мама даже не заметит ее отсутствия!.. Ей же сейчас ни до чего.
– Ваша тетушка леди Роанна! – объявил тем временем уже знакомый голос.
– О моя милая бедная девочка! Слава милостивому Господу, ты жива! Мы уже боялись, что потеряли тебя! – послышался густой, словно старый мед, женский голос.
Маша застонала. Она оказалась права в своих последних предположениях!
Меж тем занавеска отодвинулась, и перед девушкой появилась еще нестарая женщина. На ее голове был странный белый платок, закрывающий щеки и пропущенный под подбородком, а сверху накинут еще один, вышитый продолговатыми жемчужинками и перехваченный витым обручем.
– Бедная пташка! – провозглосила незнакомка, хватая Машу и прижимая ее к себе так крепко, что девушке показалось, что у нее треснут ребра. – Ты заставила нас поволноваться! А господин аббат! Вот уж святая душа: ночей не спал подле твоей постели! Сегодня тебе было совсем плохо, мы уже уверовали, что Господь призовет твою душу, но, к счастью, все обошлось!
Маше подумалось, что ей приходится принимать участие в дурном спектакле. Может, она попала в лапы мошенников? Но чего они добиваются: хотят получить за нее выкуп? ставят сомнительный эксперимент?
– Простите, я вас не знаю, – проговорила она, отстраняясь.
На круглом лице самозваной тетушки возникло выражение недоумения, тут же сменившееся гримасой трагической скорби.
– Как же тебе плохо, бедная девочка! – воскликнула она голосом, от которого у Маши заложило уши. – Но не волнуйся, отдыхай. Я попрошу отца Давида отслужить за твое выздоровление службу, а как солнце пойдет к закату, явится и господин аббат. Святые угодники наделили его великим искусством врачевания, и в пускании крови ему нет равных.
Маша поежилась. Абсурд, пожалуй, дошел до своей верхней точки. Ей вовсе не хотелось, чтобы пускали кровь, без разницы кто – отец Давид, аббат или сама громкоголосая пухлая лжететушка.
«Надо срочно бежать от этих сумасшедших! – колотилась в голове одна-единственная мысль. – Куда угодно, только бежать».
Девушка испуганно огляделась. Единственный путь к спасению был отрезан. Приходилось прибегать к военной хитрости.
– Ну конечно, тетушка… Роанна… – кажется, так называла эту первая сумасшедшая. – Конечно, я вас узнала, – Маша отерла рукой лоб, на котором выступил холодный пот. – Только, простите, я что-то устала. Так голова кружится…
Ей почти не пришлось притворяться. Девушка действительно снова рухнула на подушки.
– Отдыхай, моя птичка, – с готовностью закивала самозваная тетушка. – А я пойду помолюсь за твое здоровье. Пусть святые угодники ниспошлют тебе окончательное исцеление!
Маша закрыла глаза, притворяясь спящей. Она слышала, как ее собеседница вышла за дверь. Затем раздался скрип и знакомый мерный стук: тук-тук-тук, тук-тук-тук. Этот стук был таким монотонно- усыпляющим, что Маша едва не заснула. К счастью, звук прервался и следом за ним послышался храп.
Девушка поднялась с кровати. Ноги едва держали ее, а под руками постоянно путались невероятным образом отросшие волосы. Как выяснилось, они были ужасно длинными – почти до колен.
Маша осторожно выглянула в щель между закрывающими кровать занавесками. Перед ней оказалась небольшая комната с белеными стенами, украшенными какими-то странными коврами. Мебели здесь почти не было – только деревянная лавка и два больших, окованных железом сундука.
На лавке, привалившись лбом к странному деревянному станку, сладко спала девушка с косицами. Из ее опущенной руки выпал деревянный поплавок, обмотанный толстыми нитками. Видимо, стук, который Маша слышала, производил именно он. Послушница, или кто она там, спала сном праведника и даже похрапывала.
«Интересно, она здесь затем, чтобы караулить меня?» – подумала Маша и на всякий случай выждала несколько минут, напряженно приглядываясь. Незнакомка спала или изображала сон так искусно, что уличить ее не было никакой возможности.
Маше было очень страшно. В груди комком стояла пустота. Вакуум, как говорили им на физике. Пришло время рискнуть.
