Естественно, он этого не сделал.
Гиб не стал звонить Джине и ничего ей не сказал. Он не посвящал ее в подробности своей личной жизни. Не хватало еще дать ей повод для обсуждения на несколько лет вперед.
Тем более что это пройдет.
Он же пережил измену Кэтрин.
Нет проблем. Неделя. Может, две. А потом Гиб о ней и не вспомнит. Он уже почти забыл ее имя. Она станет для него одной из «девочек Гибсона», как и та, предыдущая, которая была до нее.
До Хлои.
Хлоя.
Гиб закрывал глаза и видел ее светлые кудряшки. Он помнил, как перебирал их пальцами. И губы тоже вспоминал. Ее поцелуи. Ее улыбки. Он помнил ее мелодичный смех, радостный восторг, с которым она встречала каждое утро, нежное тепло ее взгляда.
Когда же он забудет ее имя?
Гиб боялся, что очень нескоро.
Ему следовало бы снова заняться фотосъемкой, чтобы отвлечься. Если бы с ним была Хлоя, Гиб смог бы наплевать на свою сломанную ногу и вернуться к работе. Она была расторопной и сообразительной, и сумела бы ему помочь.
Но Хлоя уехала.
Эдит все еще гостила в Северной Каролине. Некому было нанять для него новую помощницу. И это к лучшему, потому что Гиб и думать не хотел об еще одной девочке.
Ему нужна была Хлоя!
Но он не мог вернуть ее. Гиб сполна расплатился за свою попытку привязать ее к себе – разбитой губой и угрызениями совести.
Хлоя принадлежит Дэйву.
Гиб сделал то, что должен был сделать: отослал ее назад в Айову к жениху.
Его сестра Джина очень ценила в людях порядочность. Она бы гордилась его поступком. Но сначала спустила бы на него всех собак за его бездумный эгоизм. Она обвинила бы его в том, что он «воспользовался» Хлоей. Джине очень нравились подобные выражения.
Раньше Гиб лишь фыркал в ответ и говорил, что это понятие давно устарело.
– Это взаимный обмен, как ты не понимаешь? – сказал он ей однажды, когда она упрекнула его за легкомысленное отношение к женщинам. – Они используют меня, я использую их.
Джина покачала головой и печально заметила:
– Видишь ли, так бывает не всегда.
Он видел.
Он вел себя как последний мерзавец.
Он заслужил все эти мучения.
И поделом мне, – с горечью сказал Гиб, сидя на балконе, мрачно глядя на джакузи и вспоминая.
Хуже всего, что, даже чувствуя себя подонком, Гиб радовался, что у него остались хотя бы эти воспоминания.
И по-прежнему желал Хлою.
От печальных раздумий Гиба отвлек телефонный звонок. Гиб растерянно взглянул на аппарат. За три недели, прошедшие после отъезда Хлои, он практически не отвечал на звонки. Ему и сейчас ни с кем говорить не хотелось. Но когда после четвертого сигнала включился автоответчик и попросил оставить сообщение, раздраженный женский голос произнес:
– Гибсон Уокер, если ты там, то отвечай, черт бы тебя подрал, или ищи себе другого агента!
Гиб выругался. Мэри он избегал, как и всех остальных. Один раз, правда, позвонил, чтобы сообщить о сломанной ноге и о том, что не будет работать. Она ответила: «Ты же камеру не ногами держишь, Гибсон».
С тех пор на автоответчике накопилось множество ее сообщений. Она права, конечно, но работать он не мог.
– Гибсон! Сними эту сраную трубку!
Он снял трубку.
– Чего тебе?
– А. – Мэри вздохнула с облегчением. – Ты здесь. Значит, ты из-за ноги и к телефону не подходишь?
– Так подошел ведь, – огрызнулся Гиб. – Чего ты хочешь?
– Я хочу убедиться, что ты придешь сегодня вечером на вечеринку журнала «Семь!»
Гиб не ответил. Он зажмурился, пытаясь выдумать подходящий повод для отказа. Впрочем, Мэри лишь одну причину сочтет достаточно уважительной – его безвременную смерть.
– Гиб? – В ее голосе властность смешивалась с досадой. – Молчание – это знак согласия, а не
