«Red Wave» – этот разноцветный двойник, стал российским «Гуди, гораздо» для многих американских слушателей, и одним махом снял «железный занавес» между востоком и западом в области молодежной музыки. И это благодаря смелым исследованиям Джоанны и её сестренки. Во бабы!
И ещё одной замечательной особенностью обладали в те времена эти две подружки – они служили серьезным объединяющим звеном в той ленинградской, а затем и московской «тусовке» для многих групп.
Общий интерес к их персонам неминуемо заставил общаться многих музыкантов между собой – они стали своеобразным «рок-клубом – 2», абсолютно самодостаточно его подменяя, но не акцентируя на себе внимания.
В их компании водились все, кто только мог, от Сережи Курёхина, до автора этих строк. И уж если речь зашла о «Рок-клубе»49, то тогда самое время вспомнить и о нем.
На сколько это может показаться несправедливым я не знаю, но хоть ленинградский «Рок-клуб» и был первым в стране, но он по самому факту своего существования он был уже третьей попыткой создания подобного объединения.
В России второй половины двадцатого столетия – объединения вообще были основной формой общественной деятельности. Клубы писателей, клубы поэтов, клуб самодеятельной песни – «Восток», джазовый клуб «Квадрат», короче, все в клубах…
Первая попытка создания «Рок-клуба», на сколько известно, была связана с человеком по фамилии Жук50, но это было очень давно, чуть ли не в конце шестидесятых и закончилось как всегда печально – его разогнали. Какая такая рок-музыка!!!
Следующей попыткой стала инициатива компании вокруг Коли Васина, но и она пришла к похожему концу, что и первая.
А вот третья, но с уже с инициативой от Дома Самодеятельного Творчества Ленинграда, имела реальный успех. Вообще здесь надо объяснить зачем это делалось и почему было нужно.
Дело в том, что для выступления с любой сцены в те годы было необходимо разрешение. Разрешение любого органа, что нес бы за вас полную ответственность, т.е. не сам артист, а кто-то, кто его контролирует, и даёт разрешение на концерт В просторечии – нужна была «литовка»! Вот какое слово!
Профессиональные организации типа Ленконцерта или Росконцерта её давали. А что делать представителям «самодеятельности», которые туда не входят?
Вот тут и становится понятен феномен «Рок-клубов» – своим фактом существования они давали официальное право для выступления своих членов на сценах города, если не сказать громче – страны. И если первые попытки объединений носили узко-специальный характер – просто организация концертов, то последнее – давало литовку, без которой в той стране ни ногой!
И понеслись повсеместно питерские рок-группы имея худо-бедно, но официальные бумаги на право выступать!
Да и вообще это настало время, когда советский рок получил, наконец, статус и стал такой же «песней советских композиторов».
Я имею ввиду тот факт, что существовала в те годы одна «квота» на исполняемые песни – программа любой группы должна была в процентном соотношении состоять из какого-то числа зарубежных песен и из какого-то числа «песен советских композиторов». А вот последними мы и не считались! Все песни, написанные нами – «песнями советских композиторов» не считались!
Поскольку песен Пахмутовой с Добронравовым51 или иных официальных советских композиторов никто из рокеров не пел, то возникал вопрос, что же они поют? Чьи песни?
И никто из официальных лиц без соответствующей бумаги ничего на это сказать не мог, просто не решался. Никто не мог определить, без надлежащего документа принадлежность песен ни Цоя, ни Кинчева, ни Гребенщикова, как «советского композитора».
В конечном итоге чиновники были правы, но тогда чем же песни перечисленных личностей являлись?
Вот этот статус и начал впервые в советской истории определять «Рок-клуб». Он давал документ, обозначающий возможность соответствия рок-концерта официальному пониманию концерта как такового, и тем самым снимал с любого чиновника естественный страх за своё будущее. И более того – давал возможность, случись что, свалить всю вину на «Рок-клуб». Ох как это пригодилось в последовавшее десятилетие.
Трещали по швам и лопались все «нормы» ханжеской советской артистической морали, мифа о том, что искусство должно быть «по-ждановски» приятно слуху и глазу, и должно служить отдыху и наслаждению.
Наслаждению оно конечно должно служить, но вот в каких формах и что считать наслаждением?
Это, наконец, стало зависеть уже не от чванливого худсовета, а непосредственно от самого артиста, а в нашем случае от группы. За всё уже отвечал «Рок-клуб».
Я хочу сказать, что «Аквариум» в те годы имел полностью «залитованную» программу, и, конечно же, через «рок-клуб». «Залитованы» были все песни, на сколько это было возможно. Это было чудовищное количество текстов, и это давало возможность, ничего не меняя в старом аквариумовском методе выступлений, продолжать концертную деятельность.
Чтоб было понятнее, основной метод выступления «Аквариума» все свои реальные годы существования был прост – перед любым выступлением мы точно знали максимум три первые песни, которые будем играть и пару последних. Остальное рождалось прямо на сцене. Нет, я не хочу сказать, что все было импровизацией.
Импровизацией был лишь порядок песен. И он уже полностью зависел от публики, от самого зала. Он фактически шёл от самого слушателя и той атмосферы, которую создавал сам зал. Наше дело было как можно точнее угадать это состояние и следующей песней лишь усилить его…
Этот метод никогда с годами не менялся и поэтому каждый аквариумовский концерт являлся абсолютно уникальным событием, увидеть которое, ещё раз не было никакой возможности в будущем.
Я не говорю об общем настроении каждого концерта. Оно никогда не повторялось, как никогда не повторяются ни восходы, ни закаты в этом городе, невзирая на эпохи и социальные ломки…
Глава 12 Петербург – Москва – Каретный
Александр Липницкий появился в большой «Аквариумовской» компании весной 1980 года в Тбилиси. Я об этом писал вам выше. Последующая его деятельность на ниве «русского рока» стает легендой.
Собиратель российской старины, серьезный коллекционер, исследователь и меценат, он станет, да простят меня сами члены этой музыкальной московской группировки восьмидесятых, одним из олицетворений «Рок-лаборатории».
Колоритнейший басист группы «Звуки МУ», сподвижник Петра Мамонова52 и Брайна Ино53, ему никогда не будет равных в российском рок-мирке по степени продвинутости и понимания творческих процессов.
Его деятельное присутствие и помощь в становлении многих супер-звезд от чудной Жанны Агузаровой, до групп, типа «Атас», до сих пор с содроганием и уважением вспоминается современниками.
Его личное участие во всем, что сейчас называется российским рок-н-роллом трудно оценить, если таковое может вообще быть подвержено оценке. На протяжении всех восьмидесятых его дом являлся своеобразной «святой землей» для всех без исключения российских групп. Тем более Питерских! Мало кому неизвестно, как трудно, оказавшись в Москве, найти уют и понимание. В доме у Александра оно было для всех гостей. Это остается и по сей день.
В двух шагах от Петровки, в доме для признанной Кремлем элиты, в те годы появилась целая крепость со сменным питерским музыкальным гарнизоном. Этот гарнизон держал осаду все восьмидесятые во главе с его генералом, Александром Липницким.
Эта квартира-крепость фактически являлась перевалочной базой или если хотите – аэродромом- засадой для всех последующих «бомбежек» московских залов и квартир. Казалось бы невысокий, всего второй этаж этой квартиры, стал надежным бастионом от случайностей, которыми так обильно была наполнена жизнь питерских рокеров, тем более в Москве.
