— Привет, Сара. Мистер Филдинг пришел?
— Да. Только… — Сара опять потрясла головой, на этот раз озабоченно, — только… ты не боишься напороться на неприятности?
— Не беспокойся, Сара. Все будет в порядке, — уверенно заявила Энджел Кармоди.
И хотя она открыла дверь в кабинет Мэтта с замирающим сердцем, ее решимости не убавилось.
Филдинг сидел за столом, углубившись в бумаги, и не поднял головы при звуке открываемой двери. Именно таким она увидела его в первый раз. Но как с тех пор все изменилось!.. Энн смотрела на него другими глазами — с болью в сердце и затаенной радостью.
Энн тихо закрыла за собой дверь, прошла до середины кабинета и только тогда поздоровалась:
— Доброе утро, Мэтт. — Она произнесла эти слова — одновременно приветствие и прощание — голосом, исполненным любви.
Филдинг резко вскинул на нее глаза, сосредоточенное выражение уступило место удивлению и радости.
— Доброе ут…
И приветствие замерло у него на устах.
Он привстал, затем как-то поспешно сел опять, нахмурился и стал перебирать бумаги, бросая на нее быстрые взгляды из-под насупленных бровей.
— Вы… сегодня… очень хорошо выглядите, — наконец проговорил он в явной растерянности.
— Спасибо. Это и есть настоящая Энджел Кармоди, Мэтт. Без завесы лжи. Вот так я люблю одеваться. И я больше не собираюсь подавлять свою любовь… к экзотическим нарядам, — с улыбкой заключила она.
Казалось, у Филдинга с души свалился камень. Он улыбнулся в ответ.
— Ну что ж, я не против — хотя с вами теперь будет небезопасно пройти по улице. — Он прищурился. — Гмм, боюсь, что работа на ум не пойдет; ну, ничего, привыкну. Думаю, что десяти минут с утра мне хватит, чтобы перестать на вас таращиться.
— Вам не придется ко мне привыкать, Мэтт, — сказала Энн. Она подошла к столу, открыла сумочку и положила перед Филдингом жемчужное ожерелье и заявление об уходе.
Секунду он смотрел на нее в недоумении, затем, осознав происходящее, схватил ее за руку.
— Вы сказали, что останетесь, — сказал он, пристально глядя ей в глаза.
Она посмотрела на пальцы, обхватившие ее кисть. Обладать… господствовать… любой ценой настоять на своем. Нет, Энн знает, что это ловушка, больше она в нее не попадется.
— Мне больно, Мэтт, — тихо сказала она.
Несколько секунд он продолжал сжимать ее руку, потом неохотно отпустил.
— Извините! Но, пожалуйста, выслушайте меня.
— У вас ничего не выйдет, — предупредила его Энн.
— Нет, выйдет! — вскричал Филдинг и ударил кулаком по столу. Он поднялся во весь рост, бессознательно стремясь подавить ее своим физическим превосходством. На секунду у него на лице промелькнула гримаса недовольства собой, но затем он решительно бросился в наступление:
— Я спрашивал о вас Билла Леймана. Я знаю, что вы ушли оттуда потому, что к вам приставал его зять. Я признаю свое безобразное поведение в пятницу, но обещаю, что подобное не повторится. В этом плане здесь вам ничто больше не угрожает. Здесь вам гораздо безопаснее, если… — Он запнулся, затем махнул рукой и закончил: — Если вы собираетесь одеваться так, как одеты сегодня. — Он отвел от нее глаза, вышел из-за стола и прошел к окну. Затем опять повернулся к Энн и продолжал: — У вас нет никаких оснований уходить отсюда. Я остался в «Мираже» в субботу, чтобы поговорить с Пирсоном и его женой. Уверяю вас, я рассеял все их заблуждения относительно наших с вами отношений. — Он злорадно ухмыльнулся. — Больше того, я дал этой нахалке урок, который она не скоро забудет.
«Рассеял все их заблуждения»— эти слова только укрепили решимость Энн. Ей даже стало жаль Аманду Пирсон, ставшую еще одной жертвой мужского обаяния Мэтью Филдинга.
— Зачем же так, Мэтт? — проговорила она.
Он сверкнул глазами.
