работать фельдшером на «скорую» по причине никудышной практической подготовки. Она завалила «вступительный экзамен», не сумев ни перебинтовать рану на темени, ни наложить шину на сломанную голень, ни снять кардиограмму. Пришлось идти подрабатывать в больничную лабораторию, где платили значительно меньше, да и было скучно работать среди пожилых теток, вечно сплетничающих о своих нудных домашних проблемах. Но зато Леночка набралась от теток гордости: в крупном стационаре работаем, а не в какой-то там амбулатории, и гордость эту сохранила навсегда.
В ожидании транспорта раненый лежал спокойно, не доставляя проблем никому из персонала, но оно было непродолжительным: в просвет поврежденного ножом сосуда попало несколько капель жира (раненый имел внушительные подкожные жировые запасы), которые отправились гулять по организму и добрались до ветвей легочной артерии, где и решили остановиться.
Когда пациент посинел и начал хрипеть, Тишин решил, что тот притворяется, и строго прикрикнул:
— Ну-ну, не балуй!
Окрик не помог: продолжая хрипеть, пациент скатился с кушетки на пол, громко стукнув об него головою.
— Кончается! — взвизгнула старшая и единственная медсестра приемного отделения Ткачева.
— Наташа, не нагнетай! — Тишин кинулся к умирающему. — Бери «мешок» и дыши его.
Реанимационная укладка приемного отделения была неполной: ручной дыхательный аппарат, он же «мешок», взрослая дыхательная маска и ножницы Н-14, официально именующиеся ножницами горизонтальными изогнутыми для разрезания повязок.
Главная медсестра Бубликова во время регулярных инспекций приемного отделения про укладку предпочитала не вспоминать, есть чемодан с инвентаризационным номером, и ладно, нечего в него лазить. Вышестоящих проверок они не боялись: проверки из области всегда проходили с предварительным предупреждением, чтобы главный врач успел подготовиться — заказал бы банкет на требуемое количество персон и приготовил всем проверяющим подарки.
Тишин хоть и неумело, но все же провел положенные полчаса реанимационных мероприятий. Затем встал, накрыл лежащее на полу тело простыней, вымыл руки и вспотевшее лицо с мылом и отправился к Елене Михайловне. Сообщать о случившемся по телефону не стал, поскольку знал, что зам главного врача все равно потребует его перед свои светлые очи, потому что делать крупный разнос, не видя лиц тех, кого ты ругаешь, очень неудобно. Да и удовольствие совсем не то, вроде секса по телефону.
Елена Михайловна всплеснула руками, выразилась нецензурно и потащила Тишина к главному врачу — держать ответ вместе. Ситуация была нестандартной, чреватой последствиями, потому требовала высочайшего вмешательства.
Юрий Игоревич сначала выслушал Тишина как непосредственного участника событий, а потом уже Елену Михайловну, которая ничего полезного сказать не могла, а только повторяла: «Что теперь делать? Ну что теперь делать?»
Для волнения были причины: доставленному по «скорой» пациенту не оказали своевременную помощь, отчего он умер в приемном отделении. Хотя это случилось в ожидании машины «скорой помощи», которая должна была перевезти его в другой стационар, данный факт уже не имел никакого значения…
Уяснив ситуацию, Юрий Игоревич в очередной раз проявил свой блестящий административный дар и способность быстро и правильно решать сложные проблемы.
— Родственникам уже сообщили? — спросил он.
— Нет, — мотнул головой Тишин. — У него здесь и родственников, наверное, нет никаких. Паспорт у него украинский, прописан в Херсонской области, по виду — типичный гастарбайтер.
— Милиция была?
— Козырев со «скорой» сказал, что милиция была на месте, — Тишин имел в виду место происшествия, — поэтому я не вызывал.
— Козырев у нас врач или фельдшер?
— Фельдшер он, Юрий Игоревич, — подсказал Тишин, чувствуя, что, кажется, пронесло — грозы не будет.
Главный врач нажал на одну из кнопок многоканального телефона, стоявшего перед ним на столе.
— Слушаю, Юрий Игоревич! — бодро откликнулся заведующий отделением скорой медицинской помощи.
— Где у тебя Козырев?
— На линии. Едет с одного вызова на другой.
— Вызов передавай другому, а Козырева немедленно ко мне. С водителем и машиной!
— Будет сделано! Я буду нужен?
— Давай и ты приходи, — разрешил главный врач.
Тишин уже все понял и просиял, что сразу же было замечено.
— Обрадовался. — Юрий Игоревич погрозил ему пальцем. — Привыкли, что я за всех думаю.
— А кто же еще о нас подумает, если не вы, Юрий Игоревич?! — Заместитель по медицинской части никогда не упускала возможности польстить начальству или как-то еще сподхалимничать. — Вы — наша надежда и…
— Сделаем вид, что он к нам не поступал, — перебил ее главный врач. — Историю порвать, из журнала приема вычеркнуть, труп оставить, где лежит…
— А потом его куда? — спросила Елена Михайловна, от волнения утратившая способность соображать.
— Вечером отнести к реке и сбросить в воду! — рассердился Юрий Игоревич. — Ты, Михайловна, совсем уже того, простых вещей не понимаешь! Ты же слышала, как я вызвал к себе Козырева! Зачем, по- твоему? О футболе поговорить или проблему решать? Переоформим сейчас как смерть в машине «скорой», и на том делу конец!
— А Козырев согласится? — не унималась Елена Михайловна.
Юрий Игоревич молча махнул рукой, давая понять ей и Тишину, что он их более не задерживает…
Данилов провел в оперблоке четыре часа. Операция сама по себе выдалась долгой, и кроме того, оперируемый дважды вознамеривался отдать концы.
— А у нас тут та-а-акой шухер был в приемном отделении… — начала рассказывать дежурная медсестра, но Данилову было не до чужих новостей.
Пошатываясь от усталости, он провел обход, сделал записи в историях болезни и ушел отдыхать в ординаторскую. Включил чайник, чтобы наконец-то выпить кофе, присел на стул, привалился боком к столу и тут же заснул.
Работа врачом в сельской больнице быстро излечивает от бессонницы. Начинаешь засыпать в любом месте, положении и практически мгновенно, стоит только дать себе команду: «Отдыхать!»
Глава двенадцатая
РОЖАТЬ — НЕ КАРТОШКУ САЖАТЬ
— Может, нам еще и аппендиксы вырезать?! — возмущалась Марина Юрьевна. — Я как врач гинекологического отделения не должна заниматься акушерством!..
По идее за этой фразой должно было последовать: «Не должна и не буду!» — или что-то в том же роде, но у Марины Юрьевны имелись свои обстоятельства и резоны, поэтому Данилов услышал:
— …Но придется.
— Акушерство — приятная специальность, — сказал Данилов, — позитивная. Человек родился, все радуются…
— Ну, во-первых, радуются не все и не всегда! — Марина никак не могла успокоиться. — А во-вторых,
