Мафия недаром исповедует принцип: «Лучше убрать, чем наказать». Порой это, может, и жестоко, но так спокойнее. Без обид.
Глава пятая
«МОЯ ДУША С РОЖДЕНЬЯ ЖАЖДАЛА…»,
ИЛИ «МОНАКОВО, МОНАКОВО, СЧАСТЬЯ НЕТУ НИКАКОГО…»
В Москве празднуют день города, в Санкт-Петербурге празднуют день города, в Твери празднуют день города, в Торжке празднуют день города… «Разве Монаково чем-то хуже других городов?» — решили монаковцы и тоже стали праздновать день города.
Местные историки и краеведы, опираясь на древние летописи и хроники, вычислили примерную дату рождения города, а районная администрация назначила праздничным днем первое воскресенье октября. В этом году Монакову должно было исполниться пятьсот пятьдесят лет — юбилей!
В преддверии юбилея центр города украсили праздничными транспарантами, а во всех крупных учреждениях организовали вечера.
После того как обанкротился местный фаянсовый завод, некогда гремевший на всю Россию, районная больница стала самым крупным учреждением в районе. Оттого и праздновали день города здесь с размахом. Одними зрелищами (праздничным вечером) ограничиваться не стали, выдали каждому сотруднику подарок: бутылку игристого вина, которое здесь по старинке называли «шампанским», и коробку шоколадных конфет. И не какую-нибудь фигню из категории «полкило картона — сто пятьдесят грамм конфет», а полновесную коробку в шестьсот грамм нетто живого шоколадного веса.
Данилову как новичку выпало идти на торжественный вечер. Поистине, в Монаково все было не так, как в Москве. Там положено запрягать новых сотрудников по полной, а тут заведующий отделением сам предложил:
— Сходи на вечер, Володя (с глазу на глаз они уже были между собой на «ты» и по имени), тебе интересно будет, а я в отделении останусь. Если что — выдерну.
— А что там будет? — спросил Данилов. — Я, честно говоря, не большой любитель торжественных речей.
— Речь будет всего одна — начальницы нашего районного отдела здравоохранения, и поверь, что хотя бы один раз это стоит услышать! — Глаза Олега Денисовича озорно блеснули. — Агния Аркадьевна не всякий раз бывает в ударе, но если что, так никакого Жванецкого с Задорновым не надо. А после нее будут выступать наши самородки… Это тоже весело.
— А главный врач?
— Юрий Игоревич речей не любит. Скажет что-то бодрое вроде: «Замечательный у нас город, не правда ли?» — и все. Он у нас молчун, всегда тихой сапой действует…
Данилов сел в самом последнем ряду, у самой двери, чтобы, если будет скучно, незаметно уйти. Одно дело во время чьего-то выступления пробираться через весь зал, и совсем другое — незаметно выскользнуть за дверь, никого не обижая.
Начальницу отдела здравоохранения угадать было нетрудно: кому еще главный врач галантно подаст руку, приглашая подняться на сцену, где стоял стол президиума, в лучших отечественных традициях накрытый красной скатертью? Только графина с водой и граненых стаканов на столе не было, вместо них стояли шеренгой полулитровые пластиковые бутылки с местной минеральной водой «Монаковская особая», а над ними поднималась стопка одноразовых пластиковых стаканчиков.
— Слово предоставляется начальнику отдела здравоохранения Монаковского района, заслуженному врачу Российской Федерации Агнии Аркадьевне Жужакиной! — объявил ровно в семнадцать ноль-ноль главный врач.
Зал, почти битком заполненный народом (развлечений и зрелищ в Монаково было немного) мгновенно, словно по мановению волшебной палочки, затих.
Жужакина, осанистая корпулентная дама позднего бальзаковского возраста, одетая в строгий серый костюм, медленно, с достоинством поднялась, уперла левую руку в бок, а правой обвела зал, как бы приглашая кого-то полюбоваться собравшимися.
— Расселись! — неодобрительно фыркнула она. — Ме-е-едики!
«Ме-е-едики» прозвучало еще более неодобрительно, совсем как дебилы или придурки.
— Не знаю, сколько на самом деле лет нашему городу, потому что еще восемьдесят лет назад он был поселком и назывался совсем по-другому, но одно я могу сказать точно: таких хреновых горожан здесь никогда не было и никогда не будет!
Жужакина сделала паузу, во время которой по залу пронесся негромкий гул.
— Во дает Аркадьевна! — восхитился сидевший рядом с Даниловым узист Евлампиев, обнажая в улыбке щербатые прокуренные зубы.
Данилова подобное начало выступления немного удивило и в какой-то мере порадовало: скучно не будет, не соврал Олег Денисович.
— Ёкарный бабай! — продолжила выступление Жужакина. — Работать мы не хотим, а праздновать — всегда готовы! Совсем распустились, дальше некуда! А стоит только кого прижучить, так сразу скулеж начинается: «Трудно, рук не хватает, не успеваем, не справляемся…» Слушать противно! Все небось уже в курсе, что позавчера я инспектировала дур… психоневрологическое отделение?
— Как же не в курсе! — прокомментировал Евлампиев. — Там такой шурум-бурум случился!
— Что за шурум-бурум? — тихо спросил Данилов.
Психоневрологическое отделение располагалось особняком, в трех кварталах от ЦРБ, в двухэтажном здании дореволюционной постройки.
На первом этаже психиатры вели амбулаторный прием, а на втором лежали больные.
— Аркадьевна застала заведующего с одной из медсестер, — пояснил узист. — Они так увлеклись, что дверь запереть забыли.
— Думала я по наивности своей, что приехала в медицинское учреждение, а оказалось, что в бордель! — Жужакина обвела взглядом зал. — Что-то я Вячеслава Николаевича не вижу… Он здесь вообще?
— Так он и пришел! — сказал Евлампиев. — Кому охота на потеху выставляться? Ему и так позора хватит.
Данилов догадался, что речь идет о заведующем психоневрологией.
Не найдя Вячеслава Николаевича, Жужакина покачала головой — как же это он так, не почтил присутствием городской праздник.
— Нет, я, конечно, рада, что Вячеслав Николаевич, несмотря на возраст, сохранил не только чувства к прекрасному полу, но и возможности, это можно только приветствовать, особенно в наше время, когда кругом не поймешь что да пьяницы… — в командный голос Жужакиной вплелась лирическая грустная нотка, — но представьте себе мое состояние, когда я открываю дверь кабинета, надеясь увидеть там должностное лицо, находящееся при исполнении своих обязанностей, а вместо этого вижу голую задницу, которая так и ходит туда-сюда!
Аудитория дружно полегла, содрогаясь в конвульсиях смеха. Смеялся даже главный врач, не слишком-то щедрый на проявление эмоций. Только одна Жужакина сохраняла на лице серьезное выражение. Пока все смеялись, она взяла из стопки пластиковый стаканчик, налила в него воды, залпом осушила и переглянулась с главным врачом.
Жужакина явно наслаждалась тем эффектом, которое производило ее выступление, потому что не стучала по столу, требуя тишины, а терпеливо ждала, пока все отсмеются. Впрочем, аудитория не злоупотребляла ее терпением и жаждала продолжения, поэтому смеялись от души, но не очень долго.
— Сложное отделение, это же вам не лютики-ландыши, а психоневрология, — Жужакина потрясла в воздухе указательным пальцем, — осталось без присмотра. Постовая сестра вместе с заведующим уединились пообщаться, старшая сестра ушла раньше положенного, а доктор Дуркин спал в ординаторской…
