•
•
•
•
•
Андрей Миронов родился в знаменитой актерской семье Александра Менакера и Марии Мироновой 8 марта 1941 года. Дело было в Москве. Вообще-то Андрей родился 7 марта, но матери захотелось изменить дату, чтобы сын считался подарком к Международному женскому дню.
Он чуть было не родился в театре, прямо на сцене, ведь до последнего дня своей беременности Мария Миронова выходила на сцену. Схватки начались у нее во время представления, хорошо, что ее успели доставить в родильный дом.
Детство Андрея пришлось на годы войны с их тяготами и лишениями. В октябре 1941 года его родители вместе с Театром миниатюр эвакуировались в Ташкент. В дороге маленький Андрюша простудился и тяжело болел. «Добирались мы до Ташкента недели полторы, — вспоминала Мария Миронова. — А когда доехали, ему стало совсем плохо. Подозревали тропическую дизентерию. У поселившихся напротив нас Абдуловых от нее умер сын. Две недели мы с няней носили его попеременно на руках, а жили мы в комнатке с земляным полом. Это были бессонные ночи, когда я слушала, дышит он или нет, и мне казалось, что уже не дышит. Он лежал на полу, на газетах, не мог уже даже плакать. У него не закрывались глазки. Я жила тем, что продавала с себя все… Врач сказал, что спасти сына может только сульфидин. Я заметалась в поисках лекарства по Ташкенту, но безуспешно». К счастью, лекарство все же удалось найти, и Андрей стал поправляться.
В 1948 году Андрей Менакер начал учиться в первом классе мужской школы на Пушкинской улице (тогда еще мальчики и девочки учились в разных школах). Спустя два года в разгар печально знаменитого «дела врачей», давшей старт разнузданной антисемитской кампании, родители сочли нужным сменить фамилию ребенка, и Андрей Менакер превратился в Андрея Миронова.
По окончании Театрального училища имени Щукина в 1962 году Андрей попытался попасть в труппу театра имени Вахтангова. На просмотре он произвел прекрасное впечатление на художественный совет во главе с главным режиссером театра Рубеном Симоновым, но в свою труппу вахтанговцы его так и не приняли. Зато Андреем заинтересовался режиссер Театра Сатиры Валентин Плучек. Он пригласил Миронова в свой театр. В июне 1962 года Андрей Миронов дебютировал на сцене Театра Сатиры в роли Гарика в спектакле «24 часа в сутки».
С Натальей Фатеевой Андрей впоследствии лишь здоровался при встрече, но вообще-то он предпочитал не рвать до конца отношения с любимыми женщинами.
В фильме «Соломенная шляпка» Миронов пел:
…В 1971 году пятилетний роман двух актеров Театра Сатиры Андрея Миронова и Татьяны Егоровой претерпевал очередной кризис. Казалось, что былым отношениям уже не восстановиться никогда…
Роман Андрея и Татьяны начался в июле 1966 года, когда Театр Сатиры отправился на гастроли в Ригу. 5 июля театр давал пьесу «Над пропастью во ржи» в рижском Театре оперы. Миронов играл главную роль — Холдена Колфилда, а его возлюбленную Салли Хейс играла некая молодая актриса, которая внезапно заболела, и буквально за пару часов до спектакля режиссеру пришлось срочно, «галопом», вводить в спектакль новую актрису. Выбор пал на Татьяну Егорову, совсем недавно пришедшую в театр после окончания Театрального училища имени Щукина.
Татьяна быстро выучила текст роли и сыграла ее хорошо. С этого дня, точнее — с этого вечера начался ее роман с Андреем. Несмотря на взаимное чувство, отношения были непростыми — влюбленные то разбегались, то сходились вновь. Их счастью главным образом мешали две причины — большая любвеобильность Андрея, бывшего, без преувеличения, одним из самых видных столичных кавалеров того времени, и неприязнь, которую испытывала к Татьяне ее потенциальная свекровь Мария Миронова.
Однажды дошло до ситуации поистине анекдотической — приревновав Андрея к юной балерине Большого театра Ксении Рябинкиной, Татьяна вышла замуж за сводного брата Андрея Кирилла Ласкари, который был в нее влюблен. Кирилл жил в Ленинграде. Наутро после свадьбы Татьяна уехала в Москву, чтобы уволиться из театра и организовать свой переезд к мужу, но больше в Ленинград не вернулась — помирилась с Андреем.
Помирилась, но в сердце Андрея пустила корни ревность. Как вспоминала сама Татьяна: «Он стал ночами врываться в мою квартиру, а я, без сил, запиралась изнутри, и соседи говорили, что меня нет дома. Тогда он объезжал все московские дома, разыскивая меня, потом возвращался на Арбат, вырывал дверь с корнем, хватал меня, спящую, с кровати — я летела, как перо, в угол, а он начинал под кроватью, в шкафах искать соперника. Потом срывал все картины со стен, бил об колено, и они с треском разлетались пополам. Потом это безумие превращалось в нежнейшую нежность».
