провертелся в постели без сна до половины третьего.
Юлин расчет оказался верным: премьера спектакля «Выходили бабки замуж», где роли четырех старух, доживающих жизнь в сельском доме престарелых, блистательно сыграли Галина Долинина, Антонина Дружинина, Марианна Королева и Светлана Тарасова, имел потрясающий успех у зрителей. Пронзительные истории четырех пожилых женщин, проживших трудную жизнь и обреченных на безрадостную старость – и вдруг обретающих надежду на счастье в лице старика Абдуллы, готового жениться сразу на всех четырех (Коран позволяет), задевали за живое и не оставляли равнодушными. Недаром у нас говорят «от тюрьмы да от сумы»… От интерната для брошенных стариков, совмещающего в наших условиях эти два понятия, тоже зарекаться не следует.
На волне успеха (а еще больше – от работы и возвращения к привычной жизни) Антонина Ивановна Дружинина ожила, перестала все время думать об уходе вслед за любимым Васенькой и даже стала строить планы на будущее. Чтобы не оставаться одной, жила она пока у Светланы, которая, тоже овдовев много лет назад и вырастив детей, осталась одна в большой квартире, а к одиночеству так окончательно и не привыкла. С утра они вместе шли в театр, а вечерами вели долгие разговоры за чашкой чая, а то и чего покрепче.
– Я, Светочка, так думаю, что Васенька на меня не рассердится. Он меня подождет. Раз уж тут такие дела. Он же сам актер, понимает, – рассуждала Антонина Ивановна. – Вот сезон юбилейный отработаю, памятник Васечке хороший поставлю, а там видно будет.
Тарасова кивала, соглашаясь. Она и сама в свое время, похоронив мужа, так думала: вот только сезон до конца доработаю, а там уж… И хотя ее муж не имел к театру никакого отношения, а работал инженером на хлебозаводе, он тоже ее понимал. И Светлане казалось: уйдя туда, откуда не ведут диалоги с оставшимися здесь, он тоже разговаривал с нею и соглашался: да, тебе надо доиграть, надо работать, надо жить…
На фестивале в Ярославле Юля получила две премии за спектакль «Но Твоя да будет воля…» – как актриса и как режиссер. Но больше всего ее порадовало то, что два театра, из Челябинска и из Иркутска, попросили у нее разрешения поставить ее спектакль у себя. Юля была так счастлива, что даже отказалась от авторского вознаграждения – грех брать деньги у своих, которые точно так же едва сводят концы с концами.
Таня Родионова писала из Москвы, что Юлин вариант инсценировки «Алых парусов» очень заинтересовал худрука ее театра, и если все получится, то, возможно, Юлю пригласят в Москву ставить спектакль.
Про «Ревизора» и «Каштанку» написали благожелательные рецензии два столичных театральных журнала. Очевидно, впечатлившись таким взлетом Надеждинского театра, еще год назад дышавшего на ладан, областные власти пообещали весной выделить театру грант на два года – и это тоже была отличная новость, потому что грант позволил бы передохнуть от текучки и зарабатывания денег поездками по окрестным селам и без помех заняться только творчеством.
В этой бочке меда была только одна ложечка дегтя, о которой никто, кроме Юли, и не знал, потому что вкуса успеха она не портила, – не получалась пьеса. Не шла, и все тут! Был сюжет (в новогоднюю ночь в квартире одинокой женщины собираются несколько потенциальных женихов, прочитавших объявление о знакомстве, – эта история и в самом деле приключилась с Юлиной знакомой, сотрудницей налоговой полиции). Придумались отличные герои: милая и незаслуженно одинокая героиня, пожилой Профессор – убежденный сторонник матриархата, жуликоватый предприниматель Шустрый, положительный и надежный участковый, старушка-соседка Евстолия Васильевна, отнюдь не потерявшая надежду на обретение женского счастья, и стервозная подруга Маргарита, которая и заварила из ревности всю эту кашу.
А не шло. Не писалось. Тяжело выходило, не смешно, натужно, скучно. И каждый раз Юля думала, что вот если бы Павел… Если бы он был рядом, как в тот, первый раз, если бы они могли разговаривать и спорить, а он бы подсказывал всякие смешные повороты и реплики… Она постоянно думала о Мордвинове и отчего-то была уверена, что и он тоже думает о ней. Странные у них отношения. Наверное, это она сама во всем виновата. Она скучает без него. А как только он приходит, она немедленно затевает ссору. Господи, и когда она станет умнее или хотя бы женственнее? А то так и состарится в должности госпожи режиссера, за все и за всех отвечающего. Даже женского рода нет у этого существительного, которое поставило крест на ее личной жизни. Умей нести своей крест и веруй… Да, хорошо бы поставить «Чайку», уходили Юлины мысли в другом направлении. Но «Чайка» в Надеждинске не приживется, климат для нее неподходящий.
