Безжалостную бойню остановил отец, выбежавший из дома с клинком в руках. Нарушительница тишины и непреложных правил «социалистического общежития» понесла заслуженную кару.
Юный Петя с ужасом и восторгом смотрел, что может сотворить казачья шашка. Правда, батя потом ее снова спрятал и взял с сына клятву, что тот никогда и никому не скажет, что в доме спрятан еще дедовский клинок.
Времена такие были, что срок «за хранение» получить было легче легкого. Даже носить алые лампасы и называть себя прилюдно казаком могло выйти боком — что же говорить про шашку, что холодным оружием являлась.
Боялась, видимо, родная власть, что могут станичники за старое взяться, с гражданской войны этот страх у нее остался. И ведь права была — в подзабытом девяносто первом году Петр испытал щемящее чувство гордости, когда снова увидел на улицах лампасы…
— Нет, что творит!
Петр невольно отвлекся от воспоминаний — «кабаны» молодого Грейга сейчас наводили в Золотом Роге то же самое, что хавронья в курятнике. И картина была похожа — белое и пестрое кругом, от порохового дыма, парусов и многочисленных пожаров.
Император оглянулся назад — русский флот, как обожравшийся дармовыми кроликами удав, медленно выбирался из Босфора, толкаемый течением. Паруса чуть колыхались, беспомощно обвиснув — штиль неожиданно спутал планы, но не опрокинул их. Возле линейных кораблей суетились многочисленные пароходы, выпуская из труб черные струи дыма.
Петр облегченно вздохнул — пока все шло, как было задумано, а пользу от пароходов все их затаенные недоброжелатели на русском флоте получили весьма наглядную. Без них вряд ли он и адмиралы рискнули бы провести столь рискованную операцию.
— Ваше величество, посмотрите! Это англичане!
Петр взглянул в сторону, куда указал Ушаков, и прижал бинокль к глазам. Эту сторону гавани броненосцы Грейга не тронули, молодой капитан намного раньше флагмана увидел на кораблях белые флаги с красным крестом Святого Георгия.
Британцев было всего четверо — два трехдечных линейных корабля и два фрегата, из портов которых пушки высовывались в два яруса. Но то, что на них происходило, было похоже…
Не успел Петр додумать мысль, как британские корабли окутались пороховым дымом. Вокруг проходившего мимо броненосца словно горохом сыпанули в море — настолько много всплесков. И в бинокль было видно, как от чешуи брони отскакивают ядра.
— Что творят, суки! Они русский флаг не узрели?! — громко выругался Петр.
А вот Ушаков ответил ему совершенно спокойным голосом:
— Сигнал, что капитан-лейтенант Грейг поднял, они сбили. Смотрите, государь, вон «Секач» к ним идет, сигнал поднял о прекращении стрельбы.
Петр снова приложил бинокль к глазам — на мачте второго броненосца, вынырнувшего из клубов дыма, был поднят какой-то сигнал из разноцветных флажков. Однако на англичан это не подействовало — их корабли окутались дымом, словно кокетка роскошной, до пола, белоснежной пушистой шубой.
— Твою мать! Совсем оборзели! Бей их, Грейг, мы потом отпишемся! Адмирал, поднимите сигнал! — позабыв про все на свете, закричал Петр и тут же смущенно осекся, понимая, что такой выкрик ему не к лицу. Ляпнул сгоряча и в эту же секунду подумал, что младший Грейг не пойдет на дипломатические осложнения и не станет топить своих обнаглевших соотечественников.
— Нет нужды, государь, — Ушаков усмехнулся и горделиво выпрямился. — «Вепрь» уже идет на таран, ваше величество!
Петр посмотрел и воспрянул духом — Грейг не стал молчаливо утираться от нанесенного оскорбления. «А ведь он шотландец — а они на генном уровне, с молоком матери, неприязнь к англичанам испытывают».
Русские броненосцы медленно совершили поворот и дружно перешли в атаку. Подойдя к английским кораблям почти вплотную, оба «кабана» дали сокрушительный залп.
