исключением некоторых его безусловно гениальных пластинок 'Porgy and Bess', 'Milestones', 'Kind Of Blue' и других. Cannonball нам казался сладким, но, конечно, гением, а вот его брата - Nat Adderley - мы любили.
Когда я просил Сашу сказать, на кого больше похожа моя игра на трубе на Брауна, на Дорхема, на Нэта Эддерли или на Чарли Шаверса, - Саша улыбнулся и сказал: - Ты Товмасян!
Я никогда не забуду эти слова.
Мы часто обсуждали с Сашей, какие джазовые темы считать трудными для исполнения. Долго спорили и наконец написали так:
1) Jordu - потому что квартовый круг;
2) Cherokee - потому что очень быстро и трудные тональности во второй
части;
3) No Smokin (H.Silver) - относительно трудно;
4) Wow! - очень трудно, как и многие вещи L.Tristano...
Я уже не помню в точности этого списка, но мы сошлись на том, что трудны все те вещи, где квартовый круг, сложные тональности и непривычные гармонические сетки, так как привычные сыграть - это пара пустяков, они обыграны, они в пальцах. А нестандартные гармонические сетки надо опять напрягаться и учить их - это довольно сложно.
Особо сложно, когда квартовый круг и сложные тональности плюс нетрадиционные гармонические отклонения идут вдобавок ко всему в быстром ритме. Жаль, что потерялся этот список сложностей джаза.
Однажды мы с Сашей Родионовым, Данилой на фортепиано и органе сделали запись на одном из концертов. Я помню, как ко мне в гости пришел Коля Королев, обладавший феноменальным чутьем джаза (сам неплохой пианист, могущий пройти любой 'слепой тест'), и мы с Сашей поставили ему эту запись. Он послушал эту пленку и сказал: - На трубе играет Fats Navarro, на саксофоне Harold Land, а на фортепианно Oscar Peterson.
Мы с Сашей расхохотались и сказали ему, что это играем мы. Коля был очень озадачен и выпросил эту пленку у нас на память.
Моя мама говорила: - Мне этот мальчик (Саша) очень по душе, пусть он приходит почаще.
Саша Родионов гордился дружбой с Колей Королевым, Данилой и мной. Игрой моей он восторгался и часто нахваливал меня. Он говорил мне: - Андрей, как ты ухитряешься так ловко (не то слово!) и складно (опять не то слово!) играть.
Особо Саша ценил в моей игре - полет. Он говорил мне: - Летать умеешь только ты и Данила! Остальные отдохнут.
Саша, как и Коля Королев, любил мои стихи. Я часто смешил их, и Данилу в том числе, эпиграммами. Саше я посвятил целую поэму (одну из моих самых удачных) - 'Визитилкин и Андресен' (написано на юге в 1969 году, позже внесена авторская правка). Немного стихов, которые нравились Саше, Даниле и Коле Королеву.
РАЗРУШЕНИЕ МЫСЛИ
Два годяя и три негодяя
Поздно вечером вышли гулять
Аппетит нагулять, полагая,
Что возможно его нагулять.
Но природа тварлива и, мысль чудаков разрушая,
Обдала их дождями и снегом,
и снегом с дождями опять...
... И вернулись ни с чем два годяя и три негодяя,
Сквернословя и злясь - поминая какую-то мать.
ИНФЛЯЦИЯ В ДЕЙСТВИИ
Буду молча жевать однородную серую массу
Мышиных шкурок сушеных, растертых в сухой порошок
И за пенсией скудной своею пойду я в сберкассу
Про себя говоря: - Ничего - Хорошо - Хорошо...
Снявши пенсию скудную, быстро покину сберкассу
И твердя про себя: - Ничего - Хорошо - Хорошо...
Буду снова жевать однородную серую массу
Мышиных шкурок сушеных, растертых в сухой порошок...
Эти два стиха очень нравились Саше, как и многие другие. Саша любил и басню 'Звездочет и осел', привожу ее с некоторыми купюрами.
ЗВЕЗДОЧЕТ И ОСЕЛ
Один заезжий звездочет (он звезды знал наперечет)
Владыку местного запутал и заверил,
Что всю вселенную он, дескать, перемерил
И знает все! о ней - и что! и где! и как!
... а надобно сказать: владыка был дурак!
(Однако не совсем. Наполовину. Так...)
И вот словам лжеца приветливо внимая,
Владыка в слух ушел. Лжец, баки заливая,
На россказни пространные пустился,
И до того в конце концов договорился,
Что, дескать, от Земли до самых крайних звезд!
Берется он возвесть - предлинный, дерзкий мост!
И ничего ему за это, мол, - не надо!
Харчи от пуза лишь - да по концу - награда!
И даже! - что награды, мол, надо... (?)!
А по тому мосту - навьючены верблюды,
Диковинно сребро, смарагды, изумруды
Роскошною волной все в царскую казну!
Владыка слушает, сам думая - Ну, ну...
И сладким словесам внимая звездочета,
Почуял ложь вдруг в них владыка безотчетно,
Но виду не подал. Беседа продолжалась
И только борода владыки - усмехалась.
А тот все пел, все плел, что скоро, мол, алмазы,
Рубины, янтари, смарагды, хризопразы:
Но ливню щедрых слов задумчиво внимая
Опять почуял царь, хотя, как тля лесная,
Был, повторяю, глуп, что что-то в них не так!
Хотя опять скажу: Владыка был дурак.
Ну чистый был баран. Муфлон. Балбес балбесом.
Болванам всем болван. Да, говорят, что бесом
К тому же одержим! Короче - не владыка,
А звук пустой! Пузырь. Корючка. Заковыка.
И все же не совсем. И вот, прервав беседу,
Заметил, как бы вскользь, он своему соседу:
'Оно, конечно, так! Ты - звездочет ученый!
А я пусть и осел, да все ж не хер печеный!
И нечего мне здесь про звезды загибать!'
... И так его лягнул, что родная-то мать
Лет 20, 25! - все не могла признать
В отторгнутом лжеце - родимую кровинку...
Вот так оно, братва! Как шарить-то чужбинку!
- -
Хоть басенка моя и препустая штука,
А все-таки и в ней - кому-нибудь наука!
По звездам или как умеешь ворожить,
В своей, хотя умри, стране - а должен жить!
А за морем пускай телушка и полушка,
Да рупь, ведь, - перевоз! (А ныне - долларушка!)
Хотя опять скажу не в этом загвоздушка!
Эта басня очень нравилась Саше и Коле. Помню, как Саша два года тому назад навещал меня в больнице. Помню, он принес мне консервов из рыбы и сигарет. А
