Вот у этих, у самодеятельности, — у них все не так. Они и на гитарах-то играть толком не умеют, а каждый день у них веселье, концерты, и девчонки на них гроздями виснут. В общем, полное падение нравов, гибель настоящего искусства и тупик человечества.
Стиль жизни и стиль музыки, в котором существовал Майк, не требовали серьезного академического образования и каждодневных занятий.
В ритм-энд-блюзе есть очень хорошие гитаристы, но в большинстве своем для того, чтобы прилично звучать в этом стиле, достаточно несложных ремесленных навыков крепкого репертуара. Песни, являющиеся классикой этого стиля, достаточно просты, как просты и самые лучшие блюзы.
Технари от блюза, играющие сверхтехнично, но не создающие интересных песен, вызывают у меня в последнее время скорее сочувствие. Место техничного гитариста — не на авансцене в качестве лидера, а в хорошей группе с автором, сочиняющим классные песни. В которых, кстати, совершенно необязательно мочить со сцены тридцать вторыми долями и гонять по грифу гаммы с сумасшедшей скоростью.
Очень немногие «технари» стали звездами, десятая доля процента — а высокотехничных гитаристов тьмы и тьмы, поэтому мне всегда смешно, когда меломаны называют пять фамилий и спорят, кто из этих пяти лучший в мире гитарист.
Консерватории всего мира каждый год выпускают сотни первоклассных исполнителей, каждый из которых может поразить воображение и потрясти сознание слушателя, выйди он на сцену и начни «поливать» скоростные пассажи. А толку?
Майк прочувствовал ритм-энд-блюз, рок-н-ролл как основу основ всей современной культуры — ни больше ни меньше.
Про то, что рок-н-ролл — модообразующая штука, я уже писал выше, но то, что рок-н-ролл меняет сознание, — это ведь тоже очевидная вещь. Многих он просто сводит с ума, но большинство не столь чувствительно и инфантильно, для них рок-н-ролл является просто помощником, стимулятором, провоцирующим на новые формы творчества, в чем бы они ни проявлялись. Рок-н-ролл всегда современен, по крайней мере, до наших времен такая ситуация сохраняется.
Когда я слушаю Rolling Stones 1971 года — альбом «Exile on Main Street», — он звучит для меня (и для всех) вполне современно, такая музыка могла быть записана и год назад, и вчера — в отличие, скажем, от Deep Purple или АВВА, рок-н-ролл, ритм-энд-блюз — вещь общая, корневая, как и сам блюз. Песни Джона Ли Хукера в его собственном исполнении, записанные полвека назад, сейчас звучат совершенно адекватно времени.
Майк то ли понял это, то ли почувствовал, то ли звезды так встали, что он стал играть именно эту музыку — и не так, как ему представлялось (и как представлялось, кстати говоря, большинству британских рок-музыкантов в свое время, в середине шестидесятых, когда они дружно заиграли блюз и эта музыка стала самой модной и экстремальной в Британии). Он стал его играть так, как играли бы его черные, ну, или почти так — в этом он был очень близок к Rolling Stones.
Блюз не требует от автора инструментального совершенства, блюз — очень ограниченная музыкальная форма. Это народная музыка, созданная простыми работягами, которые приходят домой с хлопковых плантаций, хлопают по стакану виски, садятся на завалинку возле своего домика и рассказывают всему миру о том, как классно было бы снять девчонку и провести с ней время, но жена, семья, работа и мудак-начальник не дают возможности сделать это и вообще пожить в свое удовольствие — простому парню живется не просто. Это суть всего блюза и всех песен в этом жанре.
Блюз — это вовсе не американский блатняк, как многие считают. Блатняк — это тюремное кантри. Блюз — это совершенно другая музыка.
Блатняк — музыка негативная, блюз — позитивная. Блатняк минорен, блюз мажорен. Блатняк исключает всякую импровизацию, блюз только на ней и держится, и импровизация в блюзе — это вовсе не гитарные запилы, это сама суть музыки, это рассказ, сочиняемый на ходу и в принципе бесконечный. Родной сын блюза — это рэп, по сути это вообще одно и то же, только формы разные. Папа сидел на крыльце деревенской халупы с раздолбанной гитарой и пел о своей неудовлетворенности окружающим миром, а сынок перебрался в город и поет о том же самом, так же импровизируя, только вместо акустической гитары за три доллара у него в руках сэмплер за три куска. Это все от инфляции, глобализации. Ведь и технологии уборки хлопка тоже поменялись. Блюз не требует академизма, блюзовый музыкант может, в принципе, не репетировать — как ни удивительно это звучит. Если берется
форма блюза и в нее заворачивается какая-нибудь коммерческая колбаса — тогда да, другое дело.
