Рацлав безмолвно устремился выполнять повеление Добрыни.
Рогволод и Неклан обеспокоенно переглянулись.
– Негожее дело ты задумал, боярин, – мрачно проговорил старый князь. – Ты и так унизил меня и детей моих, так не втаптывай же нас в грязь.
– Сынок твой младший постоянно гавкает на меня, забывая, что пребывает в полной моей власти, – произнес Добрыня, глядя Рогволоду в глаза. – Вы все находитесь в моей власти, старик. Однако твой старший сын зубами на меня скрипит, а дочь твоя ни разу мне не поклонилась.
– Кто ты такой, чтобы Рогнеда тебе кланялась, негодяй! – яростно выкрикнул Неклан в лицо Добрыне. – Ты по рождению – смерд, а по делам своим – тать. По тебе веревка плачет! Погоди, мерзавец, Ярополк Святославич скоро доберется до тебя!
Двадцатилетний Неклан не испытывал недостатка в мужестве. Его неимоверно злило то, что Добрыня и его люди разместились в тереме князя Рогволода, как у себя дома. При этом сам Рогволод и его семья были вынуждены ютиться в одном помещении со своими слугами. Так распорядился Добрыня, который намеренно держал Рогволода и его домочадцев в столь стесненных условиях.
Вскоре двое гридней приволокли упирающуюся Рогнеду, одетую в длинное лиловое платье из дорогой византийской ткани, называвшейся аксамитом.
– А вот и наша красавица! – промолвил Добрыня с широкой улыбкой, хотя в глазах у него плясали недобрые огоньки. – Ох, и повезло же князю Ярополку, какую распрекрасную невесту ему сосватали! Просто загляденье! Присаживайся, княжна, не тушуйся. Мы тут с твоим отцом и братом беседу ведем о том да о сем.
Добрыня плавным жестом указал Рогнеде на скамью у бревенчатой стены, прорезанной несколькими узкими окнами, забранными ромбовидными ячейками из зеленого и желтого стекла.
Рогнеда отшатнулась от стражников, когда те отпустили ее. Она села на скамью, с тревогой поглядывая то на Добрыню, то на привязанных к стульям отца и брата.
Добрыня смотрелся молодцевато в длинной белой однорядке с красным оплечьем и красных сапогах. Он обращался к Рогнеде с приветливой миной на лице, но в этой его любезности чувствовался оттенок скрытой неприязни. Это сразу насторожило Рогнеду.
Наконец, в светлице появились княжич Владимир и чашник Рацлав.
– Заходи, племяш. Заходи смелее! – Добрыня шагнул навстречу Владимиру, обняв его за плечи. – Ты чего такой румяный, спал, что ли?
Владимир пропустил мимо ушей вопрос дяди, с недоумением взирая на князя Рогволода и его сына Неклана, привязанных к стульям. Он и впрямь был спросонья, ибо Рацлав довольно бесцеремонно поднял его с постели. Утро было уже в разгаре, однако Владимир, увлекающийся по ночам любовными утехами с рабынями, привык спать подолгу.
– Гляди, дружок! – Добрыня повернул племянника лицом к скамье, на которой сидела дочь князя Рогволода. – Это Рогнеда. Нравится?
Владимиру уже довелось мельком видеть Рогнеду в стенах этого древнего терема за те два дня, что он здесь провел. Даже глядя на Рогнеду издали, Владимир был невольно восхищен ее красотой и статью. Теперь же Рогнеда находилась в нескольких шагах от Владимира. Она взирала на него с настороженным любопытством, оглядывая его с головы до ног. Владимир слегка смутился, поскольку, одеваясь в спешке, он несколько небрежно затянул на себе пояс и кое-как заправил за голенища сапог свои синие атласные порты. Эта надменная княжна может подумать, что он неряха.
Рогнеда восседала на скамье очень прямо, горделиво приподняв подбородок. У нее были округлые плечи, пышная грудь, тонкая талия и широкие бедра. Длинные складки неприталенного платья лишь подчеркивали все линии и изгибы ее совершенной фигуры. Волосы Рогнеды цвета выгоревшей на солнце пшеницы были заплетены в две толстые длинные косы, концы которых свешивались ниже ее талии. Лицо Рогнеды имело форму чуть вытянутого овала, у нее был высокий лоб, прямой изящный нос с чуть вздернутым кончиком, мягко закругленный подбородок. Красиво очерченные уста Рогнеды были цвета спелой малины, а ее большие глаза сияли глубокой небесной синевой. Это были необычайно красивые и очень смелые очи!