— Затем, что она черт знает что натворила! Но я положил всему этому конец раз и навсегда. Я не отпущу вас. У вас нет причин уходить…
— Нет, есть, — твердо прервала его Энн. — Наберитесь терпения меня выслушать, и я вам объясню, почему не могу здесь больше оставаться.
— Хорошо, объясните! — рявкнул Филдинг. Он стоял немного пригнувшись, как бы готовясь отразить нападение.
— В пятницу вы бросили мне обвинение, которое заставило меня задуматься. Вы сказали, что я отгородилась завесой лжи.
— Теперь я понимаю, что вас заставило это сделать.
— Нет, до конца вы это понять не можете, — сказала Энн, жестом останавливая его возражения. — Для этого надо знать мою мать. Долгие годы — особенно после того, как она умерла, — моим руководящим принципом было отрицание ее жизни. Сердцем я любила ее такой, какая она была. Но умом осуждала, отталкивала ее. Это касалось и других. Вас тоже, Мэтт.
Филдинг ловил каждое ее слово. Энн глубоко вздохнула и продолжала:
— Воздвигая стену между собой и своей матерью, между собой и вами, я обедняла свою собственную жизнь. И я благодарна вам за то, что вы помогли мне это понять. Я ухожу от вас не потому, что вы позволили себе вольность в отношении меня. Я верю вам, что это никогда не повторится. Но это уже не имеет ни малейшего значения.
— Что же имеет? Зачем вам уходить? — вырвалось у Филдинга.
— Простите меня, Мэтт, я понимаю, что, уходя так неожиданно, я ставлю вас в трудное положение. Но если я останусь, я поставлю себя в еще более трудное положение.
— Чего же вы хотите? — вскричал Филдинг, буравя ее взглядом. — Хотите, я прибавлю вам жалованье? Сокращу рабочий день? Скажите мне, что вас не устраивает?
— Я собираюсь стать певицей, — просто сказала Энн.
Филдинг замер от изумления, затем опомнился и бросился в бой:
— Конечно, у вас прекрасный голос, я этого не отрицаю. Но у вас есть еще и голова — голова деловой женщины. Вы лучше разбираетесь в коммерции, чем многие мужчины. И вам нравится это занятие. Вас за уши от него не оттащишь! Я видел, как у вас загораются глаза, когда удается расколоть особенно крепкий орешек. Разве это не так?
— Так. И я не отрицаю, мне было необыкновенно интересно работать с вами, Мэтт, — тихо сказала Энн. — Но я не могу больше с вами работать, и я решила стать певицей.
На лице Филдинга боролось множество противоположных чувств.
— Но почему вы не можете больше со мной работать? — наконец спросил он хриплым голосом. — Я хочу, чтобы вы были рядом. Вы мне нужны, Энн. Я готов на все, чтобы вы остались.
Эти вырвавшиеся чуть ли не с кровью признания обожгли Энн, и на какую-то долю секунды у нее вдруг снова появилась надежда. Но Энн тут же напомнила себе: для Филдинга главное — собственное благополучие. Она вздохнула и произнесла окончательный приговор — хотя все еще с надеждой вглядываясь ему в лицо:
— Когда вы принимали меня на службу, Мэтт, вы поставили мне условие. И вы были совершенно правы. Я не могу у вас больше работать, потому что случилось то, о чем вы предупреждали: я полюбила вас.
У Филдинга от изумления остекленели глаза — но искры ответного чувства в них не было.
— Вы… меня… любите?.. — с трудом выговорил он.
Энн улыбкой скрыла боль разочарования.
— Но это же не преступление. К сожалению, человек не волен приказать себе любить или не любить. Любовь приходит сама по себе. Но я не собираюсь вам ею докучать. Я ухожу. Сейчас, сию минуту. У меня есть путеводная звезда, и я умею идти к цели не менее настойчиво, чем вы, Мэтт. Я доберусь до вершины.
Филдинг молча смотрел на нее. Он был потрясен и одновременно беспомощен.
Энн подошла к столу, наклонилась к Филдингу и нежно поцеловала его в щеку.
— До свидания, Мэтт. Желаю вам всего самого лучшего, — сказала она севшим от волнения
