жалела, что не обрезала покороче свою гриву. Но ведь Джеймс так часто любовался ее длинными локонами, так любил целовать ее сквозь шелковую пелену волос…
На глаза ее навернулись слезы. Что случилось с ними, что произошло с их любовью?
Джеймс вернулся в пятом часу. У Вин отлегло от сердца, когда он, заметив порядок в доме и ее блестящие волосы, подошел, обнял, шутливо потеребил за мочку уха. И тут от него повеяло крепкими духами – она сразу учуяла их обострившимся от беременности обонянием. Сомнений не было: духи Тары!
Вин резко оттолкнула его, лицо исказилось гневом, она выкрикнула:
– Не дотрагивайся до меня! Уйди!
Через месяц после этого наступили роды, и появился Чарли. В то время Джеймс, надо полагать, развлекался с Тарой.
На Чарли он удосужился посмотреть, когда тому было уже два дня. Вин помнила, как он с насупленным видом оглядел младенца, даже не попытался взять его на руки, а как только она принялась кормить сына, отвернулся.
Она ждала от него тепла, внимания, любви, наконец. Неужели так трудно полюбить собственного ребенка?
Вин хотела, чтобы колыбелька Чарли стояла в их комнате, рядом с их кроватью, но Джеймс потребовал, чтобы ребенок находился в детской. Когда у малыша разболелся желудок, она яростно обрушилась на Джеймса, словно именно он был виноват в обычном детском недомогании.
Она знала, что вспышка ее несправедлива; но брать слова обратно было поздно, да и что толку? Муж ее разлюбил. В этом она уверилась шесть месяцев спустя – Джеймс однажды не явился ночевать домой.
Утром раздался телефонный звонок. Вин немедленно узнала елейный голос Тары.
– Если вы беспокоитесь о Джеймсе, то не стоит, – протяжно проговорила она. – Эту ночь он провел у меня… – И, сделав многозначительную паузу, добавила: – Вам ясно, что я имею в виду, не так ли, Вин?
Не сказав ни слова, Вин положила трубку. Тело ее вдруг обмякло, голова разболелась, сердце щемило от обиды и гнева. Она положила Чарли в прогулочную коляску и вышла из дому. Так и гуляла с залитым слезами лицом. Как только Джеймс вернулся домой, она потребовала развода.
Он пытался что-то объяснить, но она решительно пресекла его: станет она слушать байки о его интрижках! Гордость бушевала в ней, гордость, вытеснившая даже боль.
Тара недвусмысленно дала понять, в каких она отношениях находится с ее супругом. Выход из такой ситуации только один – развод.
Странно, но ее семья выступила против такого решения, упрекнув ее, что она не думает о ребенке. Вин, однако, была непреклонна, требуя, чтобы Джеймс покинул дом немедленно.
Звук пролетающего в небе самолета прервал ее воспоминания. Она нахмурилась и беспокойно заерзала на сиденье: не заплутаться бы ей в дебрях прошлого! Обычно, когда возвращались воспоминания о ее недолгом замужестве, Вин решительно отгоняла их прочь, и вот теперь, когда они явились освобожденными от обиды и боли, она начинала осознавать, какой же была неопытной, эгоистичной и, пожалуй, даже испорченной.
Глядя на себя прежнюю с дистанции прожитых лет, она хмурилась все сильнее.
Да, ее семья оказалась права: слишком молода она была и для замужества, и для материнства. Теперь, к примеру, разве стала бы она требовать у загруженного работой Джеймса отчета за малейшее опоздание, разве стала бы так упрямо настаивать на своих детских капризах? Нет, конечно. И уж ни в коем случае не встречала бы усталого мужа такой замарашкой и в таком неприбранном доме.
Да, пожалуй, с Джеймсом она обошлась слишком круто: взять и вытолкать из дома отца своего ребенка, даже не выслушав его оправданий!
Вин опять беспокойно пошевелилась. Да, теперь она поступила бы иначе, сумела бы обойти возникшие между ними рифы.
