письма Вальтера, но известно, что 14 декабря 1900 года Антон Павлович приехал в Ниццу и был у своего давнего приятеля. В это же время и состоялось его знакомство с Сухово-Кобылиным (в какой день — точно неизвестно). А вскоре, 8 января 1901 года, Александр Васильевич послал Чехову свою визитную карточку, на обороте которой было написано: «Мои старые Кости с удовольствием (принимают) Приглашение ваше — вам всегда преданный А. Сухово-Кобылин». В. М. Селезнев справедливо замечает: «Так — по-дружески, шутливо, даже без обращения по имени-отчеству, пропустив одно слово (а это и вовсе уж не редкость для Сухово-Кобылина), на обороте визитной карточки — Сухово-Кобылин, гордившийся своим старинным дворянским родом, чтивший все правила этикета, мог писать только к очень хорошо знакомому и понимающему его человеку».
На следующий день, 9 января, они встретились снова. «Обедали в 6 часов у Ковалевского, где виделись с Чеховым», — записано А. М. Молегиным в дневнике Сухово-Кобылина и подчеркнуто, как все особенно важное для Александра Васильевича…
К сожалению, мы не знаем, о чем они говорили. Но ведь чем-то Чехов и Сухово-Кобылин заинтересовали друг друга, раз не ограничились одной встречей…
В разрозненных фрагментах «Учения Всемир» есть и такой: «Реформа античного мира, т. е. исхождение в рассудочный мир, совершилось парою мыслящих греков, т. е. Платоном и Аристотелем, и результат, ими данный человечеству, был мир чистых сущностей, идей или категорий… Реформа создания была совершена парою мыслителей — Коперником и Лютером, реформа математики была совершена парою исчислителей — Невтоном и Лейбницем; реформа философии была совершена парою интеллигентов — Гегелем и Дарвиным. Еще замечательно, что в каждой из этих пар один есть идеалист, т. е. философ, другой есть эмпирик-наблюдатель.
Тот же закон действует и в сфере искусства.
Для литературы нашей сохраняется то же правило. В ней действуют те же экстремы, то есть пары противоположностей — Пушкин и Гоголь, Тургенев и Щедрин…»
Разумеется, это утверждение не бесспорно, но представляет огромный интерес! Ведь Александру Васильевичу в этом философском поиске так и не удалось обнаружить «свою пару» ни в философии, ни в художественном творчестве; он видел собственное творчество отделенным от всего и всех, — таким и остался в истории. Но кто поручится, что Сухово-Кобылин не искал свою «экстрему», противоположность в новом поколении русских писателей, и потому Чехов, драматург совершенно иного направления, был ему особенно интересен.
Случайно ли, что в исторической перспективе XX века интерес к драматургии Сухово-Кобылина и Чехова практически никогда не совпадал, но слишком часто совпадали попытки трактовать их такие разные пьесы с точки зрения театра абсурда? Ведь именно эта «пара противоположностей», Сухово-Кобылин и Чехов, ознаменовала в истории русской культуры появление принципиально нового
«Пары наличествуют и в духовном мире, т. е. в процессовании человеческого познавания, они всегда состоят из двух экстремов — идеалиста и эмпирика… Два противоположные речения, — читаем в „Учении Всемир“, — взятые совместно, суть тот инструмент или
Разве не подобные мысли послужили фундаментом, на котором воздвиглась теория «театра абсурда»? Внимательное изучение текстов позволяет найти настоящие корни этого явления. Но даже те, кто пошли по стопам Сухово-Кобылина (я имею в виду эстетические обретения, развитие тематики и жанра), никогда не признавали роль его наследия в их творческих поисках и устремлениях. А если и вспоминали о нем — то лишь как о «драматурге поневоле», человеке, совершившем страшное убийство своей возлюбленной…
Неужели он и это предвидел? Почему в его записях нередко встречаются слова: «Я стою на Мосту…»? Представим себе два далеких берега, соединенных дугой, посреди которой стоит одинокий человек, ушедший от одного берега, но так и не дошедший до другого. Может быть, тогда мы сможем лучше понять, что это за человек — Александр Васильевич Сухово-Кобылин…
Вопреки всему он не прекращал попыток восстановить хотя бы основные фрагменты «Учения Всемир». 18 июня 1901 года, лежа в постели, он диктовал А. Молегину фрагмент под названием «Промахи Гегеля, или Определение Неогегелизма».
В архиве Александра Васильевича все датируется весьма приблизительно, нельзя точно сказать, какие именно части восстановлены, какие сохранились. Где-то дата написана его рукой, где-то — рукой Луизы Александровны или А. Молегина. От этого — повторы, многочисленные обрывы мысли, продолжение которых порой можно найти в ранних фрагментах.
В 1995 году брошюру «Учение Всемир» составили и издали профессиональные математики. Они группировали фрагменты вокруг математических выводов Сухово-Кобылина о строении и развитии мира. Е. Н. Пенская попыталась выстроить свою контаминацию с гуманитарной точки зрения. Все это дает возможность не только «параллельно» изучать литературное и философское наследие, но и личность Сухо-во-Кобылина. И в данном случае для нас оказывается совсем не так уж и важна точная датировка — более существенна модель мира, представленная в «Учении».
«Всемир как Идея есть адекватное Понятие. Адекватность эта состоит в том, что Понятие с своей Реальностию выравнилось, слилось в Реальность, воплотилось и в нераздельное Единство соключилось, и это нераздельное Живое Единение и Единство Понятия и его Реализации, Души и Тела, Мышления и Бытия, и эта превысшая Степень Бытия и полнейшая Инкарнация Мысли и есть Идея, сама Истина. Идея и есть Бог, но живой, себя в Мир построевающий Бог, не тот Бог, который Мир в семь Дней создал и за сим его покинул и от Трудов своих почил; так что Бог остался отдыхать на Небе, а Мир остался глупить на Земле. Это не Правда!
Нет ленивого Бога и настолько же нет глупого Мира, а есть Идея Мира, или Мир как Идея и есть, существует тот Бог, который Мир этот своим Разумом строит и потому себя в нем воплощает».
Мысль кощунственная и жестокая, да простит меня за нее Александр Васильевич Сухово-Кобылин!
Невозможно судить сегодня о целостности и ценности его философских открытий, но по сохранившимся фрагментам видно, что трагедия, произошедшая с ним на пороге нового столетия, когда сгорело любимое имение, была сродни той давней трагедии, когда погибла любимая женщина. Тогда сжалось пространство — размышления об устройстве и логических связях Вселенной отразились и исказились в зеркале одной, отдельно взятой души, вынужденной безвинно страдать от невозможности что бы то ни было доказать. Все абстрактные идеи обогатились горькой конкретикой.
Надо было укрыться в Кобылинке, чтобы в одиночестве преодолевать эту невыносимую боль, эту вопиющую несправедливость творчеством, уравновешивая отвлеченную философию художественными открытиями.
Теперь, на склоне лет, когда поданная карета стремительно неслась под гору, пространство сжалось вновь. И тогда погибшая в огне философская система начала складываться, подобно мозаике, в резкие, выразительные тезисы. В сгустки мысли непостаревшей, не подчинившейся старости — из просветов сдавшейся памяти.
Это был последний вызов Сухово-Кобылина Великому Слепцу Судьбе, его последняя битва с фантомами, оборотнями и «упырями».
«РАЗУМ есть СИЛА…
Разум правит Миром.
Это положение Анаксагора есть истинное Зерно всей спекулативной Философии: Разум правит
