появлюсь, первым насторожится участковый, и сюда приедут люди, чтобы убедиться, что со мной всё в порядке. И это будет концом для вас. Вам не выбраться из этих лесов, пока продолжаются поиски Насти.
- Старик, я не собираюсь торговаться с тобой! – рявкнул Вазген и вдруг осёкся, увидев Салеха, лежавшего на полу без движения.
Рустам оставил Сербина и плюхнулся на стул. Стащив с себя окровавленную майку, он сжал её в комок и приложил к разбитому носу, пытаясь остановить кровь.
- Эй, Салех, ну-ка кончай дурочку ломать! – крикнул Вазген, но Салех не пошевелился.
- Он без сознания, - хлюпая сломанным носом, сказал Рустам. – Ты что, не видел, как этот козёл приложил его ногой по яйцам? Старик прав! – неожиданно поддержал Виталия Рустам. – Если мы их замочим, уходить нам придётся этой же ночью. А Салех, я так понимаю, не ходок. Неделю – точно. У меня сломан нос. Гено лежит при смерти. Ты хочешь сам уйти? Попробуй! – в его голосе прозвучала явная угроза…
Вазген словно закаменел. Он сидел, уставившись в одну точку, не мигая…
- Ты слышал, что я сказал, шеф?! – окликнул его Рустам.
- Я бы убил его, - наконец, сказал он.
- Так убей! – заорал Рустам, толкая по столу автомат в сторону Вазгена. – Убей хоть раз! У тебя же духа не хватит даже ударить человека! Что ты передо мной-то понты колотишь?!
- У нас разное предназначение в этой жизни, - уже спокойно сказал Вазген. – Кто-то должен думать, кто-то убивать. Таким образом достигается равновесие…
- Да пошёл ты,… шеф! – сказал Рустам и, подхватив автомат, вышел из столовой.
- Старик, ты должен помочь мне! – сказал Вазген после ухода Рустама. – Сербина надо отнести в его комнату… А ты, старуха, посмотри Салеха. Нужно привести его в чувство. Ты тоже вставай! – он повернулся к Насте. – Будешь присматривать за своим заступником…
Глава 3
День клонился к вечеру.
Вазген стоял у окна второго этажа, рядом на стуле сидел Салех. Он был бледен, и мелкий бисер пота блестел на его лице. Он с трудом смог подняться на второй этаж, и Вазген, видя его состояние, принёс ему стул.
- Ну, и как там наш калека? – тяжело дыша, спросил Салех.
- Никаких признаков жизни! – ответил Вазген. – Я недавно заходил к нему.
- Почему ты не убил его?
- Старик упёрся. Придётся пока оставить его в живых.
- Грёбаный ублюдок! – сквозь зубы процедил Салех. – Он мой, Вазген! Я сам поставлю на нём последнюю точку!
- Не думай пока об этом, - Вазген посмотрел на Салеха. – Нельзя менять правила, когда игра в разгаре…
- Ты о чём говоришь, шеф?! – вскричал Салех. – Какие, на хрен, правила? Какая игра? Все игры закончились в тот момент, когда эта змея показала нам зубы!
- Игра, которая называется «выживание», Салех. И в этой игре никто и ничто не должно стоять на нашем пути к спасению! Поэтому цепочка такова: пока жив Сербин, старик со старухой работают на нас. Ты жаждешь его долгой и мучительной смерти, и я тебя понимаю и солидарен в этом с тобой. Но сейчас он нам нужен живой, иначе, старика со старухой, и девку заодно, короче, нам придётся убивать всех.
- А так ли уж нам нужны старик со старухой? – задумчиво процедил Салех.
- Салех, хватит об этом! Если мы сделаем сейчас один неверный шаг, сюда сбежится кодла ментов, и тогда нам не уйти! Тебе ЭТО надо?
- Зачем нам старик? – Салех смотрел на Вазгена тяжёлым взглядом. – Зачем нам старуха? Что изменится от того, что мы их порвём?
- Бля, Салех! – Вазген в возбуждении заметался вдоль окон. – Ну, неужели тебе непонятно, что только старик сможет узнать в посёлке, когда прекратятся поиски девки. Это - раз. Только старик сможет разрулить ситуацию, если сюда вдруг случайно набредёт толпа ментов, скажем, воды попить. Это – два. И нам не устоять в случае штурма – это три! Мы должны высидеть, хотя бы неделю, тихо, как мыши в норе. Потом ажиотаж вокруг пропажи девки спадёт, и мы спокойно уйдём…
- Почему её так упорно ищут? – Салех немного успокоился.
- Почему? Потому что Гено сдёрнул не ту девку! К ней очень тепло относились в посёлке: на войне потеряла мужа, мать больна чем-то раковым… Девка пахала в аптеке на износ – круглосуточно, чтобы заработать на лечение матери! А Головинка – посёлок маленький – все друг друга знают! А её любили в посёлке…
- Старик едет! – прервал его Салех, увидев в окно белую «семёрку» Виталия. – Иди, встречай! Я присмотрю здесь.
Вазген бегом спустился в гараж.
Дарья уже открывала ворота, и Вазген встал за стену, держа наизготовку карабин.
Виталий въехал в бокс, и Дарья сразу же закрыла ворота, задвинув тяжёлый засов в петли.
- Ну, что в посёлке, старик? – спросил Вазген, выходя из своего укрытия.
- Вам не нужно было трогать Анастасию! – угрюмо сказал Виталий.
- Это мне известно и без твоих умозаключений! – прервал его Вазген. – Говори по существу.
- Сейчас на её поиски дополнительно брошена рота солдат из части внутренних войск и люди из МЧС с собаками, натасканными на поиск людей в завалах. Они прочёсывают местность в округе по квадратам. Милиция работает по усиленному варианту. Шум вы подняли большой… Если вас найдут – вам не сдобровать!
- Я же сказал, мне нужны твои умозаключения! – глаза Вазгена сверкнули в полутьме гаражных боксов. – Старуха, иди к Сербину и приведи его в чувство! Сделай всё необходимое, чтобы завтра он был в порядке. Утром я проведу военный совет, и мне нужно, чтобы он присутствовал на нём! Марш!
- Мне не унести все покупки одному, - сказал Виталий. – Давайте мы сначала разгрузим с Дарьей багажник.
- Разгружайте, - буркнул Вазген. – Только быстро!
Он прошёл в столовую и сел на своё привычное место, со злостью бросив на стол карабин. Сербин был прав, говоря о том, что его терзали угрызения совести. Вазген сейчас, как никогда раньше понимал, в какое жуткое дерьмо он попал, связавшись с этой троицей. Эти мясники не несли в себе ничего человеческого. Эти подонки, жаждущие крови, не представляли никакой ценности ни для себя самих, ни для окружающего мира. Что могло толкнуть его в их компанию? Вазген застонал сквозь плотно стиснутые зубы… Уж он-то прекрасно понимал, что только жажда власти, только неуёмное желание управлять хоть кем-то привели его на кривую дорожку. В какой-то момент он дал волю своей непомерной гордыне, и теперь вынужден был пожинать горькие плоды. Его отец, который в школе преподавал историю, видел в Вазгене личность, но видел и его раздутое самолюбие и тщеславие. И он когда-то, еще в школьные годы Вазгена, сказал ему фразу, вычитанную у кого-то из старых философов: «Самое опасное следствие гордыни - это ослепление: оно поддерживает и укрепляет ее, мешая нам найти средства, которые облегчили бы наши
