– Но тогда я не понимаю, почему ты сам не пришел ко мне?
– Потому только, что я все время пытался вдолбить себе, что ты мне безразлична, – выпалил Кил. – Потому, что я, как дурак, ни с кем не хотел связывать свою жизнь, слишком ценил свою свободу. Но я так скучал по тебе! Этот месяц был самым длинным в моей жизни. Я не смог сдержаться и послал тебе розы, но написать ничего не мог, только положил эту дурацкую карточку. Потом быстренько свернул свои дела и вернулся в Англию. А уже здесь послал еще один букет…
– А приехать ко мне у тебя не хватило духу?
– Вот именно. Я слишком затянул, даже не позвонил тебе, как обещал…
Господи, как же все это глупо! – в отчаянии воскликнул Кил.
У нее мелькнула горестная мысль, что он по-прежнему хочет избавиться от ненужных ему пут. Она завела машину и осторожно, как новичок-водитель, тронулась с места. Кил напряженно смотрел вперед невидящими глазами.
Когда они подъехали к дому, Кил выскочил из машины, будто подброшенный пружиной. Жюстина захлопнула дверцу, борясь с чувствами, грозящими вылиться через край.
Мелли отворила дверь, окинула беглым взглядом Кила и перевела глаза на Жюстину.
– Приехали, значит, – лукаво констатировала она.
– Приехали, – подтвердила Жюстина, сразу не найдя более подходящего ответа.
– Мелли! Ради всего святого! – рявкнул Кил. – На сегодняшний день вы свободны. Сходите в магазин или в кино или придумайте еще что-нибудь, чем себя занять. – Он вбежал в дом и бросился вверх по лестнице, в нетерпении перепрыгивая через ступеньки. – Я иду принимать душ, – крикнул он на ходу.
– Ну и ну! – покачала Мелли головой. – Мужик дошел до кондиции, как я посмотрю. – Она хохотнула и потянула за рукав Жюстину. – И вам туда же пора, милочка, ступайте наверх.
С трудом сдерживаясь, чтобы не броситься ему вдогонку, Жюстина поднялась на второй этаж и тихонько приоткрыла дверь его спальни. Из ванной доносился плеск воды. Она вошла в комнату.
Это было типично мужское обиталище. Пол затянут темно-коричневым ковром, в тон ему подобраны занавеси и покрывало на кровати. Стены, выкрашенные в кремовый цвет, украшены эстампами с изображением яхт и клиперов. В головах кровати висела еще какая-то картина. Жюстина подошла ближе и стала с интересом ее разглядывать. Это был портрет пожилого господина в брыжах, глаза его светились умом и добротой. Опершись коленом о край кровати, Жюстина долго всматривалась в его мудрое лицо, и вдруг у нее непроизвольно вырвалось признание:
– Я люблю его.
– Почему бы не рассказать об этом ему самому? – поинтересовался Кил у нее из-за спины.
Она вздрогнула от неожиданности и резко обернулась. Лицо Кила была напряжено, скулы побелели, а глаза лихорадочно блестели.
– Я люблю тебя, – тихим голосом повторила Жюстина. В ответ он протянул к ней руки, и она растворилась в его объятиях. Дрожащими руками она развязала пояс его банного халата, прильнула к его теплому влажному телу и прижалась губами к его шее.
– О Жюстина! – Кил сжал ее так, что стало трудно дышать, и жадно приник к ее губам.
Она погрузила пальцы в его мягкие волосы и прошептала вслух его имя.
Сердце ее было готово выскочить из груди.
Кил застонал. Не в силах больше сдерживаться, он сорвал с нее одежду и на руках отнес в постель.
– Возьми меня, – прошептала она срывающимся голосом.
Дрожа от нетерпения, она прижалась к нему всем телом, и они слились в единое целое, забыв обо всем на свете.
Наконец в полном изнеможении они оторвались друг от друга.
– О Жюстина! – выдохнул Кил.
Она поцеловала его покрытое испариной плечо.
– Как же я по тебе соскучилась!
Он посмотрел в ее разрумянившееся лицо.
– Ты нужна мне, – мягко произнес Кил, – ты мне просто необходима. Глубоко вздохнув, он снова заключил ее в объятия, нежно целуя рассыпавшиеся в беспорядке волосы. – Там, в Норвегии, твой образ преследовал меня постоянно, что бы я ни делал, чем бы ни занимался! И я все время думал, думал… Меня прямо-таки раздирали противоречия. То поражался, как меня угораздило влюбиться в такую забавную мордашку, то приходил к выводу, что я вовсе не люблю тебя, что это абсолютно невозможно. Ты, такая беспомощная и сварливая, такая смешная и мужественная, не выходила у меня из головы. Я даже спать стал плохо. Вот что ты со мной сотворила! Может, ты прибегла к помощи гадалки и приворожила меня?
Жюстина молча покачала головой. Говорить было трудно, слезы душили ее, ей с трудом верилось в его слова. Неужели это правда? А Кил все никак не мог выговориться.
– На Мадейре меня снедала ревность. Никогда в жизни я никого не ревновал, мне это чувство было неведомо, вот я и вел себя как полный идиот. Сегодня я был готов прикончить на месте того, кто свистнул на верфи. Ты моя, только моя, и никому другому не позволено смотреть на тебя. Знаешь, я раньше никогда не был собственником. А теперь – в кого я теперь превратился? В развалину, в полное ничтожество! И духовно и физически!
– Ну, насчет физической развалины ты погорячился, – запротестовала она.
Губы Кила затрепетали от удовольствия.
