Думаю, у нашей группы еще откроется второе дыхание. Во всяком случае, я на это надеюсь…
Год 2010-й, тесная гримерка передового (в культурологическом смысле) московского клуба «Икра», час до концерта «Ы». Колик рассматривает мундштуки к своим саксофонам и кларнетам, Борюсик с Бондариком не спеша, до испарины, попивают чай, Озерский в уголке тихо беседует с кем-то из своих столичных знакомых, Леня самоуглубленно (или отстраненно) покуривает, Волков (а он теперь фактически штатный участник группы) тоже здесь, но словно растворен в воздухе, Коловский, Раппопорт — каждый занят чем-то своим… Плавность закулисной «аукцыоновской» обстановки — почти идиллическая.
Потоки суетного извне традиционно принимает на себя Гаркундель. Облачаясь в куртуазный концертный прикид, он попутно отвечает на вопросы двух телевизионных съемочных групп, корреспондентки какого-то издания и делает чуть «звездный» жест в сторону молодой администраторши клуба: «Девушка, принесите мне, пожалуйста, капучино с четырьмя кусками сахара».
Через час на сцене все «взорвется». Незримая, собственная внутренняя сила потащит, разметет «АукцЫон» в диапазоне от экстаза до транса, и с переполненным залом начнет происходить то же самое. Проект «Девушки поют» (за которым у группы опять наступило альбомное затишье, длящееся поныне) в определенной степени «просеял», «рассортировал» аудиторию «Ы» на ту, что самозабвенно входит в резонанс с сегодняшним, беспримерно высоко (хотя бы по меркам русского рока) взлетевшим «АукцЫоном», и ту, что «залипла» в фазе «Птицы» в надежде, что Леня со товарищи к ней еще вернутся. Вторых на «аукцыоновских» (тем паче федоровских сейшенах), на мой взгляд, становится все меньше. Надеюсь, они переходят в стан первых, ибо в целом народа на концертах «Ы» по-прежнему полно. «„Дорогу' давай!» — практически никто из зала уже не кричит, зато «Долги» или «Рогана Борна» встречают как «Отче наш».
К излету нулевых уникально нестареющий «АукцЫон» превратился (по сути и форме своего существования) в этакое сообщество вольных трубадуров, которое в любом сочетании если не смех (привет «бременским музыкантам»), то уж радость точно приносит людям. Даже если группе неожиданно выпадает играть в усеченном составе, как на памятном июньском концерте 2009-го в подмосковном Архангельском на VI Международном фестивале «Усадьба-джаз», до которого вдруг не добрался Шавейников.
От Питера до Москвы Борюсик с «АукцЫоном» в поезде еще как-то тогда доехал, но выйти вечером на сцену категорически не мог. Его унесло в алкогольный астрал, и чуть ли не впервые «аукцыонщики» отыграли (и клево получилось!) свою большую концертную программу без барабанов. Просто на фоне ударной установки. Шутить им, правда, после такого случая поначалу совсем не хотелось.
— Лет 15-20 назад, будучи молодыми, мы, возможно, посмотрели бы на эту ситуацию спокойнее, — размышлял сразу после концерта в Архангельском Гаркуша, — но сейчас она напрягает. Боря — взрослый человек, и вытворять подобные вещи ему не стоит. Речь даже не столько об алкоголизме. Пусть пьет как собака, это его личное дело. Но у нас до «Усадьбы-джаз» месяца полтора концертов не было. Он что, не мог нажраться тогда? Нет, сделал это именно в момент московских гастролей. Вот что обидно. И ведь он не понимает всей серьезности ситуации. Его просто выгонят из группы, и тогда он запьет еще круче — однозначно. И впоследствии умрет.
— У Бори не в первый раз подобный срыв произошел, — отмечал Васильев. — И в группе это всех, честно говоря, заебало. Ему нужно что-то кардинальное с собой сделать, подшиться, что ли. Короче, все зависит от того, как он себя теперь поведет. Простое извинение уже не проканает.
Но это были, как вскоре выяснилось, сиюминутные эмоции. Все «проканало» для Борюсика даже без «простых извинений», поскольку и в зрелом своем возрасте «аукцыонщики» сохраняют ту же толерантность межличностных отношений, что стала их фирменной чертой еще на заре «Ы».
— Проблема разрулилась мирным путем, — объясняет Васильев. — Месяц с Шавейниковым никто из группы не общался, а затем подошло время очередного нашего концерта, я ему позвонил и сказал, во сколько саунд-чек. Он приехал. Отыграл программу.
— Никто из ребят не высказал мне упреков после того фестиваля, но мне было очень плохо, — признается Шавейников. — Не с бодуна плохо, а морально. Я чувствовал, что серьезно подвел группу. Вообще, надо стараться уважать коллектив и не бухать, во всяком случае так, как я это делаю. А то по пьяни начинаются всякие рассуждения из серии «Я — крутой!» или маразм старческий прет. Да и физических сил уже просто не хватает после бухалова, чтобы хорошо сыграть.
На меня, конечно, никто в группе не орет, потому что коллектив у нас терпимый. Но я не хочу этим обстоятельством пользоваться. Мне важно, чтобы ребята не думали, будто я у Лени фаворит и поэтому могу делать, что захочу…
Хотя были времена, когда я полагал, что махну на «АукцЫон» рукой. Мол, не хотите меня принимать таким, какой я есть, ну и ладно, упрашивать никого не стану, уйду. Но при этом совершенно не представлял, что делать дальше. Я же ничего другого, кроме игры на барабанах, не умею. Образования у меня нет.
— Группа у нас странная, — улыбается Гаркундель. — Конечно, без ругани не обходится, но серьезных конфликтов я не помню. Если бы таковой случился, типа кто-то пальцы веером стал растопыривать, рассказывать, кому и что делать, как гонорары делить, меня бы, наверное, в «АукцЫоне» уже не было. Но мы вместе без малого тридцать лет, и все спокойно.
— Я с «аукцыонщиками» сейчас как-то даже побаиваюсь выпивать, — признается Шавейников, — поскольку очень их люблю и уважаю и не хочу непредсказуемых ситуаций. Я ведь одной рюмочкой-то не ограничиваюсь, поэтому выпиваю обычно где-нибудь на стороне, чтобы стыдно не было…
Гаркуша мне, конечно, постоянно рекомендует полечиться. Отправлял меня в этот знаменитый «Дом на горе» под Питером. Но мне там абсолютно не понравилось. Это ж психиатрическая лечебница какая-то, там сумасшедшая публика кругом, алкоголики беспросветные и прочие. А я все-таки человек творческий. Мне надо дома посидеть, позаниматься. Хотя у меня барабанов в квартире нет, но и дивана хватает «постучать». Включаю компьютер и под него барабаню, как в старые добрые времена под магнитофон. Причем ставлю что-то старое — «Дип Перпл» и т. п. И играю просто для себя, чтобы знать, что могу такое исполнить. Хотя и «аукцыновские» альбомы часто переслушиваю. Хочется вернуться в прошлое и внимательно взглянуть на то, что сейчас пролетает на концерте просто как отыгрыш…
Понятно, что у Леньки ныне совсем другие проекты, он играет просто гениально. Насмотрелся на таких музыкантов-монстров, у которых есть чему поучиться. Тем не менее когда он начинает играть на репетициях, я, в принципе, быстро подхватываю и обыгрываю его идеи.
После «Девушек…», однако, эта способность Борюсика «заведующему всем» пока не пригодилась. Федоров вновь слегка «отплыл» от «АукцЫона», укрылся в своей московской квартире-лаборатории и продолжил ежегодно выбрасывать из нее во внешний мир шедевры, получающиеся у него в процессе «поиска музыки, которой нет». В 2008-м, под Новый год, появился «Сноп снов», сделанный Леней и Вовой Волковым из текстов Волохонского и Хвоста, словно мимикрировавших под все пласты мировой поэзии сразу. Через год возникли «Волны» на темы Озерского, который успел к выходу этого альбома наконец-то издать и первый сборник своих изумительно-«детских» стихов «Там, где…». Оба проекта презентовались на майском концерте в столичном ЦДХ. Опять не постесняюсь цитирования фрагмента своей же газетной публикации о том событии.
В ЦДХ отсутствовал Волков. Вместо него были сэмплы, синтезаторные «примочки», Озерский за клавишами и, разумеется, Федоров, скачущий на стуле с гитарой. Так «Волны» и пропели.
К шестилетней давности «Лиловому дню», записанному Леней еще без Волкова, «Волны» ближе, чем, скажем, к прошлогоднему диску «Сноп снов». И в этом видится некая цикличность. Леня, аки «цветик- семицветик», совершив круг, вернулся на новом витке своего художественного роста к прежнему состоянию. А Озерский, как автор, за этот срок сделал серьезный шаг вперед, и две силы сошлись в «Волнах» где надо и когда следует. Для «АукцЫона» такая программа, возможно, оказалась бы слишком деликатной. Даже столь сыгранным коллективом ее могли слегка «придушить»…
Из книги «Там, где…» в «Волны» попала пара тем, в том числе непоправимо-прощальная, ерническо-беззащитная «Мы уходим», на диске переименованная в «Тишину». Черты сегодняшнего поэта