Фрегаты извечного врага получили сразу по шесть бомб — промах с полусотни метров, несмотря на некоторую примитивность пушек, был исключен. Этого хватило за глаза — не прошло и трех минут, как оба супостата превратились в костры.
Но Петру было не до того — он уже внимательно смотрел на британские линкоры, к которым величаво устремились русские броненосцы, постепенно набирая ход.
Таранные удары получились на заглядение, хотя оба «кабана» были осыпаны градом ядер, совершенно бесполезных; остановить грозные и неуязвимые корабли британцы не сумели — массивные тараны буквально вонзились в деревянные борта.
— Так их, мать их! — с нескрываемым удовлетворением прокричал Петр, будто его могли услышать экипажи броненосцев, и повернулся к адмиралу, не скрывая ликования: — Федор Федорович! Константинополь перед вами! Вам, адмирал, осталось его только взять!
— Как вы себя чувствуете, ваше высочество?
— Ну, что же ты, Петр Иванович?! Мы же договорились…
— Прости меня великодушно, Константин Петрович, — князь Багратион улыбнулся, виновато пожав плечами. Для него было необычным, что царевич не только предложил его тет-а-тет называть по имени- отчеству, но и на «ты», что о многом говорило. — Ты должен немедленно скакать к Константинополю, фельдмаршал ожидает тебя. Отвезешь мое донесение ему, скажешь, что Адрианополь наш, Фархад-паша убит, а его разбитое воинство разбежалось.
— Ты теперь Георгия второго класса получишь за эту победу, — с затаенной завистью промолвил Константин и непроизвольно посмотрел на висящий на шее белый крест.
— О том только нашему государю-императору судить, — мягко отрезал Багратион чуть дрогнувшим голосом. Грузинский князь был честолюбив и желал стать четвертым кавалером этой высокой награды, но не признаваться же, в самом деле. — И еще представление увезешь…
— Какое? — чуть дрогнувшим голосом произнес Константин Петрович, хотя понял, о чем идет речь.
— Я час назад собрал георгиевских кавалеров. Наша дума единодушно решила представить тебя, находящихся под твоею командой поручика Ермолова, капитана фон Краузе и хорунжего Андреева к Георгиевскому кресту четвертой степени. Последних двух офицеров посмертно, с производством, согласно статусу, в следующий чин. Ты молодец, Константин Петрович, — имея всего триста солдат и шесть пушек, не только отразил, но фактически уничтожил вдесятеро больший отряд турок.
— Если бы не апшеронцы, они бы нас перебили, князь!
— А если бы вы сутки не продержались, Фархад-паша окружил бы мою дивизию. А так мы разбили его по частям. Так что крест принадлежит тебе по праву. Я бы свой сейчас снял, но нельзя.
Константин положил ладонь на руку князя, молчаливо поблагодарил молодого генерала. Он знал, что Багратион мог передать ему свой крест, но только будучи командующим отдельным корпусом, а князь был лишь командиром дивизии, пусть и гвардейской. Но такое признание не могло не радовать — стать «крестником» отчаянно храброго генерала дорогого стоило. И Константин решил рискнуть.
— Меня с детства готовили к греческому престолу. Няньки, слуги и офицеры — сыны Эллады постоянно были вокруг. И вот я здесь, на этой земле. Завтра увижу Константинополь. И если отец не передумает…
— Вряд ли, — усмехнулся Багратион. — Его императорское величество приказал не спускать с тебя глаз ни на минуту, а я обмишулился, насколько была неожиданной атака янычар…
— Дело не в том, князь. Я желаю видеть тебя своим искренним другом. И не только…
Константин сделал небольшую, но выразительную паузу, со скрываемым напряжением ожидая ответа. Главным в его предложении князю было «и не только», и он наделся, что генерал сделает столь нужный ему выбор. Одно дело иметь под рукою отцовских генералов, пусть проверенных, и совсем другое — своих. Таких, как Багратион…
Князь ничего не ответил, только внимательно посмотрел своими темными глазами. Но протянутую
