Не хуже вчерашнего нынешний день, нечего роптать. Урок десятидневный исполнили, лишку дали, чего ж ещё? Кашель вот только пригрызся, не отвяжется. Ничего, теперь, после обхода, дух перевести не грех.
Архипыч сел на табуретку, специальную, большаковскую. Никто из артельщиков садиться на неё не смел, да и некогда простому артельщику на табуретах рассиживаться. Артельщику положено руду рубить. Вот выйдет кто в большаки, тогда пожалуйста, сколачивай табурет и сиди.
Телефон зажужжал негромко, но требовательно. Ещё бы не требовательно!
Архипыч поднял трубку:
— Пятая артель на связи.
— Слон на коновязи. Архипыч, слушай внимательно, повторять некогда: кровь из носу, а нужно гнездо.
— Шутки шуткуешь, Павел Кузьмич, — но было ясно, что слова о гнезде не шутка. Павлуха никогда не шутил насчёт добычи, потому и стал верховодом.
— Значит, так: покуда гнезда не найдёте, наверх не подниметесь. Таков приказ. Еду, чай получать будете по полной. Даже табак спустим. Но без гнезда вам неба не видать.
— Это за что ж пятой такая честь?
— Почему пятой, всем.
— Всем, значит…
— Ты, Архипыч, раньше времени не умирай. С мальцом своим поработай как следует, он и найдёт.
— А то я не работаю.
— Я ж говорю — как следует. Сейчас вас, большаков, у подъёмника соберут, и Хизиря будет лекцию читать, как выжать камень досуха. Мальца, значит. Пусть хоть загнётся, но прежде укажет гнездо — такая команда. Ясно?
— А как же потом?
— Не будет гнезда — не будет и потом. А найдёшь — так бабы новых нарожают.
— Наши бабы да от нас никого никогда не родят.
— А при чём тут мы? Велика Россия, и баб, и мальцов хватает. В общем, хочешь, жди Хизирю, а хочешь — не теряй времени, оно, время, теперь против тебя… — и верховод оборвал связь.
Архипыч опять сел на табурет — оказывается, во время разговора ноги сами его подняли. А вот теперь ослабли.
Он ждал чего-то подобного давно. Что давно, всегда. Может, новых рудокопов везут, и нужно от старых срочно избавляться. Или просто решили, что умирающих коняг не грех и настегать перед смертью, авось, чего и напашут. Но чтоб мальцов, рудовидцев точить — того прежде не было. Они и без того гаснут быстро, редко до пятнадцати кто доживал. Что артели без рудовидца делать? Разве и правда новых с материка навезут?
Русин, что из руды добывают, на чудо-оружие идёт. Как наделают чудо-оружия вдоволь, так и одержание наступит. Победим супостатов, тут и заживём. Да только побеждаем, побеждаем, а конца-краю войны нет.
Да не о том сейчас думать нужно. Сейчас нужно гнездо искать. Сказал же Павлуха: дело — табак, значит, хоть на что решайся, лишь бы выжить на этот раз.
А и выбора-то никакого нет. Бросать добытую руду мальцу в каморку, чтобы чёрного снега побольше в воздухе стало. Чёрный снег, понятно, убивает, но и глаза открывает мальцам широко. А мы мальцу молока дадим, мяса, всё ж лучше будет. Да он у нас ушлый, гнездо, если оно есть, быстро найдёт. А оно есть, оно непременно есть!
Архипыч покинут табуретку, подошёл к каморке, где сидел малец. Каморка-то и без того непростая, рядом с жилой проходит. Потому малец и видит хорошо. Другое дело, что им, мальцам, всего три часа положено сидеть здесь, их нарочно отдельно от рудокопов спускают, на середине смены. Такое указание было. А если шесть, или даже восемь часов… А если два, три дня?
Одно другому не помеха. Срок сроком, а руды подкинуть нужно.
Тревожить мальца он не решился. Ну, как малец сейчас к гнезду подбирается? Оно, конечно, вряд ли, но если ему пособить…
Он дошёл до отнорка Андрюхи.
— Маленько передохни, парень. Руду, что нарубил, к мальцу отнеси. А потом к остальным сходишь, соберёшь добычу, и тоже — к мальцу.
Андрюха спорить не стал, да и не умел он спорить, безъязыкий-то. Взялся за тачку, и пошёл.
Ничего, ничего, выберемся, всеми выберемся.
Архипыч осмотрел отнорок Андрюхи. Место серьёзное, тут без сноровки нельзя.
Тени от фонаря причудливые, так и кажется, будто из породы выглядывают ведьмочки. Может, и не кажется вовсе, а просто чёрного снега набрался сверх обыкновенного. Снег, он на каждого действует. Кому кашель, кому мороки, кому рудное зрение даёт. А уж нутро выбирает, что взять. У мальцов зрение, а поживёт здесь подольше, и другое придёт.
Архипыч поспешно выбрался из отнорка. Дай им волю, ведьмочкам, закружат, задурят, зачаруют.
От спешки он закашлялся опять, теперь надолго. Потом пригляделся, нет ли крови.
Почти нет.
4
До полудня Марья вяло ходила по дому, берясь то за одно дело, то за другое, и бросала, едва начав.
Всю работу не переделать. Бабью-то ладно, бабью самой жизнью положено, а мужицкую — моченьки больше нет. Устала.
Но уставшей Марья себя не чувствовала. Скорее — злой. Жизнь уходит, вот она уже и на пороге, чуть-чуть, и захлопнет дверь, да так, что не открыть. Бесповоротно захлопнет, никакой ключик не поможет. Ей уже двадцать семь. А что впереди?
Она вышла во двор. Угля осталось — хоть плачь, давно пора на зиму запасать, да кто будет запасать-то? Ерёмушка верит, что ему, как свободному артельщику, рудник даст, пусть по малой норме. Должны-то должны, а дадут ли? И недаром норму малой зовут.
Набрав угля, сколько позволила нужда, она вернулась в избу, но печь решила покуда не топить. Вернётся Ерёмушка, тогда вместе и погреются.
О сыне она думала разно. То любя, как же не любить, всем хорош, в деда, видно, пошёл. То с досадой, а иногда, вот как недавно, со злобой. Не будь Ерёмушки, её бы на материк сразу отпустили, кому она здесь нужна, вольная, когда ссыльных полно. Но по военному времени Ерёмушку забрали в рудник. Дар у него на руду большой, у Ерёмушки. Дети, они ведь нет, чтобы дар спрятать, наоборот, друг перед дружкой выставляются, у кого лучше выйдет. Вот и приписали Ерёмушку к руднику. Временно, до победного конца войны. Да только где он, тот конец. Скорее, ей, Марье, конец придёт. Из бабы бабкой станет.
Вот если бы у Ерёмушка дар проклятый пропал, тогда бы…
Марья лукавила, помнила, что случилось с Андрюшкой Найдёнкиным, когда он дар потерял, то ли в самом деле, то ли из хитрости. Отправили на лечение в больницу рудниковскую, к Хизирину. Там и залечили. Вернулся трясущимся слепым болванчиком, всё под себя делал, пока не умер. Найдёнкины — ссыльные, никто им воли не даст, и получилось, что зазря загубили Андрюшку.
Ходики показывали третий час. Давно пора бы Ерёмушке вернуться. Но нет его.
Может, заигрался с ребятишками после шахты? Чего б не заиграться? Их, рудовидцев, после работы в душ ведут, что на подземной тёплой воде, а потом кормят кулешом досыта, в добавке не отказывают. Сытый, мытый, чего ж не заиграться. А что дома мать ждёт, какое ему дело.