Пристальный ласкающий взгляд синих глаз Картера окинул ее аккуратную сиреневую рубашку для поло, сшитые на заказ шорты и обнаженные ноги.
— Тебе не о чем беспокоиться.
— Спасибо.
— Довольно тянуть. Пошли.
Пять часов спустя у Фебы от крика болело горло, и она вероятно, обгорела на солнце, несмотря на крем от загара и дурацкую шляпу, которую он уговорил ее надеть, но она давно так не развлекалась! Вернее, она никогда так не развлекалась.
Если кто-то из многочисленных посетителей и узнал Фебу, то не стал вторгаться в ее частную жизнь. Здесь она не была внучкой сенатора Уилтона Ланкастера, женщиной, стоящей за его правым плечом на всех фотоснимках. Сегодня она была лишь одной из посетительниц, и единственная камера, которой ей следовало бояться, — это камера Картера.
Совершенно изможденная, она тяжело плюхнулась на скамейку.
— Господи, как было весело!
— Похоже, ты этого не ожидала? — Картер опустился рядом, его бедро прижалось к ее бедру.
— У меня давно не было времени на развлечения и игры.
— Надо находить для этого время!
— Может быть, после выборов найду.
Но этого не случится. Дедушку изберут, и объем ее работы неизмеримо возрастет. Такие развлечения, как сегодняшний парк или вчерашний бейсбольный матч, будет контролировать множество агентов секретной службы, и о них станут сообщать на первых страницах газет.
Закрыв глаза от яркого света заходящего солнца, Картер откинул голову на спинку скамейки. Феба ощутила неожиданное стремление прижаться к его широкой груди. Много лет назад в объятиях Картера она чувствовала себя в безопасности, впервые оставшись одна, без бабушки и дедушки. Но это было тогда!
Она повернула голову и посмотрела на него. Подбородок зарос темной щетиной. От глаз расходятся тонкие морщинки, а в темных прядках на висках появилась чуть заметная седина. Юноша, которого она знала, превратился в мужчину.
У него роскошный дом и компания, которой можно гордиться. Она же до сих пор живет с дедушкой то в столице штата, то в столице страны. Большинство людей считает, что о ее карьере можно только мечтать. Они ошибаются. Феба никогда не хотела жить публичной жизнью, которая настолько раздражала ее мать, что та упорхнула с рабочим, принимавшим участие в перестройке имения Ланкастеров.
Картер приподнял веки.
— Осталась еще одна русская горка!
— Я хочу есть. Давай пообедаем. Как думаешь, в закусочной на другом конце парка есть жареные овощи?
— Если ты прокатишься на этой горке, я добуду тебе чучело медведя, которое тебе понравилось. — Он выпрямился, взял ее за плечо и повернул к русской горке, по которой с криками проносились любители развлечений.
У Фебы перехватило дыхание, и винила она в этом не страх перед горкой, а прикосновение Картера. Она быстро отодвинулась, и он опустил руку. Как она может решиться, если не понимает, что он задумал? Нет, она не поедет на русских горках!
— Мне негде держать чучело медведя.
— Тогда прокатись за фотографию! Вечером я тебе отдам.
Феба похолодела от ужаса при этом напоминании. Неужели она до сих пор не поняла, что потеря бдительности влечет за собой сокрушительные последствия?
— Они у тебя здесь?
— В отеле.
Она приложила руку к груди, стараясь унять бешеный ритм сердца.
— Ты оставил фотографии в отеле? Там же их могут украсть!
— А ты бы предпочла, чтобы я носил их с собой и они выпали из кармана, когда мы катались на горках?
Кровь бросилась ей в голову.
— Нет, но…
— Фотографии в безопасности.
— Я хочу уехать!
— Феба…
— Ну же, Картер! — Не дожидаясь ответа, она стремительно вскочила и направилась к выходу.
Картер догнал ее, схватил за руку и увлек в укромный уголек между лотком с мороженым и изгородью парка.
— Неужели ты до сих пор не поняла, что я не поставлю тебя в неловкое положение из-за этих фотографий? — схватив девушку за плечи, спросил он.
— Я сама поставила себя в неловкое положение своим поведением! Мне следовало подумать о последствиях, прежде чем идти на поводу своих прихотей.
Губы Картера сжались. Он опустил руки, даже не пытаясь скрыть своей досады.
Еще двенадцать лет назад он не понимал ее преданности деду. Сегодня ничего не изменилось, а у нее нет ни времени, ни сил, чтобы составить речь, которая поколебала бы невосприимчивого оппонента.
— Я хочу уехать. У меня болит голова.
— Бежишь?
— От чего?
— От того, что возникло между нами.
— Мне очень жаль, что ты не правильно понимаешь мои поступки.
— Все я правильно понимаю. Ты не хуже меня знаешь, что между нами пробежала искра, и это вызывает твое любопытство. — Он провел кончиком пальца от ее плеча к локтю, а потом по внутренней части руки к ладони.
Феба молча проклинала дрожь, которая лишний раз доказывала его правоту.
— Я обгорела. У меня чувствительная кожа.
— Твоя кожа всегда была чувствительной к моему прикосновению.
Он обхватил ладонью ее затылок. Тревожные колокольчики громко звенели у Фебы в голове, но они находились в общественном месте. Что он может сделать?
Мгновение спустя она пожалела, что недооценила Картера: он прижался к ее губам в поцелуе. Она закрыла глаза. А затем, разрываясь между желанием оттолкнуть его и прижать к себе, Феба сжала кулаки и уперлась ими ему в грудь.
Господи, что он делает? Почему Картер Джонс так возбуждает ее, что она начинает жалеть о своем близком родстве с будущим президентом?
Феба открыла глаза. Ей показалось, что он скрипнул зубами.
— Идем!
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Если бы во время военной службы он наделал столько же просчетов, сколько сейчас с Фебой, его бы уже давно не было в живых.
Картер снова ошибся в оценке ситуации, и Феба немедленно воздвигла и укрепила свои баррикады. Есть ли у него хоть какой-то шанс сдвинуть дело с мертвой точки?
Настойчивый звон прорвался сквозь его мрачное настроение. Картер прошел к комнате Фебы. Слегка постучал в приоткрытую дверь. Нет ответа. Толкнул панель, вошел в комнату и увидел ее сотовый телефон, вибрирующий на туалетном столике. По журчанию воды он догадался, что Феба в ванной.
Телефон чуть не свалился с края столика. Картер бросился к нему и подхватил его прежде, чем он упал на пол. В глаза ему бросилось имя, указанное на дисплее. Дэниел Уайзнот. Кто он такой и почему звонит Фебе? Картер нажал кнопку соединения.
— Алло?
— Простите. Я, должно быть, ошибся номером, — произнес мужской голос.