откровенно. — Если я не присоединюсь к тебе, ты должен положиться на свои предчувствия и свой разум. Молись богам об озарении, и они наставят тебя на путь. Даже если этот путь будет страшен.
Клеопатра посмотрела в глаза Цезариону, и сердце ее сжалось от боли. Если бы только его отец был жив, если бы он мог защитить сына!
— Я ведала страх всю свою жизнь. Но я научилась действовать вопреки ему. И советую тебе сделать то же самое. Твой отец говорил, что лучше умереть, чем жить в страхе перед смертью. С этой философией он и жил. Твой отец был великим человеком. Он смог свершить великие и невозможные деяния только потому, что полагал, будто Фортуна хранит его. И когда ты будешь плыть на корабле, глядя в голубые воды Нила, поразмысли над словами Цезаря и позволь им стать частью тебя. Разреши им вести тебя через всю твою жизнь. Вот самый лучший совет, какой я могу дать тебе.
Клеопатре показалось, что в этот миг Цезарион стал чуть выше. Она надеялась, что он воспринимает ее слова сердцем. У Клеопатры не было уверенности в будущем сына. Во многом его жизнь была слишком легкой. С самого рождения ему твердили о его блестящем происхождении. Ему практически ничего не приходилось доказывать.
Цезарион куда больше любил читать, нежели сопровождать мать во время выполнения государственных обязанностей. У него не было ни желания покорять страны, как у Цезаря, ни стремления объединить всю восточную часть мира под единой властью, чего пыталась добиться его мать.
Клеопатра чувствовала: если он получит трон, то изо всех сил будет пытаться стать разумным и благосклонным правителем. Вряд ли этих качеств окажется достаточно, чтобы выжить под этой страшной ношей — царской властью.
Быть может, Цезарион доберется до Индии и будет жить там в покое, в то время как Александр женится на индийской принцессе и воплотит в жизнь все мечты и стремления Клеопатры.
На краткий миг она позволила себе насладиться этой мыслью.
Но теперь уже Александр ворвался в покои царицы вместе с сестрой, вцепившейся в его дорожный плащ. Селена плакала, а ее брат изо всех сил старался удержаться от слез. Клеопатра оторвала девочку от близнеца и обняла ее. Селена зарылась лицом в материнское платье и всхлипнула.
— Скоро ты увидишь обширные земли, которые покорил человек, чье имя ты носишь, — обратилась царица к сыну. Именно его требовалось приободрить первым. А на то, чтобы успокоить Селену, еще будет время. — Разве ты не радуешься этому? Разве ты этим не гордишься?
Мальчик пытался быть сильным, хотя бы с виду.
— Я хочу забрать с собой сестру. Понимаешь, мама, говорят, что в Египте много тысяч лет царевичи женились на своих сестрах. И только ты прекратила эту традицию. Почему я не могу жениться на сестре и остаться здесь?
Как ни странно, Клеопатра никогда не думала о такой возможности — что ее близнецы могут возродить традицию фараонов-Птолемеев, сочетаться браком и править вместе.
— Ты принц, Александр, а принцы не могут просто делать то, что хотят. Твой долг — отправиться в Мидию и хранить верность твоей нареченной. Это то, что нужно сейчас Египту для того, чтобы стать сильной страной. Если окажется так, что ты не сможешь жениться на мидийской принцессе, ты вернешься обратно в Египет и будешь делать все, что пожелаешь. С моего разрешения, конечно.
— Но, мама, говорят, что ты и отец дали обещание умереть вместе. Мы не можем оставить тебя здесь умирать.
Когда Селена услышала эти слова, ее всхлипывания превратились в громкие рыдания.
Что еще довелось распознать детям? Самые дикие слухи о судьбе царства носятся повсюду. Октавиан грядет, чтобы убить Антония и жениться на Клеопатре. Октавиан грядет, чтобы убить их обоих. У Антония есть армия, которую он прячет где-то и которая уничтожит Октавиана раз и навсегда. Клеопатра все это сама слыхала, и не раз.
— Мы с вашим отцом намерены беречь себя и наших детей. Вы должны помочь нам, а для этого вам нужно следовать своему долгу.
Александр обвил руками сестру, и Клеопатра обняла их обоих, сглатывая слезы.
