– Тогда для меня это не имело значения... Теперь, я думаю, тоже. По правде говоря, я направлялась на запад, но, очутившись на перепутье, свернула направо, так как в левой стороне было очень интенсивное движение. А право означало север. Была середина июля, стояла невыносимая жара, поэтому я все время держала курс на север. Сначала Сиэтл, Британская Колумбия, потом северные штаты Миннесота, Нью-Йорк, Мэн, доехала до Бар-Харбора, затем повернула на юг, так как наступали холода. К ноябрю уже была где-то около Джорджии. Ту зиму я провела на юге, отдохнув от снега, затем, когда потеплело, снова направилась на север. Все происходило словно по замкнутому кругу.
– Такое впечатление, что ты рассказываешь о стаде, которое перегоняют с места на место.
– Да, похоже, – засмеялась Сара.
– Но стадо перемещается в поисках пищи, травы. Ну а ты? Зачем ты переезжаешь с места на место? – Он внимательно смотрел на нее, а она в свою очередь не сводила глаз с дороги, вслушиваясь в скрип колес.
– Это неважно. Я не преследую никакой цели. – Ее голос звучал уверенно. Он догадывался, что она уже задавала себе этот вопрос раньше. – Пока мне не придется заполнять список очередных неотложных дел, пока я жива, я счастлива. Никакого распорядка дня, необходимости выполнять что-то, никакой ответственности, никого, кто бы зависел от меня.
– А как насчет дочери? Как может разместиться семья в этом фургончике, предназначенном для одного человека?
– Лаура? – вздохнула она. – Лаура уже взрослая женщина. У нее есть хорошая работа, собственная квартира. Ну а мою жизнь она воспринимает как личное оскорбление.
– Она тебя не одобряет?
– Мягко сказано. Она считает меня чокнутой, у которой кризис среднего возраста. А я всегда взрываюсь, когда она начинает ко мне придираться. По ее мнению, мое место – около плиты.
– Понятно, – уклончиво произнес Мак. Чувствовалось, что он устал.
– Что ты хочешь этим сказать? – Она прищурилась от яркого солнечного света. – Ты тоже считаешь меня чокнутой?
– Я не говорил этого, – увильнул он, – но ты должна понять, что это не твой стиль жизни.
– Неужели тебе не хотелось послать все это к черту, – произнесла она, обведя рукой окрестности Вайоминга, – неужели не хотелось просто отправиться в тропики?
Хотелось ли ему когда-нибудь бросить все это? Мак призадумался над ее словами. Было время, когда его оставила жена и он безмолвно сидел за ужином, глядя на своих мальчишек, еле сдерживающих слезы и пугающихся каждого звука; когда готовил жаркое в кастрюле, покрытой копотью, а в раковине лежала груда грязной посуды. Неужели он мог все это бросить?
– Я живу тут всю свою жизнь, – пожал он плечами. – Мой отец и дедушка здесь родились. Мой прадедушка приобрел землю. – Он покачал головой. – Я не могу себе представить, что сумею жить где- нибудь еще, и не хочу этого.
Сара, помолчав, сказала:
– Ты счастливчик.
– Да, я счастлив.
Мак был уверен в этом. Возможно, он и привязан к земле, но эти узы, казалось, были желанными, и он убеждался в этом каждый раз, когда работал на земле, когда выжигал родовое клеймо на ревущих животных в стадах, когда делал прорубь во льду. Каждый раз, когда надевал ботинки, натягивал перчатки, шляпу или со стуком захлопывал сетчатую дверь, которую захлопывали четыре поколения Уолласов, он чувствовал, что еще сильнее позволял связывать себя этими узами.
– Я не хочу сказать, что сельским хозяйством должны заниматься все, – быстро добавил он. – Моя бывшая жена тоже не любила это. Работа здесь тяжелая, денег мало и зимы противные.
– Но тебе нравится?
– Да.
– А ей не нравилось?
– Нет. – Он знал, что Сара ждет от него продолжения. Но ему не хотелось ничего добавить к сказанному. Он не любил говорить о Ронде. Он не любил думать о Ронде.
– Ах вот как, значит, я должна тебе все о себе рассказать, а ты собираешься молчать? Я с этим не согласна.
– Ну хорошо, спрашивай. – Он вздохнул с облегчением, когда понял, что Сара не собирается задавать вопросы о его бывшей жене. Он не любил говорить о своей женитьбе. Эта тема была для него запретной. Она приносила боль и страдание.
– Хорошо, – сказала она. – А что значит «Мак»?
– Маккензи.
– Маккензи Уоллас. Звучит прекрасно.
– Эту фамилию носило всего несколько поколений, но отец гордился ею. Единственный ребенок в семье, он был уверен, что я продолжу этот род. В то время как ты... – он внимательно посмотрел на нее, – я хочу сказать, что ты из древнего английского рода.
– Почему ты так решил?
Рука, которая до сих пор лежала на спинке сиденья, осторожно потянулась к ее щеке, и он плавно провел пальцами по ней.
– По твоему нежному персиковому цвету лица, который можно сравнить только с лепестками роз.
