своего правления был восемь раз, а цензором – один. Он был первым из принцепсов, кто снял охрану у дверей своего дворца, а обыскивать приветствующих его по утрам он перестал еще во время междоусобной войны.
Находясь у власти, вставал он всегда рано, еще до света, и прочитывал письма и доклады от всех чиновников; затем впускал друзей и принимал приветствия, а сам в это время одевался и обувался. Покончив с текущими делами, он совершал прогулку или отдыхал с какой-нибудь из наложниц: после смерти Цениды у него их было много. Из спальни он шел в баню, а потом к столу; в это время, говорят, был он всего мягче и добрее, и домашние старались этим пользоваться, если имели какие-нибудь просьбы. К своим подчиненным он был неизменно требователен. Однако эта требовательность смягчалась чувством юмора, которым император обладал в высшей степени». Светоний пишет, что Веспасиан «… был большой насмешник, но слишком склонный к шутовству и пошлости, доходившей даже до непристойности. Тем не менее некоторые его шутки были очень остроумны. Говорят, одна женщина клялась, что умирает от любви к нему, и добилась его внимания: он провел с ней ночь и подарил ей 400 тысяч сестерциев, а на вопрос управителя, по какой статье занести эти деньги, сказал: 'За чрезвычайную любовь к Веспасиану'».
Вольности друзей, колкости стряпчих, строптивость философов мало его беспокоили. Обиды и вражды он никогда не помнил и не мстил за них. Никогда подозрение или страх не толкали его на расправу. Ни разу не оказалось, что казнен невинный – разве что в его отсутствие, без его ведома или даже против его воли. Никакая смерть его не радовала, и даже над заслуженной казнью случалось ему сетовать и плакать. Единственное, в чем его упрекали справедливо, это сребролюбие». Умер он летом 79 года так же просто и спокойно, как жил. В девятое консульство Веспасиан, находясь в Кампании, почувствовал легкие приступы лихорадки. Он отправился в реатинские поместья, где обычно проводил лето. Здесь недомогания усилились. Тем не менее, император продолжал, как всегда, заниматься государственными делами и, лежа в постели, даже принимал послов. Когда ему стал отказывать желудок, Веспасиан почувствовал приближение смерти и как обычно пошутил: «Увы, кажется, я становлюсь богом». Он попытался встать, говоря, что император должен умереть стоя, и скончался на руках окружающих.
После смерти первого Флавия императором стал его старший сын – Тит Флавий Веспасиан, однако его правление продолжалось всего два года (79–81 годы). Он умер после болезни, и на императорский престол взошел младший сын Веспасиана – Тит Флавий Домициан (римский император в 81–96 годы. Родился 24 октября 51 года. Умер 18 сентября 96 года).
Веспасиан не любил своего младшего сына и держал его вдали от серьезных государственных дел. Причиной этого, по-видимому, являлись огромное честолюбие Домициана и его властный характер, проявившиеся уже в момент падения Вителлия. Как говорит Светоний, который, как, кстати, и другие римские историки, вообще не испытывал симпатии к Домициану: «Детство и раннюю молодость Домициан провел в нищете и пороке: в доме их не было ни одного серебряного сосуда, а бывший претор Клодий Поллион хранил и изредка показывал собственноручную записку Домициана, где тот обещал провести с ним ночь. Некоторые утверждали, что его любовником был и Нерва, будущий его преемник». Но к таким заявлениям Светония, как уже говорилось выше, нужно относиться очень осторожно, так как он являлся сторонником сената, роль которого Домициан, как и его предшественники из рода Юлиев-Клавдиев (Тиберий, Калигула или Нерон), всячески принижал.
У Тацита Домициан также предстает неким аморальным тираном, что вообще характерно для всех представителей сенатской историографии.
«Незадолго до падения Вителлия в декабре 69 года Домициан вместе со своим дядей Сабином и отрядом верных ему войск укрылся на Капитолии. Когда вителлианцы ворвались на холм, он спрятался у сторожа храма. Вскоре один из вольноотпущенников сумел ловко вывести его оттуда: закутавшись в полотняный плащ, Домициан смешался с толпой жрецов и, никем не узнанный, добрался до Велабра, где его приютил клиент отца Корнелий Прим. Только после победы он вышел к людям и был провозглашен цезарем. Он принял должность городского претора с консульской властью и поселился во дворце, однако не спешил взять на себя заботы, сопряженные с этим званием, и походил на сына принцепса лишь своими постыдными и развратными похождениями».
