Музей криминалистики просуществовал несколько лет. В конце 60-х годов по решению властей он был ликвидирован. Экспонаты без всякой описи свалили в подвал.
Однако в 70-х годах начал создаваться Музей ленинградской милиции. Все экспонаты были на месте, кроме стеклянного сосуда с головой Пантелеева. За объяснениями обратились к Владимиру Бишкекову, бывшему директору Музея криминалистики, который показал, что банку с головой сотрудник Медянник якобы, чтобы избежать всяческих недоразумений, лично утопил в Неве.
Медянник подтвердил слова своего бывшего шефа, но обидчиво добавил:
— Только не «якобы», а утопил. Лично сбросил с моста Лейтенанта Шмидта. Впрочем, невелика потеря, не экспонат и был, — и при этом загадочно усмехнулся.
Дирекция Музея ленинградской милиции пожурила Медянника за самоуправство. В самом деле, стоило ли раздувать скандал, не бюст же Ленина бросил Медянник в Неву. Этим дело и ограничилось.
Загадочные происшествия на Волковском кладбище
Волковское православное кладбище Санкт-Петербурга было образовано в 1756 году на далекой городской окраине. Но время шло, и вскоре место последнего упокоения оказалось в городской черте и растущий город начал «наступление» на кладбищенскую территорию.
Особенно ударными темпами это «наступление» велось после Октябрьской революции. То под строительство завода «оттяпают» кусок территории, то «срежут» изрядный угол для прокладки трамвайных путей, то на несколько метров отодвинут кладбищенскую ограду для расширения проезжей части улицы. Однако несмотря на понесенные потери, одно из старейших городских кладбищ сумело до наших дней в целом сохранить свои первоначальные, исторические контуры.
А несколько лет назад на кладбище начали происходить странные, загадочные вещи. Однажды в кладбищенскую администрацию пожаловал гражданин с типичным лицом уголовника.
— Я дядю ищу. Он здесь, у вас, похоронен, — сказал угрюмый племянник.
— Назовите год смерти и фамилию вашего родственника, — ответил администратор.
— Год смерти 1924-й. Звали его Леонид, а фамилия была Пантелеев.
— Одну минуточку, — сказал администратор и скрылся в недрах конторы, но отсутствовал он достаточно долго, а когда наконец появился, то в руках у него был внушительных размеров фолиант, где были зарегистрированы все захоронения за 1924 год.
— Одну минуточку, — вновь сказал администратор и принялся листать фолиант, отыскивая страницу на букву «П».
— Да не, — во всю пасть зевнул племянник, — дядю как неизвестного похоронили, под номером 13. Необоснованно репрессированный, значит.
— Ну, молодой человек, тогда найти могилу вашего родственника не представляется возможным, — развел руками администратор. — По нашим законам, через определенное количество лет в могилу неизвестного лица, или «бесхоз», допускается производить вторичное захоронение. Я думаю, что с 24-го года в могиле вашего дяди похоронили как минимум трех новых покойников.
— Да не, мне новые жмурики не нужны, мне дядя нужен, — с напором сказал племянник, и на столе администратора появилась сотня «бакинских».
— Вы знаете, наше дело — помогать людям, — проникновенно сказал кладбищенский начальник, ловко сгребая сотню американских долларов в ящик стола. — Тем более когда речь идет о жертве репрессий. Ведь, по правде сказать, я тоже в свое время подвергался необоснованным репрессиям, при Андропове, был, знаете ли, такой деспот.
Андропова-деспота племянник не знал, но зато помнил своего родственника, о чем грубовато и напомнил:
— Об Андропове после поговорим, ты мне сначала дядю найди.
