Трейс отхлебнул теплое виски и приготовился к очередному спору. Он предпочел, чтобы Джиллиан, хлопнув дверью, удалилась в свою комнату, но, похоже, она сдаваться не собиралась. Но если ей так надо, он разрешит ей выпустить пар. Трейс поднял стакан и едва не подавился виски.
— Что, черт подери, ты делаешь?
Джиллиан спокойно расстегивала блузку.
— Доказываю, что ты не прав.
— Прекрати.
Блузка соскользнула на пол, и Джиллиан медленно потянулась к застежке на брюках.
— Черт возьми, Джиллиан, надень рубашку и убирайся отсюда.
Она переступила через брюки.
— Волнуешься?
На ней оказалась короткая ночная сорочка, без кружева и оборок. Длинные стройные ноги отливали молочной белизной. Несмотря на виски, у него вдруг ужасно пересохло в горле.
— Я не в настроении терпеть твои фокусы. — Он дрожащими руками потянулся за сигаретой.
— Ты определенно волнуешься. — Джиллиан откинула назад густую копну волос. Бретелька сорочки лениво соскользнула с ее плеча, когда она медленно двинулась к нему.
— Ты совершаешь ошибку.
— Скорее всего. — Она встала прямо перед ним, и последний луч дневного света озарил ее волосы и лицо. — Но это будет моя ошибка, не так ли?
Он никогда не видел в своей жизни что-то более прекрасное. Он никого и ничего не желал так неистово. И он был уверен, что ничего так сильно не боялся, как этой хрупкой восхитительной полуобнаженной женщины с глазами цвета нефрита и волосами, подобными бушующему пламени.
— Я не собираюсь к тебе прикасаться. — Он осушил свой стакан.
Его рука дрожала. И это утвердило ее в своих силах.
— Хорошо, тогда я прикоснусь к тебе.
У нее не было инструкции или стандартной формулы, которую она уже опробовала. Конечно, у нее был опыт общения с мужчинами, но работа, отнимающая много времени и сил, а также строгое воспитание этому общению не благоприятствовали. Но сейчас она вдруг почувствовала, что в этой ситуации ей не помог бы опыт предыдущих встреч с мужчинами. Сейчас все было по-другому. И вот, полагаясь на интуицию и собственное желание, она подошла ближе.
Ее прикосновения казались более уверенными и спокойными, чем у него, когда она провела кончиками пальцев по его груди. Глядя прямо ему в глаза, она наслаждалась ощущением его твердых мускулов, лаская его плечи. Ей пришлось привстать на цыпочки, чтобы дотянуться до его губ. Ее нежные губы, словно уговаривая, осторожно прижались к его губам. Прильнув к нему, она ощутила, как сильно бьется его сердце.
Все его тело подобралось, словно в ожидании удара. Он потянулся к ней, но огромным усилием воли заставил себя остановиться и вместо этого ухватился за комод, стоявший у него за спиной. Он думал, что изучил ее достаточно хорошо и, проявляя невнимание, оскорбит ее и заставит отказаться от своей затеи. Таким образом он обезопасит ее от себя. Но он не учел того, что она понимала его гораздо лучше, чем он ее.
Нежно касаясь губами его губ, она осторожно расстегивала его рубашку, чтобы свободно касаться его тела. Ее сердце бешено колотилось, глаза застилал туман, и с губ слетали нежные слова ободрения. Опытная соблазнительница не могла бы поступить лучше.
— Я хочу тебя, Трейс. — Ее губы осторожно скользнули по его щеке вниз, к шее. — Я желала тебя с первой нашей встречи. Я пыталась справиться с собой. — Она прерывисто вздохнула, обняв его за талию, а затем провела кончиками пальцев по его спине. — Займись со мной любовью.
Он положил руки ей на плечи, прежде чем она успела снова поцеловать его. Он понимал, что если сейчас прильнет к ее губам, то обратного пути уже не будет.
— Это не игра, в которой ты можешь победить. — Его голос звучал хрипло. — Отступи, Джиллиан, пока еще не слишком поздно.
В комнате было темно. Луна еще не взошла. Он видел лишь ее сверкающие от страсти глаза.
