Пенсионерка Цапникова пока держалась, но пару раз обмолвилась насчет того, как ей надоели вечные авралы. Женщин надо беречь, особенно если она пенсионного возраста и подумывает насчет того, чтобы свалить, поэтому основная нагрузка легла на Данилова и заведующего отделением.
Данилов шел в общагу, думая только об одном: как бы поскорее угодить «в мир гномов», то есть заснуть. Душа не хотела ни водных процедур, ни горячего кофе, ни завтрака. Только спать, запереть дверь, задернуть занавески, раздеться, упасть на кровать и заснуть еще в полете. Завтра — снова на подвиг, ведь доктор Цапникова после суточного дежурства на сутки уйдет домой. Но должно полегчать, потому что администрация ЦРБ пообещала с понедельника усилить отделение врачом одной из участковых больниц. Если, конечно, он или она согласятся.
Увидев возле общежития знакомую машину, Данилов обрадовался, мобилизовал остатки сил, подкрепил их чайной заваркой дегтярного цвета и почти такой же густоты, вдохновился ледяным душем и изображал бодрость до самого отъезда Елены. Видать, плохо изображал, потому что усталость была принята за отсутствие радости. Впрочем, это ее проблемы — сама тоже врач, должна понимать, что это такое — провести четверо суток в отделении, причем не где-нибудь, а в анестезиологии и реанимации.
В тот день Елена уехала как ни в чем не бывало, а сейчас решила высказать:
— …я уже не знаю что и думать. Создается впечатление, что я тебе не нужна…
— Зря.
— Зря не зря, а оно такое. И не без твоего участия. Иногда мне кажется, что ты уехал очень далеко и навсегда…
— Лен, ну зачем ты себя накручиваешь?
Как раз сегодня Данилов собрался похвастаться тем, что у него давно не болит голова, даже на фоне постоянного переутомления. То ли климат местный повлиял благотворно, то ли отсутствие суеты. Сейчас Данилов понял, что хвастаться он собрался преждевременно, потому что в затылке возникла привычная тупая боль.
— Я себя не накручиваю, я просто трезво смотрю на вещи. Я совсем не так представляла себе нашу жизнь порознь. Мне казалось, что ты уедешь, но в то же время останешься рядом, что мы будем ездить друг к другу каждые выходные, часто звонить…
— Но ты же знаешь, как мне приходится работать.
— Мне тоже приходится много работать, но я никогда не жертвую личным ради работы!
— Я тебя понял, — поспешно сказал Данилов, желая поскорее закончить разговор. — Но имей в виду, что мое отношение к тебе не изменилось…
— Я верю, — неожиданно согласилась Елена. — Оно всегда было таким, просто когда мы вместе, ты утруждаешь себя притворством, а стоит нам расстаться…
— Лена, прекрати! — потребовал Данилов, морщась как от боли, которая уже успела охватить всю голову, так и от того, что попал в дурацкую ситуацию и вынужден оправдываться без вины.
— Я чувствую себя какой-то декабристкой…
— Ты лучше любой декабристки, — сказал Данилов.
— Чем же?
— Хотя бы тем, что они ехали вслед за мужьями и устраивали им сцены наяву, а ты гуманно делаешь это по телефону, — пошутил Данилов.
Шутка вышла не очень, жаль, что он понял это уже постфактум.
— Данилов — ты гад! — выдохнула Елена и отключилась.
«Гад не гад, но глупость спорол однозначно, — подумал Данилов. — Ладно, попозже извинюсь, как остынет».
Как назло, под рукой не оказалось обезболивающих таблеток. До круглосуточной аптеки с хорошим ассортиментом идти было далеко — минут двадцать, и то если быстрым шагом. Данилов вышел из комнаты, запер дверь и отправился к Конончуку — у любого уважающего себя «скоропомощника» непременно найдется под рукой одноразовый шприц и парочка ампул обезболивающего. Только бы дома его застать.
Он оказался у себя. У него нашлись и шприцы, и ингредиенты для «обезболивающего коктейля», и даже грелка, которую он, несмотря на протесты Данилова, наполнил горячей водой и положил к месту укола.
— Не магнезию же сделал, в конце концов, — сказал Данилов. — Что мне — больше делать нечего, как лежать с грелкой?
— Грелка не повредит, — ответил коллега, — да и полежать полезно — быстрей голова пройдет. Часто она у тебя болит?
— В последнее время вообще не болела, но стоит только подумать о том, что больше она болеть не будет, как сразу же…
— Ясно, — кивнул Конончук. — Травма была.
— На вызове железкой по голове получил.
— Вот как! За что?
— Ни за что. Войти не успел, как меня отключили…
Минут десять говорили о том, насколько опасно скоропомощное ремесло. Данилов, которому было с чем сравнивать, считал, что участковым терапевтам еще хуже, потому что они ходят по домам в одиночку, а на «скорой» даже если и работаешь один, то хоть водитель ждет у подъезда, может в случае чего на выручку прийти. Конончук доказывал обратное: участковый обычно ходит по хорошо знакомому участку, а «скорую» куда только не засылают.
— Возьми мое прошлое дежурство. Услали меня на «мужчина сорок шесть, без сознания» в Болтнево, это за Малыми ручейками, 25 километров, которые по нашим дорогам можно считать за все 50. Приезжаем на место, пустынная деревенька, ни одной живой души, ищем нужный дом, находим, встречать нас выходит мужик с двустволкой при вот таком псе. — Конончук поднял ладонь до уровня собственной груди. — И орет дурниной — чего мы его обеспокоили. Пьяный вдрабадан. Как оказалось, жена к нему «скорую» вызвала, а сама ушла прятаться к соседке. А что ему стоило нас троих прямо во дворе положить?
— У двустволки два заряда.
— Ну, пусть двоих. Разве мало?
Избавившись, наконец, от грелки, Данилов встал с кровати, сел на стул и помассировал кончиками пальцев виски.
— Как голова? — поинтересовался Конончук. — Прошла?
— Почти.
— Надо бы долечиться. Погоди-ка…
Конончук выставил на стол початую бутылку черного «Джонни Уокера», два стакана и закуску — два пакетика с соленым арахисом и пакет с крекерами.
— Придвигайся, Вова! Пропустим по чуть-чуть для окончательной поправки, — сказал он, разливая виски по стаканам. — Это меня добрый человек угостил, артист, в сериалах снимается, фамилию только забыл… на букву «м», но не Михалков и не Машков.
— Миронов? — подсказал Данилов.
— Нет, другой, постарше… Да ладно, какое нам дело до фамилии, был бы человек хороший.
Данилов хотел сказать, что он совсем не пьет, потому что не испытывает желания, но поймал себя на мысли о том, что неплохо бы было немного расслабиться в приятной компании.
— «Плесните колдовства в хрустальный мрак бокала…» — затянули соседки Надежда и Вера.
«Это можно считать мистическим знаком», — усмехнулся про себя Данилов, беря в руки свой стакан.
Наливал Конончук интеллигентно — на два пальца, а не до краев.
— Будем здоровы! — Он опустился на стул напротив Данилова, на какую-то долю секунды коснулся своим стаканом даниловского, вроде как чокнулся, и залпом выпил. — Хорошо!
Данилов отпил маленький глоточек, погонял его во рту, прислушиваясь к ощущениям, и проглотил. Ничего нового, все как и было: сначала немного обжигает, но тепло сразу же начинает расползаться по организму.
— Не бойся — нормальный вискарь, не какое-то там паленое пойло! — ободрил Конончук, неверно
