владели одним и тем же интуитивным знанием. Тем, которым обладает каждая женщина. Тем, которое каждая женщина использует.
— Я знаю, какие бродят слухи. И знаю, кто их распространяет. С этими клеветниками разберутся. Что касается вас, вы будете извещать всех своих посетителей, что ваша царица отплыла домой, в Александрию, подняв знамя победы после войны в греческих водах. Вы будете говорить, что император, мой супруг, — самый энергичный и требовательный из всех клиентов, что у вас когда-либо бывали, и что вы собственными ушами слыхали, что он намерен победить Октавиана, этого изверга, который истерзает весь мир, если никто не встанет на пути у его честолюбивых устремлений. Вы знаете, что я не разрешаю солдатам обращаться с дворцовыми проститутками на свой манер, как это случается время от времени. Но если римская армия вступит в наш город, она не будет подчиняться моим правилам. Я советую всем вам поразмыслить над репутацией римлян, над их жестокостью, над тем, что они вытворяют с женщинами завоеванных народов. А затем, госпожи, представьте себе, что вас ждет, если император не избавится от угнетенного состояния духа и не пожелает защищать вас от римлян. И потому вы должны преуспеть, возвращая моему супругу его мужественность. Вы обязаны убежденно твердить всякому мужчине, который окажется у вас в постели — будь то министр, ремесленник или солдат, — что великий Антоний действует на войне так же, как и в любви: страстно и неукротимо. Что его доблесть и мастерство в военных делах уступают лишь его доблести и мастерству в делах любовных. Пусть эти вести разойдутся по всему городу, достигнут последних закоулков, пусть их услышат матросы и разнесут их по другим портам. Я знаю, вы обладаете способностью убеждать. Я повелела, чтобы для этого задания мне отобрали не только самых красивых, но и самых умных женщин. Самых проницательных и находчивых. Поскольку вы хитры и умелы, я предлагаю вам сделку. Если вы безукоризненно выполните порученную работу, то после разгрома Октавиана вы получите свободу. Если вы потерпите неудачу и мой супруг так и останется сидеть у себя в башне и ныть, словно младенец, вас отправят работать в поля, собирать урожай, или продадут на нубийские копи. Скажу просто: если вы предадите трон, если хоть единым словом проболтаетесь про меланхолию, снедающую императора, если от вас пойдут слухи о его дурном расположении духа, если вы не выполните все мои распоряжения в точности, вы умрете — или пожалеете, что не умерли.
Проститутки перестали улыбаться. Царица бросила Хармионе:
— Они могут идти.
АЛЕКСАНДРИЯ
Третий год царствования Клеопатры
Клеопатра взглянула из окна на картину, представавшую ее взору каждое утро до того, как ее вынудили бежать и отправиться в изгнание. В Царском порту почти ничто не напоминало о том, что Александрия занята Юлием Цезарем. Прогулочные суда египетского царского семейства лениво покачивались у причала. Утренний туман развеялся, и над ярко-синей водой стало видно небо, уже белесое от жары; Клеопатра порадовалась, что ей больше не приходится дышать смертоносным летним воздухом Синая.
Неужели всего лишь вчера она находилась посреди этого огромного синего моря, тайком пробираясь на пиратском судне в свою же собственную страну? Клеопатра оделась как сумела, без помощи слуг, понимая, что последний этап ее пути будет самым сложным и что нельзя допустить, чтобы ее узнали в александрийском порту. Она позволила Доринде, жене пирата Аполлодора, помочь ей уложить и украсить драгоценностями волосы, которыми во время изгнания почти не занималась. Клеопатра сделала бы это и сама, но от беспокойства у нее дрожали руки. Ей пришлось выдержать настоящую битву со своими советниками, твердившими, что возвращаться в Египет слишком опасно. А теперь ей предстояло тайно проскользнуть мимо двух армий — ее брата и римской, дабы встретиться с Цезарем.
