– Я и без тебя вижу, что ты купаешься. Но ты уже в двухстах ярдах от берега, и это с растяжением! Ты что, хочешь утонуть?
– Да перестань ты! Нога уже почти в порядке. Я же тебе говорила, это всего лишь легкий вывих. А сколько было шуму!
Люк, откинув со лба волосы, смотрел на нее с таким возмущением, что губы у нее, несмотря на все ее самообладание, нервно скривились.
– И нечего на меня так смотреть! – воскликнула она и медленно поплыла к берегу, равномерно работая руками. Нога у нее действительно начала побаливать, но уж лучше она пойдет ко дну, чем признается в этом Люку. – А что это ты так боишься, что я утону? Некого будет преследовать?
– Проклятие! Неужели я для тебя нечто среднее между Макиавелли и маркизом де Садом? Но я и не думал тебя мучить, Верити.
– Тогда чего же ты добиваешься? – спросила она с нарастающим сердитым отчаянием. – Что тебе от меня нужно? Мне сегодня позвонила Сара и рассказала о контракте с норт-даунским поло-клубом. Она так радуется нашему успеху, что уже заказала себе билет на отпуск. Честно говоря. Люк, я бы высказала тебе все, что думаю об этом контракте, о моем рабочем отпуске и о твоем постоянном вмешательстве в наши дела, но что тогда с нами станет? Будем прозябать без дела, потому что великий Люк Гарсия перестанет нам покровительствовать? Не будь тебя, мы сейчас были бы в лучшем положении! Если бы мы добились всего сами, то мне не пришлось бы перед тобой заискивать!
Люк молчал, и только когда она выбралась из воды, он сказал:
– Так вот что ты обо мне думаешь! Считаешь, что из мести я тебе буду вредить? Она собралась что-то резко ему ответить, но слова замерли у нее на губах: яркий блеск синих глаз в который уже раз растопил ее уверенность. Люк был всего в двух шагах от нее, и она опять подпадала под его власть. Вода стекала с них ручьями на белый, переливающийся на солнце песок. Капли воды блестели в черных волосах на его груди, тоненькими струйками обтекая мышцы и спускаясь по животу вниз… Она словно окаменела.
– Ну, что скажешь? – настаивал он, не сводя с нее глаз. – Ты на самом деле так думаешь?
– Не знаю… не знаю, и все! – всхлипнула она задыхающимся голосом и резко отвернулась, настолько резко, что лодыжка ее хрустнула, и если бы Люк не успел подхватить ее под руку, она упала бы в пенящуюся у их ног воду. Опять это унизительное беспомощное состояние, и опять в его объятиях…
Его прикосновение вызвало в ней такие сильные ощущения, что ей показалось, будто оно обожгло ее. Солнце пригревало, а ее знобило, как на морозе. Люк, тихо застонав, крепко прижал ее к себе. И неожиданно для себя самой она обняла его, забыв обо всем на свете. Грудь к груди, живот к животу, бедра к бедрам – они как бы слились воедино, горя во всепоглощающем огне.
– Верити… – хрипло простонал он, ласково гладя ее по спине, скользя по влажной талии, разглаживая спутавшуюся прядь волос у нее на щеке, гладя дрожащую верхнюю губу. Наконец он склонился над ней и поцеловал. Как могла она это допустить? Какое-то седьмое чувство повелевало ей остановиться, но в голове был такой туман, что она никак не могла собраться с мыслями и отдать приказ своему телу. Даже поняв, что это обжигающее желание и те несколько страстных минут, что вырвали ее из действительности двенадцать месяцев назад, – явления одного порядка, она не смогла перебороть бушевавший в ней огонь.
Когда наконец он оторвался от ее губ, она глубоко вздохнула, глянула на него снизу вверх и не поверила своим глазам: его взгляд был полон страсти. Сердце бешено заколотилось у нее в груди.
– Madre de Dios! (Матерь Божья! (исп.) – прохрипел он, обхватывая руками ее лицо и всматриваясь в ее широко раскрытые от изумления медовые глаза. – Да что же ты со мной делаешь? Ты говоришь, что я карающий друг твоего жениха, и что выбрал тебя в жертву, и что мне доставляет удовольствие тебя мучить? А я умираю от тебя, я хочу любить тебя прямо сейчас, прямо здесь, на этом пляже, на самой кромке Атлантического океана! Ты колдунья, Верити! Ты околдовала меня!
Ласковая шутливость, прозвучавшая в последней фразе, вернула ее на землю. Она стала извиваться всем телом, освобождаясь из его объятий.
– Отпусти, Люк, – шептала она, задыхаясь, стыдясь безумия страсти, которую он с такой легкостью в ней вызывал, и до смерти напуганная тем всепобеждающим чувством, что влекло ее к нему.
Краешком глаза она уловила какое-то движение на пляже. Обернувшись, они увидели Эллиота, молча наблюдавшего за ними с террасы отеля.
В страшном замешательстве она стала с силой вырываться из объятий Люка, но он только еще плотнее прижал ее к себе и с победным видом наклонился и приник к ее губам, не обращая никакого внимания на ее сопротивление. Их языки коснулись друг друга, и она опять забыла обо всем на свете, точно медленно, медленно падала в пропасть.
Когда наконец он ее выпустил, Эллиота на террасе уже не было. Возмущенная, с пунцовыми щеками, Верити оттолкнула Люка.
– Молодой любовник, судя по всему, сдался, – усмехнулся Люк, гладя туда, где только что стоял Эллиот. – Пойдем, я доведу тебя. Нога у тебя опять распухает.
– Оставь меня в покое! – отрезала она глухим, полным ярости голосом, отворачиваясь и стискивая зубы, и решительно заковыляла по песку, не желая принимать от него никакой помощи. – Если мне понадобится твоя помощь, я тебя позову!
– А разве ты еще не позвала? – усмехнулся он, идя следом за ней. Как мужественно ты разыгрываешь безразличие. Верити. Я просто сгораю от нетерпения, ожидая, когда ты отпустишь тормоза! Кстати, я пришел, чтобы попросить тебя быть моей гостьей сегодня вечером. Приезжают моя сестра с мужем по пути из Нью-Йорка на Ямайку. Мне бы хотелось, чтобы ты с ними познакомилась.
– А если я предпочту поужинать в одиночестве у себя? – едко спросила она, морщась от боли в лодыжке. – Как ты меня накажешь, хотелось бы мне знать?
– Прошу тебя, – неожиданно попросил Люк без тени насмешки в голосе. Приходи. Карли и Рауль – прекрасные люди. Они тебе понравятся.
Она сглотнула, сбитая с толку скрытой мольбой в его голосе. Нет, это все мое воображение, сразу же решила она. Люк не тот человек, чтобы у кого-нибудь что-нибудь вымаливать.
