бы тем, что в ней есть рок. Альбом показателен, в первую очередь, заглавной песней — она длится плотно четырнадцать минут, и это не просто гитарные запилы, это песня, состоящая из пятнадцати куплетов.
На концертах Майк обычно половину куплетов забывал, путал их порядок, иногда повторялся, но случалось, допевал песню в каноническом варианте. Я, правда, такого не помню. Спасало Майка то, что публика, приходящая на его концерты, знала репертуар и подсказывала слова из зала, когда солист сбивался.
Это говорит о многом. В первую очередь, о настоящей народной любви.
«Уездный Город» вышел в 1983 году. Никаких виниловых пластинок с записями русских рок- музыкантов тогда не было и в помине, признаться, о них никто даже и не мечтал. Не в фигуральном смысле, а буквально — не мечтали о том, что музыка Майка, БГ, Цоя выйдет когда-то на виниле на территории России (СССР).
Отечественные виниловые пластинки просто не рассматривались как потенциальный носитель. Никто не думал о том, что песни Майка или Цоя можно будет услышать по радио. О телевидении мог грезить только забубённый фантазер. На самом деле это просто было не нужно. Все знали, что в СССР для нас ничего и никогда не будет в смысле какого-то взаимодействия со средствами массовой информации. Поэтому все эти средства были вынесены за рамки нашей жизни.
С записями на пленку ленинградским музыкантам повезло — работала студия Андрея Тропилло. Сейчас часто говорят — «подпольная студия». Это ерунда, никакой подпольщины не было и близко. Все об этой студии знали, а уж «страшные органы» знали наверняка. Но студию, базировавшуюся в Доме пионеров и школьников на Охте, никто не прикрывал, Тропилло записывал себе все, что ему казалось правильным. Майк казался ему правильнее всех остальных, и Тропилло записал довольно много музыки «Зоопарка» — группы Майка Науменко, группы, принесшей в СССР рок-н-ролл.
Предложи сейчас такую студию начинающей группе — группа будет воротить носы и откажется. Потому что, скажет группа, ни черта на такой студии хорошего не запишешь. Пусть их. Пусть — не запишешь. Лучшие песни, лучшие рок-н-роллы записаны на этой студии — и это факт, с которым уже ничего не поделаешь.
«Я устал быть послом рок-н-ролла в неритмичной стране», — спел БГ в 1978, кажется, году. Он прав — в России рок-н-ролл не прижился, он не стал массовым искусством. Но Россия — страна большая, и та ее часть, которую можно назвать «немассовой» аудиторией, тоже количественно вполне убедительна.
Во второй половине восьмидесятых среди ленинградцев, играющих рок-музыку, Майк был одним из самых гастролирующих музыкантов. И везде его уже знали. Каким образом доезжали до Сибири, до Азии, до Урала его записи — неизвестно. Но залы на его концертах всегда были полны, и жители отдаленных уголков необъятного СССР подпевали Майку, просили спеть «Дрянь» и принимали группу «Зоопарк» как давних и желанных друзей.
«Уездный Город N» дает прекрасное представление о том, как звучала группа «Зоопарк» в середине восьмидесятых. Записан он в восемьдесят третьем, но с той поры лет пять в отношении звука в группе практически ничего не менялось, за исключением периода работы с Александром Донских, добавившим значительную, если не сказать убойную дозу глэма в ритм-энд-блюз «Зоопарка».
Звук группы сильно отдает самопальщиной — в основном из-за гитары Саши Храбунова. Саша — очень хороший блюзовый гитарист, даже не блюзовый, а в чистом виде рок-н-ролльный. Единственный его недостаток — хорошее знание электроники и электротехники.
Вот Цой, к примеру, вообще в аппаратуре не разбирался. Настолько, что на концертах ждал техника, чтобы тот воткнул шнур от его гитары в комбик. Витя не знал, куда нужно подключать гитару, и на вопросы техников отвечал: «Если я буду думать еще и об этой хуйне, мне некогда будет писать песни».
В общем, для рок-звезды это правильный подход. Шура был другого мнения. Он все любил делать сам, в основном он делал гитары и гитарные обработки, которые у гитаристов называются «примочками».
Когда Шура начал самостоятельно паять примочки из отечественных радиодеталей, он был, очевидно, потрясен открывшимися перед ним возможностями, и звук его гитары на записях «Зоопарка» просто невероятен. Густой, очень странный эффект, больше всего напоминающий флэнжер, преобладает во всем, сыгранном Шурой в составе «Зоопарка». Этот самодельный эффект — настолько ломовой и грубый, что, понятно, аналогов ему в мировой рок-музыке не сыщешь. Он придавал музыке «Зоо» стопроцентно свое лицо, и группу было не спутать ни с какой другой с первых же секунд звучания.