В ходе поисков выяснилось, что трупы неизвестных на Волковом кладбище издавна хоронили на двух участках: за Лиговским ручьем и в излучине реки Волковки, ограниченной Глазуновской и Конной дорожками, проходящими по территории кладбища. Кроме того, администратор клятвенно заверил племянника, что при повторном захоронении могильщики не выкидывают прах первоначального «хозяина» могилы, просто немного присыпают землей, а сверху укладывают «подселенца». Главная сложность в поисках заключалась в том, что, хороня неизвестных, кладбищенская администрация составляла план их могил кое-как, а нередко и вовсе не отмечала мест захоронений, дескать, чего там с бродягами чикаться…
— Могли не отметить и могилу вашего дядюшки либо чего-нибудь перепутать на плане, — извиняющимся тоном сказал администратор.
— Не гунди, — веско посоветовал посетитель и еще за сто долларов получил ксерокопию участков захоронений неизвестных за 1924 год.
— Если обнаружите могилу и решите перезахоронить, то все сделаем по высшему разряду, — угодливо заметил кладбищенский чин.
— Пойду, посоветуюсь с родственниками, — ответил племянник и вышел из помещения.
Вечером следующего дня кладбищенский сторож Пилкин, больше известный по кличке Чекуха, был немало удивлен, когда заметил на участке «бесхоза» за Лиговским ручьем, как трое молодцов, сверяясь с каким-то планом, что-то измеряют, размечают деревянными колышками, втыкают в землю длинные щупы и фотографируют отдельные могилы.
— Ребята, вы это чего тут делаете? — спросил Пилкин.
Один из молодцов глянул на сторожа как на пустое место и обратился, видимо, к главному:
— Баклан, в бубен ему дать или че?
— Дай ему на бутылку, — ответил тот, которого звали Баклан.
Получив заветную сумму, Пилкин купил водки и до утра проспал в своей сторожке мертвецким сном.
Каково же было его изумление, когда следующим вечером он вновь увидел на кладбище ту же троицу, занимающуюся теми же манипуляциями, но теперь уже на участке «бесхоза» в излучине реки Волковка.
На этот раз сторож даже ничего не успел спросить. Один из молодцов дал ему две бутылки водки, развернул и пинком направил по направлению к сторожке. «А мне какое дело, раз измеряют, значит, так надо. Может, они геологи какие или выполняют задание государственной важности», — размышлял Чекуха по дороге к своему посту.
Однако события следующей ночи до смерти перепугали Пилкина и заставили на рассвете прибежать в ближайшее отделение милиции. И вот что он поведал дежурному:
— Часов в одиннадцать ночи приходят на кладбище давешние молодцы и катят с собой каталку с дедом-паралитиком. Мне говорят, пойдешь с нами, и три лопаты возьми. А я что, я человек маленький, мне сказали — я и пошел. Пришли к Лиговскому ручью, где участок брошенных могил. Подвезли паралитика к какой-то могиле и говорят: «Вроде здесь». — «Вроде или здесь?» — паралитик спрашивает, а голос у него такой противный, скрипучий. «Сейчас узнаем, мастер», — те ему отвечают, хватают лопаты и ну могилу раскапывать. Докопались до гроба и мне: «Давай, негр, твоя работа — вытаскивай гроб». Делать нечего, полез в могилу. Там покойники хоть и старые, но все равно вонища, доски склизкие, червяки. Вывернул я на поверхность первый гроб. Они крышку сбили, фонариком посветили, слышу, говорят: «С головой, мать его!» — и мне командуют: «Тяни второй!» Я поднатужился, подал им конец другого гроба. Они опять крышку долой, и снова матом, мол, и этот с головой. Я давай третий гроб вытягивать, а он, сука, в глину врос, краном не вывернешь. Мне лопату бросили: «Рви крышку». Я доски кое-как отодрал, они в могилу фонариком посветили да как заорут: «И этот с башкой, мать его перемать!»
Вылез я из могилы. Детины гробы туда покидали, землей присыпали. Тут паралитик заскрипел: «Где другая могила?» Ему в ответ: «Рядом, мастер», схватили коляску и бегом повезли по Конной дорожке к другому участку «бесхоза». Пока катили, два раза старика из коляски на землю вываливали, дороги-то на кладбище у нас еще те, танк не пройдет.
