открылась свежая земля, вернее, песок, разрытый, будто кто-то не так давно его перекапывал. – Странно это, – задумчиво сказал лесник. Он хорошо помнил, как гулял тут некоторое время назад и не видел никакой кучи мусорной и не копан был этот песчаный холмик, окруженный соснами.
Лесник ногами отпинал мусор в сторону. Бугор был перекопан и сверху прибит плоскостью лопаты.
– Странно это, – повторил вслух лесник и отошел к кустам – поискать какую-нибудь фанерку или кусок доски, а нашел лопату. Новенькую. Как будто только что из магазина, добротную, титановую, со свежим, не заполированным ладонями черенком. – Вот свезло-то как! Такая лопата мне в хозяйстве сильно нужна. Свезло так свезло!
Лесник и в самом деле обрадовался находке. Ему уже неинтересно было, что там копано было на полянке под соснами. И он бы уже ушел куда подальше, пока хозяин инструмента не объявился и не навешал за эту лопату. Но тут Лайма опять подала голос – взвыла и стала копать лапами свежий песок. И у лесника в голове мелькнула совершенно шальная мысль.
– А ну как кто тут клад зарыл? – спросил он у собаки, которая уже выкопала яму и наполовину влезла в нее. – Ну-ка, брысь, прохиндейка. Дай-ка лопаточку опробуем.
Собака отскочила в сторону, испугавшись окрика хозяина, и с любопытством смотрела, как он, поплевав на ладони, взялся яростно махать лопатой. Не прошло и десяти минут, как она воткнулась во что-то мягкое и дальше не пошла.
– Смотри-ка, Лайма, схоронка какая-то! Щаз мы ее, чтоб не порушить, вручную добудем.
Лесник откинул в сторону титановый инструмент, встал на колени и начал аккуратно разгребать песок, откидывая его в сторону, а потом в яму, которую вырыла Лайма, запустил руку, и она провалилась куда-то в пустоту. Лесник еще больше закопался в песок, не хуже своей собаки, и, наконец, ухватился за что-то мягкое. Он тянул это мягкое на себя, а оно не двигалось, и лесник, яростно ругаясь матом, тянул еще сильнее. И вдруг внутри что-то сдвинулось, и лесник почувствовал, что тянуть стало легче.
– Лайма, а ведь пошло! Етить его, пошло ведь! Крюк, что ли, какой-то?! В тряпке, Лайма, в тряпке!
Он еще больше уперся, сильнее дернул и достал.
Крюк в тряпке.
Это была рука, человеческая, с хорошо отполированными ногтями, в белом в тонкую голубую полоску рукаве рубашки.
Лесник не понял и продолжал тянуть, и рука вылезала все больше и больше, до плеча, потом показались острые уголки воротника и смуглая шея. И тут до лесника дошло. Он отцепился от руки, а она не упала вопреки его ожиданиям, а лишь наклонилась и страшно торчала из песка. Даже ежу было понятно, что принадлежит эта рука мертвяку, которых лесник боялся больше своей жены Лариски.
Он летел прочь от страшного места, и его тощая рыжая Лайма летела за ним. У собак такой закон: если хозяин бежит за тобой – убегай, а если убегает – догоняй его.
Лесник выскочил на дорогу и принялся голосовать, но желающих остановиться не было. Да кто бы остановился, видя мужика с безумными глазами, вокруг которого прыгала собака, стараясь достать его длинным розовым языком прямо в нос?
Лесник устал и сел на дорогу, и тут же возле него остановилась первая попавшаяся легковушка.
– Отец, приключилось чего? – прокричал ему из открытого окна мужик-водитель.
– Приключилось, – устало ответил лесник. – Ты сейчас будешь проезжать мимо поселка, километра четыре отсюда, по правую сторону, у магазина будет милицейский участок…
– Ну, – нетерпеливо поторопил мужик.
– Погоди! Нукать-то взялся мастер, – оборвал водилу лесник, «окая» по-местному. – В милицию зайди, сообщи, что тута, на двадцать седьмом километре, покойник свежий, зарыт в лесу. Скажи, лесник Николаич на обочине дороги сидит, ждет. Понял?