— Милые мои, я не позволю, чтобы что-нибудь случилось с вами или с Цезарионом.
Но Селена вырвалась из материнских объятий.
— Я поеду с ними, и ты не сможешь остановить меня!
Клеопатра испытала облегчение, узрев знакомый огонь в собственной дочери. Ей понравилось, как полыхнули глаза Селены от силы, вложенной ею в эти слова. Девочка была прекрасна в своей вызывающей непокорности, и на миг Клеопатра узрела в лице дочери подобие Береники. И взмолилась, чтобы новообретенная дерзость Селены не привела ее к тому же печальному финалу.
— Дорогая моя дочь, ты должна остаться здесь, со мной, и помогать мне заботиться о маленьком. Ему будет без тебя одиноко, а твой брат-близнец почти уже мужчина. Александр с радостью пожертвует твоим обществом ради безопасности младшего брата. Верно?
Она знала, что Александр покажет себя столь же доблестным, как и его отец. Мальчик гордо выпятил грудь и поцеловал сестру в лоб.
— Это ненадолго, — прошептал он ей на ухо, а затем посмотрел в глаза матери, чтобы найти там подтверждение своим словам.
Она ответила ему со всей верой, какую только смогла найти в своей душе:
— Да, дорогой. Очень-очень ненадолго.
Клеопатра приложила к посланию несметное количество драгоценных камней, денег, слоновой кости, экзотических пряностей, неведомых на западе; в послании говорилось, что она и Антоний отправятся в изгнание, если ее дети смогут унаследовать трон. Октавиан кратко ответил, что уже выставил единственное приемлемое условие и что она вольна выбирать. Антоний перехватил послание, приказал высечь гонца и отправил его обратно с запиской, в которой говорилось, что Октавиан точно так же волен высечь любого из предателей, сбежавших к нему от Антония.
Эта тварь пытается посеять раздор между Антонием и Клеопатрой, чтобы иметь удовольствие сказать, будто в конце концов он заставил их обратиться друг против друга. Клеопатра была уверена в этом. Она не могла позволить врагу одержать победу в этой игре. Как бы Октавиану хотелось распространить повсеместно клевету о том, что Клеопатра якобы предала Антония ради спасения своей жизни! Это стало бы последним мазком лживой краски на том уродливом портрете, который этот гад пытался намалевать, дабы представить его глазам всего мира.
«Отчаяние, — думала она. — Мгла, которая пала на душу Антония и которой я не подвластна».
Так казалось Клеопатре. Но ныне и она угодила в этот черный котел, скрывший от нее весь мир. Теперь она понимала, как чувствовал себя ее муж, проводя месяцы в уединенном доме у моря, глядя на волны и ища забвения во всем, что только могло смягчить боль поражения. И царица сейчас тоже находилась в удушающей пустоте, и всякая надежда покинула ее.
Теперь уже Антоний пытался подбодрить ее. Угроза Клеопатры покончить с собой вдохнула в него новую отвагу, и он был полон надежд — если не на победу, то на выживание. Он воскрешал память о Цезаре, об их негласном триумвирате, заключенном в те давние дни в Риме, когда они втроем строили планы раздела мира. Он цитировал ее собственные вчерашние речи о происхождении их детей; говорил о непостоянстве римского Сената, который непременно обратится против Октавиана, если тот станет слишком силен; о том, что армия верна не полководцу, а тому, кто платит.
— Ты можешь платить им, — твердил он Клеопатре. — Мы должны лишь сказать слово.
Он напоминал ей о том, что боги играют судьбами людей ради собственной забавы и в последний момент могут исправить причиненное ими же зло. Антоний уверен, что именно это здесь и происходит. Он строил долгие предположения о том, как может измениться их судьба. О, скоро Клеопатра будет смеяться вместе с богами над их шуткой. Антоний словно бы вспоминал все, что она говорила ему, и теперь возвращал ей ее же доводы, как прилежный ученик, пытающийся польстить своему учителю. Он твердил, что нужно отдать его жизнь ради ее, Клеопатры, безопасности, и она повторяла в ответ:
— Моя душа сразу же последует за твоей.
Теперь у нее оставались силы только на последнее отчаянное действие. Она перенесла все сокровища своих предков и своего царства в мавзолей, который должен был стать местом ее погребения.
