7. ТУПОЙ ПАНК-РОК ДЛЯ ИНТЕЛЛЕКТУАЛОВ
Наступил 1999 год. Страна очень медленно оправлялась от кризиса. Люди потихоньку приходили в себя. Рекорд-индустрия, к которой, как ни крути, мы теперь имели пусть и отдаленное, но отношение, чуть не умерла в первые месяцы после 18-го августа. Крупные лейблы закрывались, с Филей уволилось большинство старых сотрудников, оставшиеся работали за копейки. Очевидно, что Фили остались в индустрии (в отличие от некоторых монстров) только потому, что всю жизнь имели дело с музыкой, которую люди покупают в любых жизненных обстоятельствах. Артисты, подписанные на Филях, могли себе позволить рассчитывать на то, что их фэны не купят еды, чтобы приобрести пластинку.
Мы также перешли на хлеб и воду, зарабатывая в то время 100–150 долларов в концерт на группу. Фили, выпуская пластинки, к сожалению, не занимались непосредственно менеджментом для музыкантов. Группы сами искали себе концерты, по-прежнему часто заряжаясь DIY. Мы постоянно делали попытки поправить ситуацию, безуспешно нанимая то одного, то другого менеджера для банды. Как нам тогда казалось, плачевное положение дел с концертами и гастролями возникло исключительно по причине отсутствия грамотного менеджера. Перед нашими глазами были примеры ансамблей нашего возраста (правда, не игравших панк-рок), которые, несмотря на кризисное время, неплохо чувствовали себя. У всех них был специальный человек, который отруливал им концерты на жестких условиях для организаторов. Мы чувствовали себя ровней таким группам. У нас точно также выходили пластинки, мы существовали давно, нас крутили по радио и MTV. Но… мы не умели быть жесткими, заряжаясь в концерты. Нас можно было легко развести, опустить по условиям и гонорару, склонить к бесплатному выступлению. Так бывает всегда, когда музыканты своим менеджментом занимаются сами. Музыканты, особенно в панк-группе, в концертах видят основной смысл существования. Сцена — настоящий наркотик, это не пустые слова. И когда организатор говорит «нет» в ответ на объявленные тобой условия, ты чувствуешь, что рискуешь потерять кайф. Многие в то время пользовались такой нашей безотказностью и получали нас (и не только нас) за копейки. Менеджер же, человек не из группы, далекий от всех наших «музыкантских» тем, может переломить ситуацию, заставить людей из индустрии относится к группе с должным уважением.
За период с декабря 97-го у нас сменилось три или четыре человека на посту директора. Первый был из журналистской среды и не смог сделать ничего. Второй, друг Голанта, делал попытки мутить какие-то концерты, но, не имея опыта и связей, также быстро обломался.
Третьей была девушка, сотрудница Филей. Ее проблема была в том, что занятость на основной работе не оставляла ей времени для группы. Но главное обстоятельство, которое их всех объединяло, никто из них не был волшебником. Им было не под силу разорвать заколдованный круг. С нами было интересно работать, только если мы могли приносить деньги, а приносить деньги мы могли, только благодаря их работе. Менеджер в такой группе, как наша, не может быть нанятым челом. Это должен быть пятый человек в коллективе, маньяк, фанат и, ко всему прочему, человек, не имеющий никаких других источников дохода, кроме как доходов от группы. Он должен точно так же рубиться за банду, как остальные, быть настоящим единомышленником, голодать в плохое время и жировать в жирные дни.
Такого парня на горизонте не было, мы продолжали заниматься своим администрированием, отруливая все вопросы самолично вплоть до 2002 года. Все это время, как оказалось, у многих людей (фэнов и музыкантов) складывалось впечатление, что на нас работает целый штат администраторов. Злопыхатели утверждали, что «Тараканы!», которые, как известно «давно продались», безвольно подчиняются продюсерам, что все в группе решает директор.
Ну, да, так оно примерно и было. Только директором был сам коллектив ансамбля.
Иногда нам делали предложения люди из индустрии. Я несколько раз ужинал с Дмитрием Гройсманом, менеджером группы «Чайф», который имел виды на нас. Дима, несмотря на то, что давно и плотно находится в большом бизнесе, остается душевным и хорошим человеком. Однако подписаться с ним — означало для нас одно: перестать быть панк-группой. Людям типа Гройсмана не дано понимать некоторые основополагающие вещи. Вещи, которые настолько глубоко в сердце, что их очень трудно даже попытаться выразить словами. Несмотря на то, что мы не нашли общий язык с Дмитрием, он остается моим хорошим знакомым, с симпатией относится к группе и помогает нам по меру сил. Осенью 98-го он даже рассказывал мне о некоей девочке из Уфы, которой он хотел плотно заняться. Дима планировал вывезти ее в Москву и найти ей здесь хороших музыкантов. Он консультировался со мной по поводу возможных кандидатур. Я не очень ориентировался в раскладе сил на рынке незанятых музыкантов и просто предложил Гройсману попробовать свести девочку на первое время с моими парнями. Так мы чуть не познакомились с Земфирой, которую у Димы весьма быстро увел Леонид Бурлаков.
Гройсман, кстати, был одним из тех, кто настоятельно рекомендовал нам перестать публично и во всеуслышание соотносить себя с панк-роком, с панками. Он, Козырев, Тонких и многие другие люди большого шоу-бизнеса постоянно говорили нам об этом. «Вы записываете отличные пластинки, вы все взрослые, умные парни. На хуя вам ассоциироваться с панком? Многие люди не покупают ваши альбомы и не ходят на ваши концерты только потому, что боятся слова «панк». Вас не пускают в «нормальные» клубы, потому что в сознании арт-менеджеров ваше имя связано с этим опасным словом. Подвязывайте с этим и все у вас станет хорошо! Вам необязательно менять музыку. Играйте, что хотите. Группы и понеформатней «Тараканов!», прикрываясь такими понятиями как «альтернатива», отлично продаются». Они желали нам добра, эти парни. Они действительно симпатизировали нам и на самом деле хотели помочь. Однако они видели ситуацию лишь со своих позиций, с позиций людей, сделавших торговлю песнями бизнесом своей жизни. У нас же никогда не было задачи продаться любым способом и стать доходной группой несмотря ни на что. Мы знали свои корни и даже если дело упиралось всего лишь в слово из четырех букв, не собирались отказываться от них.
Самое смешное, что примерно в это время уже начали раздаваться другие голоса. Тупоголовые «панк-ортодоксы» вопили, что такие группы как «Тараканы!» ни хуя не панки, и используют это «святое» понятие для зарабатывания все больших и больших денег! Всякий раз, когда мы слышали подобные вопли, хотелось спросить у существ, их издающих: а кто тогда спиздил наши деньги? Если мы продались и, мало того, с успехом продолжаем эксплуатировать слово «панк» исключительно с целью обогащения, то где тогда наши деньги? Иногда мне (или кому-нибудь еще) удавалось задать этот вопрос конкретному человеку, а не в воздух. Как правило, эти люди не были способны продолжать «беседу». Они не имели аргументов,