– Мэгги великодушна, – отозвался недоумок справа. – Она не убивает сразу, но парень еще получит.
– И немало, судя по калориям, – поддел Ник, показав глазами на ее тарелку.
Мэгги уронила вилку и побледнела. Сама того не замечая, она увлеклась самыми питательными кушаньями и теперь с ужасом смотрела на жалкие остатки.
– Боже, Сэм меня убьет!
– Кто такой Сэм? – спросил Ник, заинтригованный ноткой неподдельного ужаса в ее голосе.
– Моя совесть, – простонала она. – Если он узнает, сидеть мне неделю на хлебе и воде. Хотя… – рука в изящной перчатке облегченно расслабилась, разве меня сейчас не измотали на корте? На круг все сходится.
– На круг ты никак не походишь! – попытался скаламбурить недоумок, любовно оглядывая ее изящную фигуру, подчеркнутую ярким весенним платьем.
– Кто такой Сэм? – повторил вопрос Ник, и идиот поспешил ответить:
– А ты не слышал о знаменитом коуловском tena а lrok? Счастливчик Сэм живет с Мэгги и Финном.
– Сэм – наш домоправитель, – пояснила Мэгги.
– И многое другое! – вмешалась в разговор сестра идиота, которая давно завидовала Мэгги и постоянно подкапывалась под ее имидж. Сейчас она улеглась на стол, чтобы доверительно позлословить с Ником. – Мэгги как‑то призналась, что Сэм цементирует их семью. Он такой классный – секси‑Сэм, как говорит Мэгги! Ты просто счастливица, Мэгги, что имеешь под рукой двух таких шикарных мужчин. Не понимаю, как они до сих пор не подрались из‑за тебя.
Хотя ты всегда умела играть с мужчинами. Подчеркнутое множественное число не ускользнуло от внимания всех, кто находился в пределах слышимости, и Мэгги оказалась под обстрелом выжидательных взглядов. У нее ведь всегда найдется остроумный ответ. Не в правилах Мэгги относиться к чему‑то серьезно, включая и оскорбления. Она не обманула ожиданий. – С детства привыкла, – серьезно пояснила она Нику. – Когда мне было пять лет, дедушка купил фабрику игрушек и использовал меня как оценщика рыночной стоимости. У меня были дюжины кукол, причем большей частью оловянные солдатики, на которых специализировалась фабрика. С тех пор у меня как‑то отложилось, что мужчин приятнее считать на дюжины.
Ник и не пытался изобразить улыбку. – Понимаю. Ты просто перешла от игрушек для мальчиков к мальчикам‑игрушкам.
За столом грохнули от смеха, но Мэгги на какое‑то мгновение удалось подыграть неулыбчивости Ника. Потом ее большой рот задрожал в последних попытках сохранить такую же вежливую невозмутимость. У него‑то проблем не было. Он смотрел и ждал, пока она наконец не поддалась безудержному смеху.
Веселье стерло всякую утонченность, розовая перчатка, на тон темнее платья, прикрывала хохочущий рот, а в глазах плясало одобрение его каламбуру, хоть и направленному против нее.
Только тогда он позволил себе отозваться на всеобщее веселье. Но улыбка была адресована одной Мэгги, тайное уведомление о победе. Будто он знал, что Мэгги не ожидала и не хотела обнаружить в нем остроумного собеседника, способного посоперничать с ней, признанным мастером острот. Она предпочла бы видеть неловкого, чувствующего себя не в своей тарелке, почти нелепого пуританина – это давало бы больше надежд одурачить его. Вместо этого Ник развлек все застолье, обратив против нее же попытку смутить его. Безусловно, он не был своим в этой атмосфере намеренной фривольности, но не потому, что не мог ей соответствовать, а потому, что не пытался. Он здесь ради дочери, и ради нее готов мириться со скукой и пустой болтовней. Каков же он в свободное время? – задумалась Мэгги. Или у него, как у дедушки, свободного времени не бывает? А женщины, которые удовлетворяют его пуританские запросы, – для них он время находит? Выкраивает, наверно, между деловыми встречами.
Завел подходящий диванчик у себя в офисе. Мэгги осознала, что все еще смотрит на него, и вспыхнула от таких мыслей. Серо‑голубые глаза тут же потемнели до морской зелени… о чем думает он? И вовсе она не хочет этого знать. Мэгги решительно отодвинула тарелку, кишащую калориями, – фрейдистский отказ, не ускользнувший от внимания мужчины напротив. Мэгги отвела глаза. Она может быть испорченной, привыкшей получать все, что хочет, но уж недогадливой ее никто не назовет! Есть несколько причин, по которым ей не следует вникать в мысли Ника Фортуны, и каждой из этих причин в отдельности вполне достаточно. Она решительно окунулась в общую беседу, совершенно игнорируя невозмутимое и неотступное внимание Ника Фортуны. Чего он хочет? Чтобы она почувствовала себя неуклюжим голенастым подростком? Сроду за ней этого не водилось. Черт возьми, почему бы ему не повернуть свое боксерское сексуальное лицо к соседке‑блондинке, которая до неприличия старается привлечь его внимание? Она‑то ему вполне подходит, а Мэгги, как было сказано им с таким холодом, – нет. После ленча Мэгги захотелось вздремнуть, а потом, пока послеполуденное солнце еще припекало, она спустилась на пустынный пляж и растянулась на шелковистом теплом песке с последним бестселлером в руках. Вода была еще по‑весеннему холодной – в бассейне она в угоду сибаритам подогревалась до температуры тела, – но Мэгги время от времени окунала ноги, получая удовольствие от уколов освежающей соленой прохлады. Сверху ветерок доносил отзвуки веселья, но Мэгги не тянуло в компанию. Вовсе она не прячется – просто наслаждается честно заработанным покоем? Рано или поздно Финн найдет ее и снова заставит нести караульную службу – хотя в данный момент, благодаря заметным успехам блондинки, и Финн, и Лори, и Мэгги имеют возможность наслаждаться уик‑эндом, не страшась грозного отеческого ока. Лори говорит о своей жизни совершенно непринужденно, и чем больше Мэгги ее слушает, тем больше девочка ей нравится. То, что с ней сейчас происходит, – не бегство из родительского плена. Она не ожидает, что жизнь с Финном будет ложем из роз без шипов. Вообще она не смотрит на все через розовые очки, как Финн. За обедом Мэгги с облегчением обнаружила, что все места перемешались и она сидит далеко и от Лори, и от Ника. Теперь ее соседкой была неугомонная активистка благотворительности, не раз уже обращавшаяся к Мэгги за идеями для своих празднеств, и женщины углубились в оживленную беседу о способах вовлечения утомленных капитанов индустрии в добрые дела. Мэгги, чтобы отвязаться, напомнила ей несколько своих с треском провалившихся идей, и к разговору туг же подключились случайные соседи, перечисляя ее триумфы и провалы. Кто‑то заявил, что в любом случае участие Мэгги обеспечивает шумную рекламу, потому что даже проваливаются ее идеи волшебно! Обед предопределил остаток дня: кто‑то попросил совета относительно приближающейся ярмарки, и Мэгги, окруженная внимательными слушателями, попивая кофе с ликерами и домашним шоколадом, долго еще разбрасывала направо и налево свои безумные идеи. Истощившись наконец, она с удивлением обнаружила, что на часах уже начало первого, и, зевая, отправилась спать, отмахиваясь от неумеренных 