Тогда репетиции, сценические костюмы, реклама, пресса, светские тусовки и вся фигня, без которой невозможно зарабатывание денег в шоу-бизнесе.
А если парень просто поет — как Джон Ли Хукер, — ни хрена этого ему не надо. Игра на гитаре Джона Ли Хукера на склоне лет мало чем отличалась от той, что мы слышали от него в молодые годы. И что же? Гений. Один из самых авторитетных блюзменов всех времен и народов.
Просто потому, что на сцене он был, в первую очередь, личностью. И писал отличные песни, тексты которых сам постоянно путал. Он был немыслимо сексуален, Джон Ли. Для блюза это необходимая составляющая — как и для рок-музыки в целом.
Если парня, стоящего на сцене, не хотят женщины, толпящиеся в зале, — значит, на сцене ему делать нечего, нужно продавать свою гитару и заниматься каким-нибудь другим общественно-полезным делом.
Рок-н-ролл — это секс, спорить с этим так же бесполезно, как пытаться оспорить те факты, что огонь горячий а вода — жидкая.
Майк, при всей своей неуклюжести, маленьком росте, худобе (в начале карьеры) и толстоте (в конце), при его длинном носе, темных очках и всегда довольно странной, просто неряшливой прическе, на сцене был чрезвычайно сексуален. Это было у него внутри, а на сцене прорывалось наружу — только на сцене, в жизни с ним не происходило ничего подобного. В жизни он был достаточно закрытым человеком, который, несмотря на то что мог
выпить с кем угодно, всегда умел держать дистанцию и держал ее, не подпуская человека близко к себе до тех пор, пока он ему по-настоящему не понравится.
Он стал посланцем блюза в России — ни виртуозы из «Лиги Блюза», ни Сергей Воронов, ни все клубные «поливальщики», способные сыграть с закрытыми глазами все так называемые стандарты и полтора десятка своих собственных произведений, технари гитары, достигшие в этом смысле серьезных высот, — все они ни при чем.
Блюз в Россию принес Майк.
Блюз, как народное, доступное всем музицирование, которое при наличии таланта превращается в высокое, без кавычек, искусство.
Блюз — чрезвычайно халявная музыка, изначально это музыка веселых разъебаев, предпочитающих действие рефлексии философствованию, не склонных к долгому самокопанию. Одна из главных ошибок в понимании блюза — обмусоливание довольно пошлой фразы Эрика Клэптона, который, видимо устав от идиотских вопросов журналистов (а они в ста процентов случаев — идиотские, толковые вопросы — это редкое исключение из общей массы, то есть назвать человека музыкальным журналистом равносильно тому, чтобы назвать его полным идиотом, умные и интересные пишущие люди — не музыкальные журналисты, как, например, А. К. Троицкий — он не журналист никакой, он просто А. К. Троицкий), ляпнул, что «блюз, это когда хорошему человеку плохо». Пошлость этой фразы тут же была взята на вооружение — как же, взял и одной фразой все объяснил. С тех пор любой придурок, прикрыв глаза и слушая какую- нибудь хрень вроде Гари Мура, многозначительно замечает своей телке про «когда хорошему человеку плохо».
Фраза эта, конечно, занимает первое место в списке рок-н-ролльных пошлостей. Вторая — высказывание, приписываемое Фрэнку Заппе (неизвестно, говорил ли он ее когда-либо на самом деле) — про то, что «разговаривать о музыке это все равно что танцевать об архитектуре».
Оба этих изречения я слышал тысячи раз из уст людей, ни на миг не задумывающихся о смысле сказанного, о контексте, и ни секунды не сомневающихся в том, что это истины в последней инстанции.
И то и другое — ерунда. Блюз — это, скорее, состояние, когда плохому человеку хорошо. Если иметь в