Не выдержав прямого взора Рогнеды, Владимир отвел глаза, делая вид, что разглядывает украшенный затейливой резьбой дубовый столб, подпиравший балку потолочного перекрытия. Владимир заметил, что Рогнеда года на два его старше, поэтому в ее взгляде сквозило некое превосходство, какое обычно выказывают подростки при общении с детьми более младшего возраста.
– Что скажешь, племяш, люба ли тебе Рогнеда? – Добрыня ободряюще похлопал Владимира по плечу. – Видишь, девица в самом соку. Коль у тебя есть желание, то можешь прямо здесь и сейчас овладеть ею. Ну же, дружок, смелее!
Владимир изумленно воззрился на Добрыню, не веря своим ушам.
– Что ты такое молвишь, дядя?! – растерянно пробормотал он. – Не могу я такое свершить с Рогнедой при ее отце и брате. Это же дикость!
– Эх ты, мямля! – С лица Добрыни слетели остатки благодушия, его глаза сверкнули ледяным блеском. – Хочешь знать, племяш, какого мнения о тебе Рогнеда и ее отец? Я ведь в конце зимы засылал сватов к Рогволоду, хотел обручить тебя с его дочерью.
Владимир невольно вздрогнул, услышав это из уст дяди.
– Рогволод сразу заявил моим сватам, что я лезу со свиным рылом да в калашный ряд! – с недоброй язвительностью в голосе продолжил Добрыня. – Рогнеда же, племяш, назвала тебя робочичем. Она сказала, что скорее умрет, чем согласится разуть сына холопки. Презирают тебя, племяш, князь Рогволод и его дочь. Они, видать, забыли, от какого отца ты рожден, зато отлично помнят, кем была твоя мать. Неужели ты стерпишь такое, дружок?
Добрыня слегка встряхнул племянника за рукав рубахи.
– Зачем мне еще одна жена, дядюшка, ведь я уже женат на Алове, – сказал Владимир. От сильного волнения румянец на его щеках сменился бледностью. – Рогнеда вольна сама выбирать себе суженого, ведь она княжеская дочь.
– Вот Рогнеда и выбрала себе в мужья Ярополка, твоего брата, – зло чеканя слова, промолвил Добрыня, нависая над племянником, как коршун над цыпленком. – Неужели, племяш, в тебе совсем нету гордости, а? Неужели ты хочешь, чтобы Рогнеда досталась Ярополку? Этот злыдень убил твоего брата Олега. Ярополк ныне и на тебя меч точит. Ты же князь, племяш, так поступай по-княжески!
– Чего ты хочешь от меня, дядя? – почти с возмущением воскликнул Владимир, чувствуя на своих плечах железную хватку пальцев Добрыни.
– Я хочу, чтобы ты показал князю Рогволоду, что он побежденный, а ты – победитель, – молвил Добрыня, вцепившись в племянника так, что на том трещала льняная рубаха. – Я хочу, чтобы ты унизил Ярополка, отняв у него невесту. Ну же, дружок, сорви одежду с гордячки Рогнеды, надругайся над нею прямо на глазах у ее отца и брата.
– Нет, я не могу так поступить! – испуганно лепетал Владимир, втянув голову в плечи. – Не могу! Не стану я этого делать! Отпусти меня, дядя.
– Эх ты, тряпка! – Добрыня резко оттолкнул от себя племянника. – Ну какой ты князь, коль нету в тебе жестокости! Иди, милуйся со своими рабынями, сосунок. Ты токмо на это и годишься!
Бледный и потрясенный всем случившимся Владимир выбежал из светлицы, запнувшись за порог и хлопнув дверью.
Гридни и чашник Рацлав застыли в сторонке, опустив очи и не смея взглянуть на Добрыню, который не находил себе места от переполняющего его бешенства. «Сосунок!.. Сопляк, твою мать! – рычал сквозь зубы Добрыня. – И ради этого ничтожества я затеял такое опасное дело! Хочу добыть стол киевский этому… этому жалкому рохле!»
Рогволод и Неклан молча переглядывались между собой, облегченно переводя дух. Рогнеда, холодная и невозмутимая, взирала на Добрыню с откровенной неприязнью. Она ожидала от этого человека чего угодно, но только не такой чудовищной дикости!
Метания Добрыни по светлице были недолгими. Злоба, клокотавшая в нем, не давала ему покоя. Длинно выругавшись, Добрыня ринулся к двери, подчиняясь какому-то внезапному решению, вспыхнувшему у него в мозгу.