Юля страдала, но не знала, как наладить отношения. А главное – зачем, учитывая их полную бесперспективность? И поэтому когда Тарасова, изучив предоставленный Павлом отчет по результатам опроса зрителей, нашла там совершенно реальные и интересные предложения – организовать транспорт после вечернего спектакля, продавать билеты через уполномоченных и еще многое – и попросила Юлю выйти на Мордвинова и поблагодарить его, категорически отказалась. Потом Светлана Николаевна не без удивления передала ей состоявшийся с Мордвиновым разговор: директор был вежлив и отстранен, неожиданно сухо сообщил, что финансово помочь в реализации предложений готов, но больше просит его лично по делам театра не беспокоить, для этого есть заместитель по социальной сфере. Все вопросы к нему, он будет в курсе.
– Юля, сознайся, я никому не скажу, ты меня знаешь: что ты ему сделала, а? – насела на нее Тарасова. – Мужик за тобой ходил как привязанный, из театра было не выгнать, лез во все дыры, и вдруг – на тебе, его это не интересует. Летом еще интересовало, хотя ты его послала практически на закрытии сезона. Он тебя, вертихвостку, простил, опрос для нас заказал, исследование оплатил. На меня в СТД вытаращив глаза смотрели, когда я им эти бумаги показывала, потому что другие, академические, о таком только мечтать могут, очень уж дело затратное. А у нас есть. Это ведь ты ему что-то наговорила! Сознавайся, имей совесть! Ну?!
– Я за него замуж отказалась выйти, – вздохнув, сообщила Юля. – А еще он нам хотел со спектаклем про Полетику гастроли устроить в Ницце, но я тоже отказалась.
Тарасова с минуту молчала, осмысливая услышанное. Потом, покрутив пальцем у виска, молча развернулась и пошла к двери.
– Светлана Николаевна! Он за это в спектакле играть хотел! – жалобно крикнула ей в спину Юля. – Я же не могла позволить…
Но Тарасова так и ушла, не обернувшись. И больше, надо отдать ей должное, к этому вопросу они не возвращались. Да и о чем было говорить? Если бы Юле кто-то рассказал что-то подобное, она бы, наверное, тоже пальцем у виска покрутила.
Впрочем, нельзя сказать, чтобы Юля так уж беспрерывно страдала. Слишком много было работы, всяких дел, новостей, событий. Самое важное – после новогодних праздников в труппу должны были вернуться еще два актера, уехавшие вместе в Удальцовым: они, как и Макс, не сумели прижиться в новом коллективе, хотя продержались дольше, и это открывало перед Юлей огромные, невероятные возможности! После «Сказки о потерянном времени» ударными темпами готовили юбилейный спектакль к дню рождения театра и всяческие торжественные мероприятия.
В городе ходили какие-то слухи о проблемах на заводе, мать и дочь Королевы, всегда знавшие все новости «из верхов», только многозначительно улыбались. Но Юле было не до этого. Пора было готовить елки. Кроме того, они с Тарасовой были заняты подбором очередного режиссера, который поставил бы спектакль в феврале, потому что саму Юлю таки пригласили в Москву, в «Театрон», чтобы там поставить «Алые паруса». Если получится, мечтала Юля, она и Серегу туда притащит: будет играть хоть какого-нибудь матроса без слов, зато они смогут повидаться и побыть вместе.
Когда двадцать девятого декабря раздался звонок и на экране ее мобильного высветилось «Павел», она с лету не сразу и сообразила, кто, зачем и с какой стати этот звонок из прошлой жизни. А потом сердце опять подпрыгнуло, как тогда, возле ее дома, когда Павел вышел из машины ей навстречу. И «алло» от волнения вышло каким-то сиплым, будто она была простужена.
– Юля, если ты не занята, я очень прошу тебя приехать ко мне, в Петербург. Если занята, я все равно очень прошу тебя приехать, – Павел говорил взволнованно и торопливо.
– Ты с ума сошел? – удивилась Юля, она ожидала чего угодно – дежурного поздравления с наступающим, например, или вопроса «как дела», но не такого странного предложения, больше похожего
