— Завтра.
— Ну что, будешь отмечать день рождения новыми победами?
— Запросто.
— Кто у тебя девятнадцатый?
— А вон тот иностранный сукин сын, что валяется на полу.
Синтия издала отчаянный вопль.
— Замолчи, солнышко, — велел толстяк. — Кто будет твоим двадцатым?
— А вон та сволочь, что сидит на диване. Но, по правилам, это надо сделать завтра, правда, мистер Ковентри?
— Сущая правда, Билли. Ты у меня умница.
— Как вы можете оставить его?! — вскричала Люсиль. — Как вы можете сидеть и трепаться, когда он умирает?!
— Мысль хорошая, — одобрил толстяк. — Ну-ка, ребята, отнесите его на кухню или куда-то ещё и положите в шкаф, что ли…
Эрп и Апсон взяли графа за руки — за ноги и вынесли из комнаты.
Люсиль глубоко вздохнула, взяла меня за руку и сказала толстяку:
— Вы удивительный человек, мистер Ковентри. Вы совершенно аморальный тип.
— Какое же клеймо вы собираетесь на меня поставить, мисси? — добродушно осведомился Ковентри.
— И не смейте называть меня мисси!
В этот момент я произнёс глупую фразу из телесериала о гангстере. Я был то ли перепуган, то ли ошарашен, но сказал следующее:
— Неужели вы думаете, это сойдёт вам так с рук? — а когда Люсиль удивлённо посмотрела на меня, добавил: — Чёрт возьми, мы же в Нью-Йорке, на Мэдисон-авеню. В отеле «Рицхэмптон». Вы что, психи?
Толстяк весело покивал головой:
— Ты просто чудо, сынок. Этот отель принадлежит мне.
— Как это так?
— Очень просто. Купил его пару месяцев назад — за семь миллионов долларов. Что скажешь, Большой Джо? — обратился он к Эрпу. — Это святая правда или гнусная ложь?
— Это святая правда, — отозвался Эрп.
— Но Джекоби… — Вы знаете Джекоби, местного детектива? — спросил толстяк.
Я тупо кивнул головой.
— Так вот, он работает на меня. Услужливый молодой человек, хотя и звёзд с неба не хватает. Я — его босс. Потому-то он у меня такой услужливый.
— Вам не зачем нас убивать, — сказала Люсиль.
— Мы не видели, как вы убили графа.
— Графа? Детка, он никакой не граф. Он глава организации, которую называют мафией. Слыхали о мафии, мисси?
Люсиль посмотрела на меня, а я — на неё.
— Господи, я до смерти напугана, — тихо прошептала она.
Толстяк осклабился и сказал человеку по кличке Ринго:
— Не сбегаешь на кухню, Ринго, за бутылочкой пепси? — Ринго потопал на кухню, а Ковентри пояснил мне: — Приходится, понимаешь, следить за своим весом. Раньше я на это не обращал никакого внимания, но нынче принято уважать этот вот холестерин.
Тут появился Ринго с пепси, Ковентри без лишних церемоний взял бутылку и одним длинным глотком осушил её до дна. Потом осторожно отставил бутылку в сторону, похлопал себя по животу и сказал, что в безалкогольных напитках есть что-то уютное и истинно американское:
— Прямо как яблочный пирог. Когда мы выходим на дело, я не разрешаю ребятам ничего крепкого. Ни за что и никогда. Работа и спиртное плохо сочетаются. Другое дело — безалкогольные напитки. Работник всегда имеет право промочить пересохшее горло, верно, Харви?
Харви! Я кивнул и внимательно посмотрел на него. Его ковбойские манеры сильно попахивали Голливудом. Он устраивал мне представление, но вот его «работники» были явно мастерами своего дела и вооружены были явно не ковбойскими пушками, а современным оружием с отличными глушителями. Работники, как он называл их, отличались отличной выучкой, да и он был отнюдь не провинциальным бандитом, случайно оказавшимся в большом городе.
— Можешь успокоить свою подружку — мы не собираемся вас казнить — по крайней мере, завтра. Нашему Билли, конечно, не терпится отпраздновать свой день рождения, но за год у него будет много возможностей поставить новую зарубку на своём оружии.
— Харви? — вопросительно прошептала Люсиль, на что я ответил:
— Успокойся, по-моему, он говорит, что думает. Не волнуйся.
— Ты мне нравишься, Харви, — продолжал Ковентри. — Я тебе точно говорю.
— Откуда вы знаете, как меня зовут?
— Подумаешь, большая тайна. Я же говорил, Джекоби работает на меня. Нет, нет, он понятия не имеет, кто я такой. Он хороший, честный мальчик. Но я знаю о тебе многое. Например, что ты самый ловкий сыщик по страховым делам, и об этой твоей подружке тоже знаю: зовут её Люсиль Демпси, и окончила она этот самый Радклиффовский колледж, что в Гарварде, или где он там, и что нынче она работает в Публичной библиотеке Нью-Йорка, всё это мне рассказал Джекоби — между прочим, он прямо- таки без ума от твоей подружки.
— Кого ещё вы знаете? — спросил я.
— Ты будешь удивляться, Харви, но я знаю и этого иностранца, которого убили мои ребята — куда вы, кстати, его дели?
— Сунули в ларь для грязного белья, — сообщил Джо Эрп.
— Ну и хорошо. Так вот, что его звали Валенто Корсика, он же граф Гамбион де Фонти, и что он главный человек в мафии.
Синтия Брендон издала пронзительный вопль, потом внезапно замолкла и сказала совершенно нормальным голосом:
— Всё это неправда, — и тяжело задышала.
— Что неправда, дорогая? — осведомился Ковентри.
— Что он был главой мафии. Он был графом. Ему заплатили десять тысяч за это… а вы его убили… Вы жестокие животные… и я никогда не любила Техас… Ведь именно оттуда родом мой отец.
— Успокойся, детка, — мягко сказал Ковентри. — Не надо так волноваться по пустякам. Техас тут не причём. Всё дело в том, что нью-йоркская мафия совсем распоясалась: пора честным гражданам призвать мерзавцев к порядку. Мы хотим напомнить мафии: их дни сочтены. Это пока только первый шаг.
— Вы хотите сказать, что за этим и приехали в Нью-Йорк? — осведомился я.
— Господи, Харви, конечно, нет. У нас самые разные дела и интересы в Нью-Йорке, но когда мафия начала протягивать свои щупальца к этому отелю и пожелала его купить, я забеспокоился. У нас и раньше бывали недоразумения с мафией. Им невдомёк, что мы владеем этой хижиной. Видишь ли, им нравится местоположение. Я наставил в номерах «жучков». Конечно, я не прослушивал все разговоры, боже упаси, но дама Фортуна нам улыбнулась, и я узнал, что они замыслили внедрить сюда какого-то поддельного графа и женить его на настоящей американке, да ещё из Техаса. Разве это джентльменский поступок, скажи мне, Харви?
— Нет, конечно, — уверил его я.
— Он-то был истинным джентльменом, каким вам не быть никогда, — подала голос Синтия, вытирая глаза кружевным платочком. Теперь я мог получше её разглядеть. Надо сказать, она была запоминающейся наружностью — рыжая и, по-своему, очень даже привлекательная: длиннолицая, длинноногая.
— Он может позволить себе любезничать с вами, — пояснила мне Синтия. — Только я видела, как этот крысёнок убил бедного графа.
Малыш Билли только ухмыльнулся.