На какой гитаре играл Шура в восемьдесят третьем, вспомнить сейчас трудно, скорее всего, это было что-то вроде переделанной «Музимы», но то, что она не строит по ладам, слышно вполне отчетливо. «Странные дни» — начало альбома — это умеренно попсовый рок-гимн, нехарактерный для Майка хард- роковый номер, с которого всегда удобно было начинать концерты. Это маршеобразный, бодрый тяжеляк в духе позднего Цоя (тогда, понятное дело, Цой еще таких гимнов не писал, а играл свою новую романтику). Здесь Майк отрывается по полной — он всегда был склонен к пафосу, но эти «тусклые будни мерцают как яростный праздник» превзошли самые пафосные его откровения. Тем не менее песня очень органична, хотя свежему слушателю и может показаться странной. Чего и добивались, собственно. Странные, де, дни.
Песня задает тон всему альбому. Пафос Майка в принципе отличается от пафоса отечественных и иностранных рок-пророков с их нравоучениями из детских прописей — это пафос имперский, пафос столичный, светский, пафос человека, впитавшего в себя красоту не окружающего мира, а избранной его части — фантастического города, в самом центре которого живет автор. Города, который трансформирует людей, изменяет их (хочется написать «ломает» — ну да, кого-то и ломает, но только не Майка).
Майк здесь решительно на своем месте. В городе, где вымысел реальнее, чем реальность, где невозможно ориентироваться, пользуясь привычными точками отсчета, где все диалоги — на недоговоренностях, все обещание — на полунамеках, где каждый выглядит одним, а является другим, где все настолько странно («странно» — вообще одно из наиболее часто употребляемых Майком слов), что лучше не задумываться о происходящем вокруг, иначе можно просто потерять сознание — голова закружится от несоответствий.
И пафос Майка здесь оправдан. Хотя бы потому, что тусклые будни Ленинграда были действительно тусклыми, но в жизни Майка и всего его окружения они и были тем самым яростным праздником, начинавшимся с ларечного мутного пива и заканчивавшимся мутным же сухим вином в каморке на Волоколамском. Но каморка эта была тогда лучше, желаннее и уютнее любого дворца для светских приемов. И это была реальность, которую до сих пор не могут вообразить люди, не понимающие, что такое рок-н- ролл.
«Странные Дни» задают тон, создают настроение альбома. А дальше идет музыка-жизнь, музыка- откровение, простая, как торговый зал советского гастронома, и всеобъемлющая, как похмельное сознание алкоголика, проснувшегося утром в незнакомом доме. В «Странных Днях» есть трагедия, которая присутствует почти во всех песнях Майка, но здесь она проявлена ярче за счет тяжелой музыки — еще чуть-чуть, и все свалилось бы в банальный «рокешник», Майк балансирует на грани, но благодаря своему вкусу не опускается до «трю-рока».
Далее на альбоме идет описание, хроника этих самых «Странных дней». «Если хочешь» — таких песен кроме Майка на русском языке никто не сочинял. Если кому-то кажется, что ответа на вопрос «Что же такое рок-н-ролл?» автор этой книги еще не дал, то вот он, ответ. Альбом «Уездный Город N», песня «Если хочешь». Начинается с гитары Майка, рок-н-ролльная вступа — гитара плохая, как у Rolling Stones в первые годы их работы, — она не звенит, а жужжит. И правильно. Так даже лучше. Если бы такую вступу сыграл Зинчук на идеальном звуке и кристально чисто, песня превратилась бы в московскую попсу. В варианте Майка эта песня — классика жанра, которую можно показывать и играть в любой точке мира, в любом рок- н-ролльном клубе, хоть в Чикаго, хоть в Амстердаме — и всем все будет понятно, все будут довольны, все будут танцевать, лапать девчонок, хлопать и подпевать.
Конечно, можно прикопаться и начать ныть о том, что «Если хочешь» — это вольная трактовка «Let It Bleed» Stones. Можно. У нас каждый имеет свое право, как сказал большой русский писатель.
Но «Let It Bleed» уже давно, даже в восемьдесят третьем, стал стандартом, одним из краеугольных камней рок-музыки, Майк просто опирался на него — и правильно делал. Лучше цитировать «Let It Bleed», как абсолютную музыку, чем пытаться обособиться и выдумывать какой-то «русский рок», который в результате так и не выдуман.
