Rammstein: будет больно

Он, мол, был слишком близко к позвоночнику.
С годами шрапнель сместилась между лопаток,
В большой гнойной сумке,
Я устал, меня тошнит,
И я все еще не нашел эту штуковину.

Любовная лирика Тилля, грубоватая, но искренняя, тоже находит свое место в сборнике:

Приходи, я готовлю тебе суп
Из желаний падающей звезды,
Из поцелуев и пота на ляжках,
Из слез из-под зада.
Я сгибаю тебе каждый волосок,
Бросаю свой якорь в твое море
И глубоко в свою душу
Заточаю твой портрет,
Хочу его перенести в мое сердце
И глубоко в моем теле запереть…

Несколько стихотворений в сборнике посвящены дочери Тилля — Неле. «Nele»:

Не делай этого,
Не трогай это,
Потому что можно обжечься,
Не делай этого!
Ах, оставь это!
Тебе будет больно, и ты будешь плакать.
…
Мое дитя, чтобы с тобой не случилось никакой беды,
Я стал бы жрать дерьмо,
Я стал бы пить гной,
Позволил бы посеребрить себе зад,
Чтобы на это серебро покупать тебе кукол.
Только осторожно,
Не делай этого!
О, оставь это!
Тебе не нужно замерзнуть, чтобы почувствовать,
Болезнь приходит сама по себе,
Только боги могут касаться тебя,
И даже тогда я буду с тобой,
Потом я буду с тобой,
Буду с тобой.

Но Тилль не был бы Тиллем, если бы основную часть его стихов не составляли те, стиль которых уже принес ему армию поклонников и не менее многочисленное количество противников, а его группе скандальную славу. Это стихи о насилии, сексе, тоске, отчаянии и одиночестве.

Тилль: «Конечно, поверхностно тексты отмечены насилием и всеми видами провокаций. Однако, если вчитаться внимательно, открывается комичность, которую мало кто замечает. Несмотря на то что все тексты появляются в подсознании из одного слова, неопределенной идеи или истории, я всегда оставляю что-то вроде маленькой лазейки, для того чтобы при чтении все еще можно было улыбнуться. Наиболее отчетливо это заметно в стихотворении „Big in Japan“, которое я написал после посещения одного ночного бара в Токио. Там был один артист, который действительно цеплял себе огромные грузы на член. Известно, что японцы не слишком уж одарены физически, но это было так натянуто, что пародия на песню группы Alphaville была необходима. «Big in Japan»:

Это грустная история
О мужчине, который предстал перед судом
За то, что он под своим плащом
Прятал гантелю на яйцах,
Которая служила ему для того,
Чтобы пугать маленьких детей.
Он встал перед детским садом,
Карапузы глазели на него,
Он распахнул пальто,
Чтоб показать свое мастерство,
Девочки засмеялись, его позоря,
Тогда он добавил еще 3 килограмма,
Таким тяжелым его груз никогда не был,
Мошонка оторвалась, артист закричал…

Тилль: «Нет, однако, ничего более приятного и интересного для художника, чем создать трение, поляризовать и наблюдать множество различных реакций. В случае с „Ножом“ оно простирается от страха и озадаченности до настоящего наслаждения. Конечно, иногда я сам себя спрашиваю, что за монстра я там создал? Но, с другой стороны, ты тихо смеешься и радуешься своему маленькому, грязному, черному „кое- кому“».

Оценивая книгу в общем, многие вдумчивые критики прежде всего обратили внимание на яркий образ лирического героя Тилля, образ, который до определенной степени можно отождествить с самим Тиллем. Как написала одна из немецких газет, эта книга, прежде всего, говорит нам об ее авторе, который имеет репутацию провокатора, нарушителя всяческих табу и подрывателя моральных устоев, «но при более тщательном рассмотрении лирика Тилля открывает индивидуума, которым, по сути, и является главный герой Линдеманна: ранимое, ищущее защищенности и привязанности существо, отвергнутый псих, нежный убийца в поисках искупления — есть много описаний ролей в его исключительной личности…».

Тилль: «Я думаю, что в будущем литература будет для меня важнее музыки. Эта книга — что-то вроде взгляда назад, завершение какого-то периода жизни и оценка своей работы…» Обычная жизнь Тилля, в отличие от его творчества, вовсе не полна крайностями. Он живет довольно скромно и старается быть умеренным во всем. Материальная обеспеченность не сделала его безумным транжирой или кутилой: «Я разве что время от времени паркуюсь на тротуаре или превышаю скорость. Разрешаю себе этакую „анархию“, за которую могу заплатить. Единственная экстравагантность, которую я себе позволяю, так это вместе с моим другом и издателем Гертом Хоффом скупать небольшие обанкротившиеся зоопарки. Мы надеемся, что однажды сможем купить зоопарк целиком, чтобы животных не разлучали и не развозили по разным местам…»