— Ты сказал, что веришь в судьбу. Разве тыне узнаешь меня, Трейс? Я твоя.
Вероятно, именно этого он больше всего и боялся. Она была неотвратима, как сама судьба, неуловима, словно мечта. И сейчас она обволакивала его, словно обещание.
— Тогда я твой. Да поможет тебе Бог.
И он приник к ее губам, отпустив на волю так долго сдерживаемый, неутоленный, неистовый огонь страсти. Он хотел спасти ее и себя. Но теперь он полностью отдался во власть судьбы и удачи. Он разом забыл обо всех обещаниях, которыми пытался связать себя. Он коснется ее, он насладится ею. И ночь возьмет свое.
Он позволил себе лихорадочно ласкать ее тело. Тонкая ткань ее сорочки скользила под его жадными прикосновениями. Еще больший соблазн. Сорочка медленно ползла вверх, постепенно обнажая ее бедро под его пытливыми руками, и это возбуждало их обоих. Ее кожа была подобна сливкам, прохладная, белоснежная, мягкая. Очарованный, он опустил руку под сорочку и ощутил жар ее тела. Откликаясь на его движения, она вцепилась пальцами в его спину. Прижимая ее к себе, он ласкал ее, пока у нее не начали подгибаться колени, и тогда он подхватил ее на руки.
— Это только начало, — произнес он, укладывая ее на кровать. — Сегодня я собираюсь воплотить все, что я представлял, когда впервые увидел тебя. — Ее волосы огненным веером раскинулись по белоснежному покрывалу. В комнату проникли первые бледные лучи лунного света и легкий ночной ветерок, принесший с собой легкий аромат моря.
— Я могу показать тебе места, где ты никогда не бывала раньше. И если ты не побываешь там, то потом непременно станешь жалеть.
Она верила ему. Возбужденная, испуганная, она протянула к нему руки.
— Покажи мне.
Ее никто и никогда так не целовал. Он уже продемонстрировал ей свою страстность, волю, сдержанность. Но теперь сдержанность исчезла, уступив место поразительному искусству поцелуев. Его язык дразнил и мучил, легкие покусывания возбуждали и провоцировали. Сама того не осознавая, она самозабвенно отвечала на его ласки. Сходя с ума от неведомого по своей силе желания, она все тянула и тянула его к себе.
И тогда он принялся гладить ее.
У него были руки музыканта, и он прекрасно знал, как затронуть самые сокровенные струны женщины. Кончики пальцев слегка касались, надавливали, замирали, пока она не начала задыхаться. Ее шепот был тихим, затем зазвучал настойчивее, а под конец сделался неистовым. Она тянулась к нему, обнимала его, требовала с силой, рожденной моментом удовольствия. Она теребила застежку его брюк, готовая принять его в себя, поделиться наслаждением, которое, как ей казалось, уже не может стать сильнее. И вот его пальцы нащупали новый секрет. Ее тело напряглось, задрожало, а затем расслабилось.
Да, раньше она никогда не бывала в этом месте. Здесь было темно, а воздух казался плотным и сладким. Ее руки налились тяжестью, а голова кружилась. Она ощутила, как его губы, медленно покрывая поцелуями шею, переместились туда, где ткань сорочки прикрывала грудь. Его язык проскользнул под ткань и нашел ее сосок. Она только застонала в ответ.
Он ухватил зубами бретельку сорочки и медленно потянул вниз, в то время как его руки продолжали творить волшебство. Так он желал ее, ослабевшую от удовольствия, обезумевшую от желания. Он мог попробовать ее на вкус везде, где только захотел бы. Эта невероятная сладкая нежность манила его. И хотя ее влажное от пота тело пылало, он ощущал сладость. Он мог бы долгие дни впитывать ее в себя.
Лунный свет сиял ярче, а страсть пылала темным огнем.
Он все ниже и ниже стягивал тонкую ткань, покрывая поцелуями ее кожу. Он мог заставить ее дрожать. И у него это получалось. Он мог заставить ее стонать. И она стонала. Он заставлял ее вздыхать в тихом восторге, бормотать слова одобрения, а затем моментально возвращал к отчаянию, граничащему с безумством.