Если верить тому же Светонию, то Домициан отличался любвеобилием. У многих он отбивал жен, а в 70 году женился на Домиции Лепиде, хоть та и была уже замужем. В 83 году он развелся со своей женой Домицией, изобличив ее в любовной связи с актером Парисом, но потом вновь взял ее к себе, а Париса казнил. «Вообще, он отличался безмерным сладострастием. Говорили, будто он сам выщипывает волосы у своих наложниц и возится с самыми непотребными проститутками. Свою племянницу Юлию, дочь Тита, он обольстил еще при его жизни и потом любил ее пылко и не таясь, и даже стал виновником ее смерти, заставив вытравить плод, который она от него понесла».
На должности городского претора он за один день раздал 20 должностей, так что Веспасиан, как всегда в своей шутливой манере, даже говаривал, что удивительно, как это сын и ему не подыскал преемника.
Но справедливости ради нужно отметить, что те негативные стороны его характера, которые так расписывают Светоний и Транквилл, могли сложиться и из-за того, что во время правления своего отца Домициан не получал полагающейся ему как младшему цезарю доли почтения и уважения. Об этом, кстати, говорит и Светоний: «За все это он получил выговор и совет: получше помнить о своем возрасте и положении. Когда в Рим вернулись Веспасиан и Тит, Домициан притворился человеком скромным и необыкновенно полюбил поэзию, которой до того совсем не занимался, а после с презрением забросил».
Такую же второстепенную роль Домициан играл и при своем брате. Это развило в нем скрытность, недоверчивость и подозрительность. Он завидовал брату и ненавидел его. Когда Тит умер, Домициан, хотя и не был облечен никакими особыми полномочиями, фактически стал единственным кандидатом на престол. Преторианцы провозгласили его императором, а сенат вотировал обычные титулы принцепса. «После смерти отца в 79 году, – говорит Светоний, – он долго колебался, не подкупить ли ему войско, и все время правления брата строил против него козни явно и тайно. Во время тяжелой болезни Тита в 81 году он велел всем покинуть его, а когда тот умер, не оказал ему никаких почестей, кроме обожествления, и часто задевал его в своих речах и эдиктах».
В первое время своего правления Домициан, по словам того же Светония, каждый день запирался один на несколько часов, как бы для дел, но занимался тем, что «ловил мух и протыкал их острым грифелем. Но все же правление его не было лишено некоторого блеска, особенно в первые годы. Он устраивал многочисленные и разнообразные зрелища, раздавал деньги и устраивал пиры для народа. Множество великолепных построек он восстановил после пожара 80 года, в том числе и Капитолий, сгоревший во второй раз. Другие памятники были выстроены им и по собственному почину».
В начале правления всякое кровопролитие было ему ненавистно. В нем не было никаких признаков алчности или скупости – напротив, ему не раз приходилось проявлять бескорыстие и даже великодушие. Однако этому милосердию и бескорыстию он оставался верен недолго. При этом жестокость он обнаружил раньше, чем алчность. В 84 году он обрушил первые репрессии против сенаторов и многих отправил на смерть, в том числе нескольких консуляров. Некоторые были казнены по обвинению в подготовке мятежа, а другие по самым пустяковым предлогам. С годами его свирепость и коварство все возрастали. Истощив казну издержками на постройки, зрелища, повышенное жалованье солдатам, он бросился обогащаться любыми средствами, захватывал состояния и с большой суровостью взыскивал налоги, особенно подать с иудеев. Властолюбие его также увеличивалось год от года: с 85 года он принял пожизненное цензорство, с 86-го ввел обращение «господин и бог» и повелел так называть его в письменных и устных обращениях; консулом же за свою жизнь он был семнадцать раз, что стало рекордом. Причиной этого был не столько личный характер Домициана, как считает Светоний, сколько естественная эволюция военной монархии, нашедшей себе более прочную базу. Пользуясь цензорской властью, он продолжал политику Веспасиана в смысле обновления сенаторского и всаднического сословий, но при этом смотрел на аристократов как на простое орудие в своих руках, свысока третируя сенаторов и высших чиновников.
Но если другие владыки Рима решались лишь на то, чтобы подвергать испытанию преданность сенаторов, своих приближенных, армию или долготерпение народа, то Домициан бросил вызов куда более страшный. Он вздумал испытать, может ли его власть оказаться сильнее воли богов и одолеть веление судьбы.
