дисциплинированным актером. Марку Анатольевичу, разумеется, было приятно и как руководителю, и как человеку, что он не ошибся в Абдулове. Ему захотелось снять Александра в одном из своих телевизионных фильмов. Так Абдулов получил роль инженера Щукина в «Двенадцати стульях».
«Внутри меня была масса провинциальных комплексов, — признавался Абдулов, — ненависть к москвичам, к „золотой молодежи“. Я считал себя абсолютно гениальным и совершенно незаслуженно обойденным вниманием кинематографистов. Но… стиснув зубы, как последний пацан, бегал на „Мосфильм“, снимался в массовках, в атаки ходил… У Митты в картине снялся. „Москва — любовь моя“. Мне казалось, роль замечательная, предел мечтаний — мимо меня Курихара проходила… Потом долговязого мальчика заметили. Предложили эпизод — один, другой…»
Знаковым фильмом Абдулова, фильмом, с которого началось его восхождение к славе, стало «Обыкновенное чудо». Картина Марка Захарова стала второй и, безусловно, лучшей экранизацией пьесы Евгения Шварца.
«Нищие безоружные люди сбрасывают королей с престола из-за любви к ближнему. Из-за любви к Родине солдаты попирают смерть ногами, и та бежит без оглядки.
Мудрецы поднимаются в небо и бросаются в самый ад из-за любви к истине. А что сделал ты из-за любви к девушке?» На главный вопрос «Обыкновенного чуда» у каждого есть свой собственный ответ. Уж не в этом ли секрет неимоверной популярности этой картины?
Интересный, хоть во многом и предсказуемый сюжет сказки Шварца обернулся в постановке Захарова блестящей феерией красок и чувств. Находились критики, упрекавшие Захарова в «грубой» работе, в тяготении к фарсу, к балаганному скоморошеству, но так поступали лишь те, кто был не в силах разглядеть глубинный, потаенный смысл, который Марк Анатольевич вкладывает в каждую из своих работ, будь то кино или театр.
Благодаря своей броской яркой внешности Абдулов утвердился в роли романтического героя, или героя-любовника. Случались и исключения. Однажды во времена социализма, когда над театром «Ленком» сгустились тучи и чуть было не встал вопрос о его закрытии по идеологическим соображениям, Марк Захаров, желая спасти свое детище, взялся ставить «Оптимистическую трагедию», пьесу насквозь коммунистическую, «идеологически верную». Конечно же — с кое-какими изменениями.
Спектакль, вначале воспринимавшийся только как тяжкая повинность, неожиданно понравился и режиссеру, и актерам, и зрителям. «…применительно к Абдулову это был этапный спектакль, он играл Сиплого, — вспоминал Марк Анатольевич. — В Саше проснулся какой-то зверь, проснулось какое-то другое, трагическое, магнетическое, энергетическое начало. И я подозреваю, и это мое убеждение антинаучное, что хороший артист владеет еще и гипнозом, может — слабыми какими-то долями, может, безопасным для зрителя, но гипноз точно существует. Саша — он гипнотизировал, как злодей. Ну что ж, многие злодеи достигают успеха у толпы…»
Абдулову предложили сотрудничество, от которого он отказался, но с вот с любимой женщиной его все же вынудили расстаться. Вот что рассказывал Абдулов о своих отношениях с КГБ: «В КГБ меня вызывали много раз. Два раза даже пытались вербовать. После чего я сказал: „Ребята, я по-вашему не понимаю, поэтому разговора не будет“. Когда первый раз на Кубу поехал, то ко мне, оказывается, специального человека приставили. Потом несколько раз меня вызывали накануне поездки в Париж с „Юноной“, с которой перед этим меня не взяли на гастроли в Португалию и еще в какую-то страну. В Париже я в первый день лихо пошутил, хотя позже понял, что эта шутка могла кончиться для меня серьезными неприятностями. С нами поехали человек шесть „искусствоведов в штатском“. И вот я вышел из гостиницы, увидел, что они стоят спиной ко мне, и на полном серьезе спросил: „Вы не подскажете, как будет по-французски: „Я прошу политического убежища“?“ И здоровый такой мужик, Сан Саныч, замечательный, как потом выяснилось, человек, повернулся и сквозь зубы сказал: „Я тебе дома переведу“».
Ирина Алферова окончила ГИТИС на три года раньше Абдулова, в 1972 году, но в Ленком пришла позже его. Еще на последнем курсе ГИТИСа ее пригласили в свои труппы несколько московских театров. А режиссер Василий Ордынский предложил Ирине роль Даши в телевизионном сериале «Хождение по мукам». Правда, предложил с тем условием, что параллельно со съемками актриса не будет играть в театре. Ирина согласилась. Съемки в общей сложности длились в течение пяти лет. Надо сказать, что очень многие критики называют первую роль Алферовой в кино самой лучшей ее работой.
Ирина родилась в Новосибирске. В отличие от семьи Абдуловых ее семья была не театральной, и вообще — не артистической. Оба родителя Ирины, кстати говоря — участники Великой Отечественной войны, были юристами. Ирина росла в творческой атмосфере Новосибирского академгородка, где играла в самодеятельном театре. Ее окружали интересные, талантливые люди.
Ирина с детства была красавицей. Но, не желая лишний раз возбуждать зависть подруг, Ирина старалась по возможности вести себя скромно, не выделяясь. «У меня даже комплекс тихони выработался, — рассказывает она. — А подруги все чаще стали говорить: „Ты у нас такая хорошая, вся из себя этакая скромница… Да разве ты пойдешь с тем парнем!..“ Я помалкивала и знала про себя, что нужен мне один-единственный… И ждала, когда судьба подарит мне эту встречу».
К счастью, Ирине удалось не только остаться в институте, но и успешно окончить его, показав себя талантливой и перспективной актрисой. Вспоминая свою учебу, Ирина Ивановна сожалеет о том, что в большинстве случаев театральная педагогика грешит излишней поспешностью и поверхностным отношением к делу. Преподавателям важно, чтобы у всех студентов все получалось одинаково и быстро, чего в искусстве, согласитесь, быть не может. И не должно.
Подобно Абдулову, Ирина пережила страстный роман с иностранцем, правда, в этом случае все обошлось без вызова на Лубянку, потому что иностранец был «свой», «советский» — болгарин. Да и познакомилась с ним Ирина не где-нибудь, а в болгарском посольстве. Красивой студентке ГИТИСа настойчиво оказывал знаки внимания сын болгарского посла в Советском Союзе, но Ирина предпочла его приятеля по имени Бойко Гюров. Он стал отцом Ксении, единственного ребенка Ирины Алферовой.
Этот роман не увенчался браком — довольно скоро Ирина и Бойко расстались.
Вскоре судьба свела Ирину с Александром.
Алферова рассказывала: «Я очень хорошо помню свой первый приход в театр. Шел спектакль „Звезда и смерть Хоакина Мурьеты“. Ни с кем в театре я еще не была знакома, но буквально с первого вздоха ощутила какое-то внутреннее покалывание и безумную влюбленность в спектакль и его атмосферу. А потом увидела на сцене главного героя, его огромную руку, скользящую по партнерше, и будто растворилась в этом образе… В энергии, исходящей от этой руки, было все: и страсть, и надежность, и что-то такое, что мне было нужно в этой жизни. Так что в своего будущего мужа я влюбилась в первую же секунду. Мне вообще нравятся мужчины, подобные Грею в „Алых парусах“, способные удивлять, дарить мечту, предвосхищать желания. Как раз таким человеком был Саша Абдулов…»
Как вспоминал близкий друг Абдулова, актер Александр Долинский, тот довольно быстро обратил внимание на Ирину Алферову. Узнав, что Ирине негде жить с маленькой дочерью, Абдулов упросил Долинского пустить Алферову пожить в однокомнатной квартирке его матери. Долинский согласился. Абдулов часто навещал Ирину. Так прошло около года.
