подписью: «Товар получен» (что было причиной разбирательств и скандалов — пронырливая Дорецкая, заведующая оргметодотделом влезла и сюда и докладывала главврачу, что кардиоцентр платит Совинкому за товар, который не принимала аптека и который никто не видел. Но Калымов однажды жестко поговорил с ней, и с тех пор она боялась слово лишнее сказать в его адрес, а за глаза стала называть «хам трамвайный»).
Китайские стенты были откровенно левой продукцией, не сертифицированной на территории России (сертификаты приходилось подделывать), а задвигал их Калымов по ценам Джонсона — по $1500–2000 за единицу. И главная опасность состояла в том, что случись какое осложнение, при разбирательстве всплывёт вся подноготная и на участников схемы заведут уголовные дела. В кардиоцентре был свой морг, каждый летальный случай разбирался на комиссии, и то, что патологоанатомы и эксперты размотают весь клубок — сомневаться не приходилось. Нарушение на нарушении — взять хотя бы то, что согласно письма, которое святой Иосиф подписал у губернатора, Совинком имел право поставлять без конкурса продукцию «Cordis», «Ethicon», «Amplatzer», «Guidant» (первые две торговые марки принадлежат компании Джонсон и Джонсон), и китайские стенты задвигали под эту марку вне конкурса, и если это обнаружится при очередной проверке, пострадает главврач. Который, конечно же, не погладит по головке хозяина Совинкома. А непробиваемый Калымов выкрутится при любых раскладах — в этом я был уверен на 100 %. Поэтому я предостерегал Ирину, порывавшуюся пойти к главврачу и настучать на оборзевшего заведующего рентгенхирургией: «Ира, угомонись, Шрэк будет последним, кого вышвырнут из кардиоцентра, а первыми будем мы!» (Калымов был поразительно похож на Шрэка — такой же красивый, но только не зеленый, и за глаза его так и прозвали: Шрэк).
В разговоре с Калымовым я неоднократно поднимал проблему возвратов, в частности, как быть с продвижением стентов Cypher производства Johnson & Johnson? И вообще с продажами другой продукции Джонсона, ведь показатели неприлично низкие из-за возвратов и реализации левых китайских стентов. Представители Джонсона неоднократно отмечали трагическое несоответствие объемов операций (эти данные не являются секретом) цифрам продаж. И резонно спрашивали: у кого, если не на Джонсоне, кардиоцентр закупает материалы?!
Кроме того, Калымов как opinion-leader получал на Джонсоне деньги, ему оплачивали заграничные поездки, и компания начала сомневаться, насколько разумны инвестиции в такого промоутера.
Выслушав меня, Калымов неизменно отвечал:
— Всё ништяк!
И хотя всё это выглядело довольно тухло и небезопасно для меня, но у нас всегда был порядок во взаиморасчетах с заведующими. Всегда, пока этот вопрос контролировала Лена Николова. Когда она ушла и на её место устроилась Писарева, во взаиморасчетах наступил бардак. Заведующий реанимацией Маньковский, а также врачи из отделения нарушения ритма в итоге отказались контактировать с Писаревой, и заявили, что будут иметь дело только со мной, как в старые добрые времена, и я был вынужден взять на себя эту работу. А заведующий рентгенхирургией Калымов, наоборот, с удовольствием принимал Писареву у себя, и они выставляли мне к оплате какие-то колоссальные счета. Я недоумевал: откуда такие цифры, сопоставимые с оборотами по его отделению, в структуре поставок официальные отгрузки составляли 34 общей суммы, а возвраты никогда не превышали 25 %! Я поручил Ирине разобраться, она стала было вникать в детали, анализировать документы, но, запутавшись, заявила, что пора прекратить эту порочную практику, уволить Писареву, а Калымова сдать главврачу кардиоцентра:
— Ты как хочешь, но если это не прекратится, я пойду к Халанскому и скажу, что Калымов договорился с Писаревой и они вдвоем мутят эту схему — воруют расходники и по несколько раз продают обратно кардиоцентру через Совинком!
