человеческие тела не в состоянии…
Драккары были обречены, считали наблюдатели на утесе, но, живя в постоянной угрозе от соседа и закалив свои чувства в борьбе с суровой стихией, никто из них жалости и сочувствия не высказал. Эти рыбаки и зверобои не умели жалеть не только чужаков, но даже своих. И потому Торольф Одноглазый считал их лучшими солдатами для своих сотен.
Однако, к удивлению рыбаков, шквальная волна, чуть не разрушая каменные берега, обрушилась на сушу страшным порывом, но почему-то даже не покачнула три шатких лодки, позволив им спокойно плыть без весел и парусов в выбранном направлении…
Это было откровенным чудом…
И непонятно было, кто такое чудо сотворил. По крайней мере, точно уж не ярл Ингьяльд. Имей он такие способности, он давно бы расправился с рыбаками…
Только после того, как неведомая сила, что несла по воде все три драккара, далеко вытолкнула их лодку на береговой песок, ярл Торольф Одноглазый обрел некоторое спокойствие и почувствовал, что снова может говорить. А до этого в горле стоял жесткий ком, мешающий языку шевелиться.
— Что скажешь, Нильс? — обратился ярл к своему кормчему даже с какими-то нотками торжественного превосходства, словно Красный Нильс не верил в удачу, а сам Одноглазый ни мгновения не сомневался, что все завершится благополучно.
— Скажу только одно… Я не хотел бы быть тем человеком, что вызовет раздражение колдуна Гунналуга.
— В этом ты прав. Эй, там… Быстро! Тащить лодку глубже на берег.
Слова ярла относились к замершим в непонимании гребцам. Те сразу вспомнили свои обычные обязанности, и, хотя были ошарашены происшествием и слегка растеряны, стремительно повыскакивали на берег. Тут же и веревки достали и закрепили их, и команда впряглась в обычную свою работу. В шторм или перед штормом драккары всегда оттаскивали по песку подальше от воды, чтобы долгой откатной волной не унесло их обратно в воду. А следующая волна уже набегала со стороны пролива. Шторм доставал и фьорд, и до многочисленных здесь небольших рыбацких лодок пытался добраться, чтобы привычно пожрать их. Но лодки не желали быть лакомством стихии, они были заблаговременно вытащены рыбаками еще дальше драккаров, и это дало возможность драккарам найти себе свободное место.
Одна опасность миновала, но, как это часто бывает, сразу же пришла следующая. Однако со следующей моряки бороться умели лучше, чем со штормом. Чуть выше по берегу, где открывался среди скал выход с песчаного пляжа в сторону берегового вика Торстейна Китобоя, уже выстроилось, перегораживая проход, неплохо вооруженное местное войско. Должно быть, уроки войны с ярлом Ингьяльдом не прошли даром. Китобой вооружил своих людей и чему-то научил.
Одноглазый ярл дал команду, и моряки с драккаров быстро вернулись на борт. И только после этого на мачте каждого, пусть и с заметным опозданием, был выставлен белый щит. Это, впрочем, не вселило уверенности и не принесло спокойствия Китобою и его людям, и строй не разомкнулся и проход не открыл, хотя вперед тоже ни на шаг не продвинулся. Должно быть, воинственные рыбаки и звероловы желали переговоров и хотя бы короткого выяснения отношений.
— Трап… — скомандовал Торольф.
Трап, которым сами моряки не пользовались, был тотчас же опущен с носа на песок, и ярл в одиночестве двинулся в сторону береговой охраны, ничуть не опасаясь за свою безопасность, хотя перед выходом и посмотрел в сторону кормы, где за пологом, не выходя на свежий воздух, так и сидел колдун Гунналуг. Торольф надеялся, что Гунналуг, как обычно, не глядя, все видит и позаботится о том, чтобы ему не нанесли удар в спину. Да и вообще такого удара ожидать не приходилось, потому что он был не в традициях береговых жителей.
