встряхнуть. – И ничего больше?
Сейчас можно положить этому конец, подумала Франческа. Произнести несколько легкомысленных фраз, которые гарантируют, что она сможет уйти и больше никогда его не видеть.
Это именно то, что ей следует сделать, если она хочет сохранить независимость.
Острая боль пронзила тело при мысли о возможности никогда больше не почувствовать прикосновение его рук, его губ, скользящих по коже, ощущение его мощного тела, прижимающегося к ней.
– Нет.
Несколько мгновений он молчал. Затем поднял руку к ее лицу, погладил по волосам.
– Симона вывела тебя из равновесия?
– Совершенно ясно, что она очень тобой интересуется.
– Мы были помолвлены некоторое время.
Двадцать лет! Я тогда был начинающим художником и изо всех сил сопротивлялся требованию отца, желавшего, чтобы я продолжал его дело. Симона не одобрила идею отправиться со мной в Европу и жить там на скудные гонорары. – Доминик пожал плечами. – Мы поссорились, потом я уехал, а Симона вышла замуж.
– Значит, теперь вы просто хорошие друзья?
– Симона должна понимать, что ничего другого ей ждать не приходится.
Предполагалось, что это заверение? Мысль о том, что он мог бы доводить другую женщину до полного самозабвения, о его сильном теле, дарящем экстаз другой, привела ее в дрожь.
– Уже поздно. – Она открыла дверцу машины. Он мгновенно перехватил ее руку. – Доминик!
– Скажи, что хочешь остаться одна, и я уйду.
Она почти ответила «да». Но вдруг подумала о том, как чертовски хорошо было почувствовать себя в его объятиях, заснуть, зная, что он будет рядом.
Это было соблазнительное видение. Внутренний голос ее требовал, чтобы они оставались вместе, не задаваясь вопросом, к чему это приведет и как закончится. Просто жить сейчас, не размышляя о будущем.
Ей хотелось отдаться сладкому колдовству его прикосновений, чувственной магии, которой до этого она не встречала ни в ком.
– Пожалуй, я разрешу тебе приготовить завтрак, – наконец сдалась Франческа.
Он протянул руку за ключами от ее квартиры, они прошли мимо консьержки и молча поднялись на лифте.
Почему она так нервничает, в конце концов? А еще ощущает себя живой, живой как никогда.
– Кофе?
– Да, пожалуйста. Черный, и один кусочек сахара.
Странно, но Франческа ощущала неловкость. Может, потому, что это ее квартира, ее территория, а не нейтральная, как в номере гостиницы.
Тема театра казалась достаточно безобидной, они обсудили другие спектакли, которые им нравились.
Доминик отставил пустую чашку, забрал чашку у Франчески и задержал ее руку.
– Выключи свет и подойдем к окну полюбоваться ночью.
Подведя Франческу к широкому окну, он обнял ее за плечи. Перед ними раскинулась панорама сияющего города. Искры электрических огней создавали волшебную картину, простиравшуюся до самого горизонта.
Франческа даже не попыталась воспротивиться, когда Доминик повернул ее к себе.
Руки ее поднялись, обвивая его шею, в то время как он склонил к ней голову.
Его нежные поцелуи медленно вливали жар в ее тело, пока наконец она вся не запылала от желания. Тогда он подхватил ее на руки и понес в спальню.
Она расстегивала пуговицы на его рубашке, расстегивала ремень… Сейчас ей были нестерпимы любые преграды, ограничивающие доступ к его живой плоти. Или к ее собственной. В одно мгновение бархатное платье полетело на пол, за ним последовали тонкие, как паутина, кружевные трусики.
Они опрокинулись на кровать, и Франческа слабо запротестовала, когда Доминик щелкнул выключателем лампы.
– Я хочу видеть тебя, – прошептал он, – и чтобы ты видела меня.
Франческу уже не беспокоило, скрывает ее темнота или освещает свет. Его пальцы пробрались к ней между ног и погрузились во влажный тоннель.
Ее тело выгнулось навстречу ему, томясь в ожидании утешения, которое он мог предложить, она закричала, ослепленная желанием.
Доминик вошел в нее одним мощным движением, каждый его толчок подчинялся неумолимому ритму. Она побуждала его увеличивать темп, пока наконец они не достигли кульминации, и, застыв на несколько бесконечно долгих секунд, не откинулись, тяжело дыша.
Франческа лежала совершенно обессиленная, кожа ее лоснилась от пота. Смутно припоминала она теперь, что кричала, пока не перестала осознавать, где она и что с ней.
И все же… знать, что твое спокойствие, само твое существование зависят от другого человека, – это вызывает настоящий ужас.