-таки жили неподалеку.
– Рассказала бы я этой несчастной, с кем она связалась, – с тихой ненавистью промолвила Женя. – Закаялась бы замуж выходить!
Елена Юрьевна встала. Ее лицо было мокрым от слез, от пудры не осталось и следа.
– Его нужно найти, – твердо сказала она. – Так продолжаться не может. И милиция им интересуется, да еще как! Говорят – он еще и Анютку подцепил, ту, что умерла… Ты знаешь?
– Да я все знаю, – мрачно ответила Женя. – Но невеста – не она. Она не была беременна.
Дверь, ведущая в комнату, открылась настежь. Наташа стояла, оглядывая кухню, притихших женщин, мальчика, сосущего карамель.
– Ты что это? – Женя даже испугалась, увидев ее искаженное, какое-то незнакомое лицо. – Что с тобой, Наташка?
– Я кое-что поняла, – с трудом ответила Наташа. – Вот сейчас, когда вы говорили, я кое-что поняла. Я знаю, кто эта невеста.
Те всполошились.
– Кто? Откуда? – посыпались вопросы, но Наташа продолжала смотреть в пустоту.
– Ты знаешь ее? – бросилась к ней Елена Юрьевна. – Скажи кто! Ведь он, стервец, у нее сейчас прячется, а мы за него отдуваемся! Ну кто?
– Татьяна.
Ребенок неожиданно нарушил повисшую тишину, отчаянно заревев. Плакал он от стыда – заслушавшись интересным, но совершенно непонятным разговором, он забылся и обмочил штанишки, чего за ним давно не водилось. Мать принялась его ругать, новоявленная бабушка всполошилась, будто впервые сталкивалась с таким явлением, как мокрые штаны… А Наташа все так же стояла на пороге кухни, опершись о косяк и глядя на щели в рассохшемся дереве.
Когда суета улеглась и лишенный штанов ребенок был водворен на прежнее место с конфетой во рту, женщины снова обернулись к Наташе. Елена Юрьевна была вне себя – у нее даже руки тряслись, чего с ней раньше никогда не случалось.
– С чего ты взяла, – проговорила она. – Татьяна, скажешь тоже! Да она его старше лет на двадцать!
– Была старше, – уточнила Женя с какой-то запоздалой ревностью. Она тоже возмутилась услышанным, но, казалось, была готова выслушать и такую версию. В ней заговорило оскорбленное женское самолюбие, так долго дремавшее после того, как любовник ее покинул. Но тогда он ушел не к другой – просто исчез. Узнав же имя соперницы, она как будто вернулась к своим прошлым обидам.
– Ну да, была, – замороченно уточнила Елена Юрьевна. – Умерла… Наташа, с чего ты это взяла? Разве такое может быть?
– Это она, – твердо повторила Наташа. – Вы вот говорили, что, может, это кто-то из знакомых, а я подумала – кто? И поняла…
И действительно, у нее неожиданно сложилась стройная версия случившегося. Дмитрий часто бывает у библиотекарши – так говорит соседка. Зачем он к ней ходил? Если ему нужны книги, он может просто посетить библиотеку. Но нет, ему нужно побыть с женщиной наедине.
Что их связывает? Наташа предположила, что знакомство вполне могло начаться в библиотеке, куда Дмитрий пришел за книгой. Но дело не кончилось заполнением абонементной карточки, оно продолжалось и приняло довольно странный характер. Если верить Ларисе, молодой человек засиживался в гостях допоздна, и Татьяна не выгоняла его, несмотря на то что ребенок должен был спать. Почему?
Дмитрий считал себя писателем и в самом деле написал несколько книг. Татьяна интересовалась литературой по роду профессии. У них вполне могли найтись общие темы для разговора – так же, как у Дмитрия с Анютой.
Что дальше? Наташа могла только догадываться, был ли Дмитрий разборчив в своих увлечениях? Вряд ли. Женя, которую он сделал матерью и, возможно, хотел сделать женой, была некрасива, хотя и бросалась в глаза своим необычным угловатым лицом. Анюту никто красавицей не считал, но все соглашались, что у нее хорошие глаза и мягкий характер. Татьяна, пожалуй, была миловиднее их обеих, но зато намного старше.
Мог ли Дмитрий увлечься сам и увлечь библиотекаршу – женщину довольно странную, уже успевшую похоронить первого мужа, умершего при загадочных обстоятельствах?