Джеймс не был готов к отцовству – и прямо ей заявлял об этом. Она уже тогда заподозрила, что он женился на ней ради постели, а влюбленность его была если не притворством, то иллюзией. Но каковы бы ни были настоящие причины их брака, прошлого не воротишь, и во многом виновата она сама: нельзя строить отношения с мужчиной на такой зыбкой основе.
Какой же она была наивной, восторженной, навязчивой… Но это тоже в прошлом, теперь она поумнела. Материнство изменило ее, заставило считаться с другими и понимать их.
Домашние всегда относились к ней как к маленькой, братья возились с ней, как с любимой собачкой, а она этому не противилась. Теперь она от их опеки избавилась. Вин даже улыбнулась, припомнив, в какое они пришли изумление, когда она объявила, что идет на работу. Зато теперь она добилась от них настоящего уважения, братья наконец увидели в ней человека, а не игрушку. Нет, больше она не повторит ошибок, понаделанных в прошлом… Не повторит… Сердце заколотилось как шальное. Вин до сих пор не осмелилась сказать Чарли, что Том сделал ей предложение, – она еще для самой себя не решила, соглашаться на него или нет.
Том ей нравился; нравилось, как он уверенно продвигался в жизни, правда, иногда без оглядки на окружающих, и излишней сентиментальностью он явно не страдал, зато она не сомневалась в одном – он любит ее.
А она его?
Вин пристально посмотрела на след, оставленный самолетом. Три месяца назад, когда Чарли уехал на каникулы вместе со сверстниками, они с Томом стали любовниками. После Джеймса она мужчин не заводила. Боялась обжечься еще раз, а может, просто стала осмотрительнее и, отбросив прочь розовые очки, училась согласовывать ожидания с нажитым опытом.
В любви Том вел себя столь же обдуманно, как и в делах. Он был внимателен и учтив, конечно, фейерверков от него ждать не приходилось, но Вин это вполне устраивало: пылких страстей она уже натерпелась с Джеймсом.
Они, конечно, впечатлениями не делились, но она почувствовала, что Том разочарован, и, честно говоря, она тоже не жаждала продолжения, потому с тайным облегчением воспринимала антипатию Чарли: неприязнь сына к Тому служила вполне сносным поводом для уклонения от любовных встреч.
В их отношениях с Томом секс не главное, полагала Вин, не мешает им сперва узнать друг друга получше.
Для этого, конечно, полагалось бы встречаться почаще. Но когда и где? Вин уже не в том возрасте, чтобы заниматься любовью в машине по дороге домой.
У нее слегка дернулось веко – она вспомнила вдруг, как это однажды произошло у них с Джеймсом. Они ехали домой со званого обеда, и она ненароком коснулась его бедра. Джеймс сразу напрягся, а она смотрела на него широко раскрыв глаза.
Сердце забилось часто-часто, когда он резко затормозил машину и повернулся к ней.
Похоже, она перешла Рубикон, оставив позади период необузданной сексуальности, подумала Вин, включая зажигание. Но если она согласится выйти за Тома, не подтолкнет ли это Чарли к отцу? Ах, если бы Том был хоть немного помягче с мальчиком, ему явно не хватает такта. И Чарли тоже хорош! То и дело грубит ему и при любой оказии поминает в разговорах имя Джеймса.
Веко вновь дернулось, когда она вспомнила, с каким раздражением Том однажды заметил:
– Слава Богу, что твой бывший супруг в Австралии. Если он такой распрекрасный, как об этом талдычит Чарли, то непонятно, почему бы вам не сойтись снова?
– Мальчик почти не знает его, вот и думает, что он распрекрасный, – примирительно сказала Вин, защищая сына.
А когда она попыталась урезонить Чарли, заметив, что не следует так часто упоминать Джеймса при Томе, тот недоуменно спросил:
– Почему это? Он же мой отец.
Чарли подрастал и начинал обращаться с ней так же покровительственно, как некогда братья.
Уроки прошлого не пропали для нее даром, при всей своей любви к сыну Вин не собиралась отказываться от своего права на личную жизнь и на друзей, даже если они ему не по вкусу. Эту истину Чарли следует усвоить ради его же блага и ради блага той женщины, которая когда-то войдет в его