…Вот такую непростую ситуацию я имел по состоянию на ноябрь 2004 года.
Глава 41,
В которой рассказывается, чем закончилось недоразумение с врачами Ставропольской краевой больницы, и упоминается о других достойных упоминания предметах
На наше счастье, Ставропольскую проблему удалось быстро решить — региональный представитель Джонсон и Джонсон специально для этого вылетел в Ставрополь и встретился с главврачом Краевой клинической больницы. Интересно, что главный врач во всем случившемся обвинил Джонсон, а не нас. Просто Ирина чаще Джонсонов бывала в Ставрополе и ей больше верили. С её подачи главврач начал думать, что Джонсон через нас подкармливает заведующего. Вот что значит личное общение! Можно с легкостью доказать, что черное — это белое, и наоборот. Повезло, что поездка на конференцию в Бельгию за счет Джонсона выглядела как взятка, — ведь всем известно, что инофирмы никогда не посылают врачей за границу просто так. Умные доктора — opinion-лидеры никогда не ездят за счет инофирм на конференции, они предпочитают брать деньгами, и если их приглашают на заграничный симпозиум, они просят, чтобы стоимость поездки принесли в конверте. Всё равно толку от этих конференций никакого, одна пьянка и кривотолки коллег типа «взятки берет потому на конференции ездит», а материалы докладов можно скачать в интернете.
Несмотря на то, что всё обошлось, Ирина была настроена решительно по отношению к виновницам происшествия: «Всё равно, зачем мне нужны такие косяки? Выгоняй этих мондавошек — Оксану и Наташу! Нянчишься с ними, а они — тупее всех тупых».
Я был полностью с ней согласен, кроме последнего утверждения — ведь это она устраивала этих девушек на работу и она же их натаскивала и двигала по служебной лестнице. Да, были те, с кем я «нянчился»… но про них разговор особый…
Что касается сокращений — я был склонен расширить список уволенных, включив туда Расторгуева, Паперно и всех, кто был принят по протекции святого Иосифа. Тогда как Ирина предлагала уволить одного человека — Писареву. Остальных она надеялась «приручить», включая Расторгуева и Паперно, с которыми была особенно не дружна. Святого Иосифа она в последнее время боготворила. Она считала его могущественным, справедливым, благородным человеком. Она потребовала, чтобы он поклялся здоровьем сына, что хочет только добра нашей компании. И он это сделал. При этом он не уточнил, как видит распределение прибыли в той компании, которой он хочет добра. В итоге Ирина уверовала, что все неприятности на фирме происходят только потому, что генеральный директор (то есть я) не прислушивается к советам Иосифа Григорьевича. Я привык ей доверять, но в последнее время она стала меня раздражать своими противоречивыми и непоследовательными суждениями.
Мне было трудно припомнить, с какого дня, с какого часа начался упадок моей власти на моей собственной фирме. С какой минуты, удобной для шестерок святого Иосифа, они стали изысканно лебезить передо мной, вежливо подталкивая к пропасти? Подобно злому ветру, они уничтожили все мои труды. Дерзкие притязания старого седого интригана, действовавшего через своих шестерок, держали меня в постоянном напряжении. И меня поражали не столько козни врагов, сколько разрыв между моими стремлениями и результатом моих действий.
Сложившуюся на Совинкоме ситуацию не с кем было обсудить. Единственные люди, которые реально могли помочь — это Быстровы и Ансимовы, для них моя проблема была перхотью по сравнению с теми, что они решали и решают, взять хотя бы увод бизнеса у Фарида и отжатие десяти фирм-конкурентов с Балт- Электро. Но существовала вероятность, что, узнав о моих проблемах, они с таким же успехом могли похоронить Совинком, спасая свои деньги. Они могли объективно оценить обстановку и подсказать выход из тупика, но я боялся признаться им в собственной несостоятельности — их реакция была непредсказуема.
Всё, что мне оставалось делать — это ждать удобного момента, чтобы одним махом слить охреневших пассажиров — Расторгуева со товарищи. Ждать пришлось недолго.
Глава 42,