«Мог, – ответила себе Наташа. – У меня какие-то подростковые представления о том, как сходятся люди. Это в юности считаешь, что разница в возрасте имеет значение. Но когда переваливает за тридцать, то десяток-другой лет разницы уже неважен. Почти неважен, если есть чувство. А если он просто воспользовался случаем?»
Дмитрий вызывал у нее отвращение, хотя она так и не успела его как следует узнать. Но женщина инстинктивно чувствовала в нем охотника за легкой добычей. Такой тип не имел ничего общего с романтиком Дон-Жуаном, коллекционером Казановой, интеллектуальным извергом де Садом и прочими знаменитыми любовниками. Это был падальщик, не желающий прилагать усилий, чтобы насытить свои желания. В самом деле, кого он выбирал? Мать-одиночка. Старая дева. Вдова, забывшая о личной жизни…
Встретил ли Дмитрий ее сестру случайно, в подземном переходе, как говорил сам? Или познакомился с нею у библиотекарши? А если последнее, то почему утаил этот незначительный факт? Зачем соврал? Почему вообще молчал о том, что был близко знаком с Татьяной?
«Да потому, что они были любовниками, – поняла Наташа. – Дмитрий инстинктивно сторонился этой темы и выдумал подземный переход, сознательно передвинул даты. Говорил, что сошлись перед восьмым марта, когда Анюта еще за месяц до того перестала ходить на исповедь. И Лариса говорила, что видела их в феврале, когда оба шли от Татьяны. Они уже тогда были любовниками? А Татьяна? Тоже?..»
– Скажешь ты что-нибудь или нет? – возмущалась Елена Юрьевна, потряхивая детскими штанишками над зажженной газовой конфоркой. – Вот так сказанула… Татьяна, а где доказательства?
– Они у меня есть, – решительно сказала Наташа. – Долго объяснять, но я в этом уверена.
– Скажи почему? – настаивала подруга. Ее терзала ревность, и она злилась на себя за это.
– Есть факты. Я и следователю об этом сказала, только тогда еще не все понимала, зато теперь…
Елена Юрьевна сама надела штаны на внука и энергично поцеловала его в темя. Мальчик испуганно таращился на бабушку с фингалом, которая вдруг его полюбила.
– Говоришь, сама не знаешь что, – бросила Елена Юрьевна Наташе. К ней вернулось самообладание – возможно, помогло присутствие внука, сбывшаяся мечта. – Вы все на него наговариваете, утопить хотите парня. А что он сделал-то? Ну с тобой, Женечка, конечно… Поступил нехорошо.
– Нехорошо! – фыркнула та.
– Ну как подлец, – поправилась хозяйка. – Ну и что такого? Со всеми бывает. Главное, что все уже уладилось. Ты не сомневайся, я тебе помогу. А вот Анюта… – Ее голос слегка упал. – Такое дитя тронуть – грех. Хотя… Ей уже пора было с кем-то сойтись. Грязно все это, некрасиво, а что поделаешь? Это жизнь.
– Легко прикрываться такими словами, – перебила ее Наташа. – Это – жизнь! И войны – это жизнь, и убийства – жизнь, и подлость – тоже жизнь! Да на черта мне сдалась такая жизнь!
– А ты помолчи, – в свою очередь, остановила ее Елена Юрьевна. – Я все-таки постарше тебя раза в два. И уж поверь – все так и есть, все – жизнь. Жаловаться нечего, надо жить. Твою сестру мне жалко, до слез жалко, разве я на руках ее не носила? Но он ее не принуждал…
– Так он у вас хороший? – иронически спросила Наташа. – А мы-то, дрянные бабы, сдаем его милиции с потрохами! Женька, ты ведь тоже на него стукнешь, разве нет?
Та отвела взгляд.
– Может, сын у меня плохой, – не сдавалась Елена Юрьевна. – Но пока он ничего такого жуткого не сделал. А вы что хотите доказать? Что он убийца, так? Что Анюта из-за него с собой покончила, что Татьяну он в гаражах встретил? И только потому, что он с обеими спал?!
Наташа хотела ответить, но сдержалась.
– Найти бы его, – закончила свой монолог Елена Юрьевна. – Я бы из него все вытрясла. Где он может