– Ну! – снова подал голос водила. – Слышь, а покойник-то кто? Ну, мужик или баба?
– Мужик, думаю. Не рассматривал.
– А, эта… Умер, что ли? – допрашивал любопытный мужик.
– Да, етить! Откуда я знаю-то?! – в сердцах отрубил лесник. – Я едва живой! Едва сам там не помер! Скажи, что зарыт покойник-то. Заедешь?
– Ну…
– Ой, етить! Что ты все «ну» да «ну»?! Езжай уж скорее, а то я сам Богу душу отдам!
Мужик, удивленно мотая головой из стороны в сторону, озираясь по сторонам, будто увидеть хотел, где это покойник-то зарытый, наконец, поехал, а лесник перешел на противоположную сторону дороги и сел на бревно.
Ждать ему пришлось долго, потому что милицейский «козлик» с утра загнулся – что-то там с коробкой передач у него приключилось, и автослесарь местный за бутылку водки взялся ее разобрать. Поэтому безлошадный участковый отправился на двадцать седьмой километр пешком и вообще не спешил, так как с утра устал – три раза сходил к супругам Смирновым – известным дебоширам, которые напились и гоняли друг друга по огороду: он – с топором, она – со сковородой.
– Вас не дождаться! – проворчал лесник, увидев милиционера. – Короче, я вон в лесочке – прямо по тропе идешь и упрешься – нашел мертвяка. Это десять минут спокойным шагом. Все, служивый, я пост сдал, пошел домой!
– Куда домой? – тормознул его милиционер. – Ты теперь свидетель! Домой он собрался. Давай показывай дорогу!
– Ну, товарищ милиционер, – заныл лесник, понимая, что от миссии провожатого ему не отмотаться.
Осмотрев место происшествия, участковый сделал вывод: тут самим нечего дергаться, надо вызывать из области наряд.
– Ты вот что, – распорядился он, – ты тут сиди, а я в отделение – звонить.
– Какое «тут»?! Ты с ума-то не сошел ли? Я что, подряжался его охранять?! Н-е-е-е-е-е-т! Не подряжался! Не убежит он, пусть лежит, а я домой.
– А я вот сейчас наручниками прикую тебя к сосне, и стоять тебе не очень удобно будет! – жестко сказал участковый. – Ты кем работаешь?
– Да лесником! «Кем-кем»! Я и говорю, с чего я его охранять должон?! Он же не лес!
Но милиционер, казалось, не слышал его:
– Вот и я говорю – лесником. Должность у тебя государственная. Не в ларьке сигаретами торгуешь. Так?
– Так-то оно…
Договорить участковый ему не дал:
– А раз на государственной службе, то ты просто обязан сейчас исполнять то, что я тебе поручу. Надеюсь, говорить о всей серьезности дела тебе не надо?
– Ну…
– Не нукай, не запряг еще! – Участковый повысил голос для порядка. – Ну, я пошел…
И ушел по тропе, запутавшейся в высокой траве. А лесник остался. Он боялся смотреть в ту сторону, где на свою голову обнаружил эту страшную находку. Он придерживал дрожащей рукой за ошейник собаку, которая рвалась к раскопу и подвывала. И под этим предлогом – а ну как собака испортит находку! – лесник покостылял к дороге, подальше от страшного места. Потом он до сумерек сидел на дороге, боясь ослушаться участкового, который сказал, что он теперь свидетель. Машина милицейская приехала только через два часа, видать, не спешили следователи. И то правда, что им спешить? Они только заступили на дежурство, и тут такой «подарок» – мертвяк в лесу! Да и есть ли тот мертвяк? Может, участковый перепутал что-то? Может, ему вообще привиделось?!
Лесник кивнул на тропу в траве: мол, двигайте до леса, там все как на ладони. Ан нет, участковый его опять погнал на поляну. Причем даже слов никаких не говорил: подбородком только дернул недовольно, и лесник снова потрусил по тропе.
Следователи с удивлением рассматривали руку, торчащую из раскопа, и вполголоса переговаривались. Лесник обратил внимание на то, что рука стала еще страшнее: сквозь смуглый загар пятнами пробивалась жуткая синева, и на фоне белоснежного рукава рубашки она казалась совсем черной.