До строя защитников вика оставалось около десяти шагов, когда строй разомкнулся, создавая коридор, словно приглашая ярла пройти и проверяя его намерения. Человек с дурными намерениями не захочет отсекать себя от своих людей. И только тот, кому бояться нечего, может смело двинуться вперед. Торольф Одноглазый не показал сомнения. Он как шел раньше, так и меж воинов двинулся, ничуть не замедляя и не ускоряя шаг. Такие ситуации опытный ярл умел читать и хорошо в них ориентировался. И одновременно, будучи опытным военным вождем, Одноглазый сразу определил силы, которыми располагали рыбаки. У них было никак не меньше ста двадцати человек вместе с теми пятью десятками, что стояли в стороне отдельной группой, не соблюдая строя. По голым торсам, никогда не чесаным бородам и по вооружению — по мечу в каждой руке, Торольф сразу определил берсерков, которыми славились местные материковые земли. Значит, информация у ярла была верная — Торстейн Китобой нанял берсерков, чтобы они охраняли вик в то время, когда сами рыбаки уходили в море на промысел. Имея такого неспокойного и ненадежного соседа, как ярл Ингьяльд, это было разумное действие.
Торольф прошел через строй и увидел человека средних лет, высокого и жилистого, с умными и глубокими серыми, как полуночное море, глазами, что ждал его приближения. Нетрудно было догадаться, что это и есть Торстейн Китобой. За спиной Китобоя стояли два дряхлых старика, создавая представительство переговорам, которые должны были состояться. Присутствие на переговорах старейшин — дело обычное, хотя и не вполне необходимое, потому что решение все равно будет принимать сам Торстейн.
Торольф остановился в двух шагах от Китобоя, с любопытством его разглядывая и не начиная разговор первым. Так велел его ранг, и ярл старался поддерживать субординацию сразу, чтобы не восстанавливать ее потом, если переговоры завершатся успешно.
— Мы рады приветствовать на своем берегу гостей, — сказал наконец Китобой, — хотя, признаюсь, никого не ждали в такую погоду…
Погода сама ответила Торстейну репликой. Штормовой ветер, трепавший его длинные волосы, принес холодный, почти ледяной дождь, капли которого сразу покатились по лицам встречающих, но не намочили лица ярла, поскольку ему дождь тугими струями бил только в прикрытую плащом спину и в прикрытый шлемом затылок.
— Я вижу, что вы народ весьма гостеприимный… — высказал Торольф укор. — Но я знаю также, что у вас есть основания так себя вести. Представлюсь… Я — ярл Торольф, иногда меня еще зовут Торольфом Одноглазым, и, наверное, не стоит объяснять, откуда такое прозвище, — он провел пальцами по шраму, пересекающему лицо и то, что было когда-то его вторым глазом.
— Я рад приветствовать на нашей земле прославленного воина, — довольно сухо сказал Торстейн. — Шторм заставил тебя искать убежище в нашем фьорде?
— Нет, — напрямую ответил Одноглазый. — Я плыл сюда целенаправленно, чтобы встретиться с Торстейном Китобоем.
— Это я, — ответил Торстейн. — Но с моей стороны невежливо принимать гостя, который прибыл специально ко мне, на улице да еще под дождем. Пройдем в дом…
Торольф согласно кивнул и шагнул вперед, не дожидаясь, когда развернется Китобой.
Дом Торстейна ничем не отличался от других домов — углубленных в землю сооружений, покрытых двухскатной крышей, заложенной дерном. Стены были выложены из необтесанных, только слегка подрубленных камней, поскольку строительные деревья в этой местности почти не росли и были дорогим удовольствием, а вот на сооружение крыши пришлось все же деревянные жерди использовать. Внутри было дымно, и дышалось с трудом, но Торольф давно привык, что его соотечественники, если они не ярлы или просто не слишком богатые люди, в большинстве своем живут именно так, в суровой простоте и без затей. Устроились рядом с очагом, над которым на цепи, держащей металлический крюк, висел большой котел, а в котле варилась обычная для всех береговых скандинавов рыбная похлебка.
Хозяин уселся прямо на козью шкуру, брошенную на земляной пол, уступив гостю более высокое сиденье — еловую колоду. Другой колоды в доме не было, таким образом Торстейн показал повышенное гостеприимство, которое ярл не мог не отметить, хотя радушия в голосе хозяина тоже не слышал. Старики из свиты Китобоя остановились у порога и садиться не пожелали.
— Я готов выслушать тебя, ярл, — просто сказал Китобой.
— Я прибыл к тебе с деловым предложением, — Торольф выдержал паузу, подчеркивая важность сказанного.