Стараясь не дышать, девушка осторожно двинулась к выходу. От слабости ее качало, так что приходилось опираться о стену. Босые ноги холодил каменный пол – ковер лежал только в середине комнаты, ближе к кровати.
Девушка огляделась – ни обуви, ни одежды ее нигде не было. На Маше оказалась только длинная, до щиколоток, полотняная ночнушка, стянутая по бокам шнуровкой. Не лучшее облачение для бегства, но что поделать – каждая секунда дорога, и девушка решительно вышла из комнаты, к счастью, не запертой на скрипучую дверь, а лишь задернутой плотной грубой тканью, на которой были вытканы павлины и розы.
Сразу за порогом начинался узкий коридор. Если в комнате имелось хоть немного света благодаря узкому, похожему, скорее, на бойницу окну, то в коридоре царила темнота. Она была густой – хоть ножом режь – и словно бы упругой на ощупь. Маша почувствовала себя отрезанной от всего мира, угодившей в какое-то особое пространство, где нет ни красок, ни звуков. Все это напоминало ей тот странный сон. И точно: коридор оказался в точности таким, как и снился. Девушка протянула руку и коснулась каменной кладки стены, показавшейся ей обжигающе-ледяной.
«Пусть это будет сном! Ну пожалуйста, пусть это окажется всего лишь простым безобидным кошмаром! – взмолилась про себя Маша. – Сейчас я увижу свет, услышу странное пение и проснусь!» Она брела в темноте, спотыкаясь, кажется, целую вечность и едва не закричала, когда рука угодила во что-то противное и липкое – кажется, в паутину. Девушку замутило. Ей показалось, что она сейчас же упадет в обморок и ударится головой о холодные каменные плиты, лежащие под ногами. Дыхание с трудом срывалось с ее губ, а сердце колотилось уже где-то в горле.
«Все хорошо. Я справлюсь. Ничего страшного. Это всего лишь сон!» – пробормотала Маша, закрыв глаза и сжимая виски руками.
Она постояла некоторое время, пытаясь прийти в себя, нащупала под ночнушкой свой камень-амулет, и ей действительно стало легче. Тогда девушка осторожно разлепила ресницы. Все оставалось по-прежнему. «Постоянство – тоже в своем роде признак надежности», – пробормотала Маша. Она вздохнула и медленно двинулась дальше. Коридор изогнулся, а рука наткнулась на плотную материю, за которой была пустота.
Маша нащупала край занавеси и осторожно, боясь привлечь внимание людей, находящихся внутри, заглянула в помещение.
Перед ней оказалась комната. К счастью, совершенно безлюдная. В углу стояла большая кровать, занавешенная тяжелой бордовой тканью, очень ветхой, почти сплошь состоящей из прорех. Словно причудливое кружево, этот балдахин украшала паутина. У стены, под узким окном, примостилась скамья и большая деревянная рамка на высокой ножке. На рамке было натянуто незаконченное вышивание, все серое от пыли и местами истончившееся от времени. Казалось, неведомая мастерица только-только отвлеклась от работы, но за эту секунду в комнате промчались годы, подернув все предметы сединой пыли, отметив их глубокими морщинами-трещинами…
Эта пустая комната внушала Маше ужас. Ей вдруг показалось, что стоит войти туда, как запястья коснется чья-то бесплотная леденящая рука, а шелестящий голос шепнет на ухо: «Ты наша! Ты останешься здесь навсегда!»
Не помня себя от страха, девушка поспешно опустила занавеску и быстро зашагала дальше.
Куда же она попала?! Может, в самый страшный из своих снов? Ну вот, она уже чувствовала на себе чужой внимательный взгляд. Этого и следовало ожидать: чего боишься – то и случается.
«Только бы проснуться!» – прошептала она, до боли вонзая ногти в ладони. Хоть где! Хоть в больнице, хоть на кладбище!
Но проснуться не удалось.
И как раз в тот момент, когда ее душу захлестнуло отчаяние, девушка поняла, что тьма немного рассеивается и там, впереди, становится светлей.
«Вот и конец сна!» – обрадовалась она и побежала, не обращая внимания на царящую вокруг тишину:
