— Я буду с тобой танцевать, Лев.
Он ведёт её на середину зала и танцует — и с ней, и с другими девочками, а его портрет взирает на них сверху вниз взглядом, полным раздражающе непогрешимого превосходства.
На следующий день обнаруживается, что портрет варварски изуродован.
В самой середине поперёк него аэрозольной краской написано очень грубое слово. Завтрак начинается с опозданием — приходится ждать, пока из зала не уберут изгаженную картину. Из кладовой исчез аэрозольный баллончик с краской. Кто его оттуда спёр — неизвестно. Догадки, однако, сыплются как из ведра, и все они указывают на одну личность.
— Это точно она! — пытаются внушить Леву дети. — Все знают! Мираколина! Она одна здесь против тебя!
— А откуда вы знаете, что она только одна? — резонно спрашивает Лев. — Просто она единственная, у кого хватает духу выступить открыто.
Из уважения к Леву остальные ребята воздерживаются от того, чтобы обвинить Мираколину прямо в лицо. Взрослые дипломатично держат свои догадки при себе.
— Думаю, нам нужно больше камер наблюдения, — предлагает Кавено.
— Что нам действительно нужно, — возражает Лев, — это больше свободы выражения мнений. Тогда такие вещи перестанут случаться.
Кавено оскорблён до глубины души.
— Ты так говоришь, будто здесь заготовительный лагерь! Здесь кто угодно может свободно высказывать своё мнение.
— Ну, по-видимому, вашу точку зрения разделяют не все.
26 • Мираколина
Целый день все обитатели замка обдают Мираколину ледяным холодом. А вечером в её дверь стучат. Она не отзывается. Зачем? Всё равно ведь войдут — в дверях спален нет замков.
Дверь медленно отворяется, и в комнату входит Лев. При виде его сердце девочки начинает биться учащённо. Она уверяет себя, что это от гнева.
— Если ты пришёл, чтобы обвинить меня в порче твоего портрета, то сознаюсь. Я больше не могу скрывать правду. Это я. А теперь можешь приступать к наказанию. Забери, например, отсюда все эти вдохновляющие на подвиги фильмы. Действуй.
Лев стоит, спокойно опустив руки.
— Прекрати. Я знаю, что это не ты.
— О-о... Так вы, выходит, поймали вандала?
— Не совсем. Я просто знаю, что это не ты.
Ну что ж, приятно быть оправданной, хотя, если честно, она находила некоторое горькое удовольствие в том, что её считают главной подозреваемой.
— Тогда что тебе нужно?
— Я хотел бы извиниться за то, как с тобой обошлись по дороге сюда. Транквилизатор, повязка на глазах, ну, и всё прочее. То есть, то, чем они здесь занимаются, конечно, очень важно, но я не всегда согласен с их методами.
Мираколина замечает, что он впервые за всё время употребил слово «они» вместо слова «мы».
— Я здесь торчу уже несколько недель, — говорит она. — Почему ты только сегодня решил вдруг извиниться?
Лев смахивает со лба длинные пряди.
— Не знаю... Вообще-то, меня это всё время мучило.
— Ах вот оно как... И что — ты ходишь и извиняешься перед каждым здесь, в замке?
— Нет, — признаётся Лев. — Только перед тобой.
— Почему?
Он пускается мерять шагами её маленькую комнату.
— Потому, — говорит он, слегка повысив голос, — что ты до сих пор злишься!
— Единственный, кто в этой комнате злится — это ты, — с непреклонным спокойствием возражает Мираколина. — А там, за её пределами, недовольных, должно быть, предостаточно. Кто-то же испортил твой портрет! Неужто от большой любви?
— Забудь про портрет! — вопит Лев. — Мы сейчас говорим о тебе!
— Тогда прекрати орать, не то мне придётся попросить тебя убраться отсюда. Хотя стоп, я, пожалуй, и правда попрошу тебя убраться. — Она указывает на дверь. — Выметайся!
— Нет.
Тогда она подбирает щётку для волос и швыряет в него. Щётка попадает Леву по лбу, отлетает к стене и падает за телевизор.
— Ой! — Он с гримасой хватается за лоб. — Больно!
— Вот и прекрасно, я этого и хотела!
Лев стискивает кулаки, рычит, затем разворачивается, как будто собирается устремиться прочь из комнаты, но... остаётся на месте. Поворачивается обратно к девочке, разжимает кулаки и умоляющим жестом протягивает к ней раскрытые ладони, как будто говорит: видишь, тут у меня стигматы. Ну да, вполне может быть, что руки у него в крови, но это совершенно точно не его кровь.
— Значит, вот так теперь будет всегда? — спрашивает он. — Ты будешь всё время кукситься, огрызаться и портить существование всем вокруг? Неужели тебе больше ничего не хочется от жизни?
— Нет, — отрезает она. — Моя жизнь кончилась в мой тринадцатый день рождения. С этого момента я должна была стать частью жизни других людей. Меня это полностью устраивало. Это было то, чего я хотела. И чего хочу до сих пор. Ну почему это так трудно понять?!
Он смотрит на неё долгим взглядом, а она пытается вообразить его себе, одетым во всё белое. Этот мальчик, такой чистый и незапятнанный, наверняка бы ей понравился... Но парень, который перед ней сейчас, — совсем другой человек.
— Очень жаль, — говорит она таким тоном, что сразу становится понятно — ей нисколечки не жаль, — но я, кажется, не поддаюсь перепрограммированию.
Она поворачивается к нему спиной и ждёт несколько секунд, зная, что он стоит и смотрит на неё. Затем она оборачивается обратно — и оказывается, что его в комнате нет. Он ушёл, закрыв за собой дверь так тихо, что она даже не услышала.
27 • Лев
Лев опять сидит на заседании штаба. Он не понимает, почему они упорно зовут его на эти собрания — Кавено никогда не слушает, что он, Лев, говорит. Здесь он чувствует себя чем-то вроде комнатной собачки или любимой игрушки — талисмана. Но на этот раз он заставит их выслушать его!
Собрание толком не успело ещё начаться, а Лев уже говорит — громко, требовательно, чем привлекает всеобщее внимание к себе, а не к председательствующему Кавено.
— Почему мой портрет вернули?! — гремит Лев. — Один раз его уже испортили — зачем его вывесили снова?!
Все голоса стихают, вопрос повисает в ошеломлённой тишине.
— Это я приказал восстановить его и возвратить на место, — говорит Кавено. — Утешение и успокоение, которые он приносит бывшим десятинам, невозможно переоценить.
— Согласна! — вторит одна учительница. — Я считаю, что он ориентирует их на позитив. — Она