Доринда принесла яркий шелковый шарф и повязала царице вместо пояса, эффектно подчеркнув ее юную, крепкую фигуру. Клеопатра посмотрела в зеркало и подумала, что теперь вообще непонятно, как она выглядит благодаря стараниям этой женщины: как царица или как проститутка, проходящая обучение. Но подобный вид нравился мужчинам не меньше, чем царственные манеры. Быть может, Аполлодор попытается подсунуть ее могущественному Цезарю как раз под видом проститутки. Сгодится любой способ, лишь бы он позволил ей попасть в покои Цезаря и добиться его расположения.
Царица протянула Доринде руку для поцелуя и подарила тяжелые медные серьги и серебряный брусок, а затем Аполлодор помог Клеопатре спуститься в небольшую лодку, поджидавшую их у границы египетских вод. Доринда тут же надела серьги и замахала вслед отплывающим; серьги заплясали, пышные телеса жены пирата заколыхались.
Клеопатра и Аполлодор остались одни в небольшом суденышке. Интересно, что будет, если поднимется встречный ветер? Неужто ей придется грести, словно рабыне, чтобы добраться до берега? Ладно, неважно. Она будет делать все, что потребуется, и думать, что это приключение, одно из тех, которые они придумывали вместе с подругой детских лет Мохамой, когда воображали, как будут участвовать в политической борьбе. Клеопатра тогда не знала, что придет время, и подобные опасные интриги станут частью ее взрослой жизни. Как она сейчас порадовалась бы обществу этой прекрасной, смуглокожей женщины, напоминающей амазонку! Но Мохама умерла вместе с детскими фантазиями Клеопатры; они обе стали жертвами реальности, порожденной политикой Рима и его стремлением господствовать над всем миром.
Аполлодор управился с парусом и уселся рядом с Клеопатрой.
— Как ты полагаешь, что движет этим человеком, Цезарем? — спросила своего спутника Клеопатра.
Аполлодор был пиратом, изгоем, вором, но Клеопатра привыкла ценить его — за проницательность и знание человеческой природы. Однако даже пират признавался, что не в состоянии понять этого человека — слишком уж противоречивые слухи о нем ходят. О жестокости Цезаря говорили не меньше, чем о его милосердии и снисходительности. Когда Цезарь воевал с римскими сенаторами, он почти всех их пощадил. В Галлии он брал в плен военачальников Помпея и отпускал их на свободу. Некоторые попадали к нему в плен четырежды, и все равно он их освобождал, лишь велев передать Помпею, что он, Цезарь, хочет мира.
— Если ты подчинишься Цезарю, он пощадит тебя. Если ты бросишь Цезарю вызов, он тебя убьет, — ответил пират. — Быть может, именно этот урок следует хорошенько усвоить перед встречей твоему величеству. Те греческие города, что открыли ему ворота, были вознаграждены. А несчастных жителей Аварика — все они теперь у богов! — его люди перебили во время пьяной бойни. Милосерден он или жесток — не мне судить. Сложный человек. Но — великий. В этом я уверен.
Внезапно сгустились сумерки, и пират обратил ее внимание на порт. В гаснущем вечернем свете Клеопатра разглядела столь хорошо знакомый ей Фаросский маяк. Один из привычных спутников ее юности, одну из величественных вех, обозначающих царствование ее династии в Египте. Маяк купался в рассеянном красноватом свете, замешкавшемся над Средиземным морем, хотя солнце уже нырнуло в его воды. На вершине башни пылал никогда не гаснущий огонь. Грандиозное сооружение, вот уже три века указующее безопасный путь в порт, обязано было своим появлением гению предка Клеопатры, Птолемея Филадельфа, и его сестры-жены Арсинои Второй. И вот теперь этот маяк приветствовал Клеопатру, возвращающуюся домой. Не в первый раз она смотрела на свою страну глазами изгнанницы. Но впервые она, вернувшись, обнаружила, что к ее городу движется угрожающий клин военных кораблей.
— Это не египетские суда, — сказала Клеопатра, разглядев флаги. — Некоторые из них — родосские, кое-какие — сирийские, а есть и киликийские.
— И все это — края, откуда Цезарь мог призвать подкрепление, — заметил Аполлодор.
— Военные корабли в нашем порту? Что это может означать? Что Александрия уже находится в состоянии полномасштабной войны с Цезарем? — спросила Клеопатра.
— Похоже. А теперь нам необходимо провести тебя через флот Цезаря и войско военачальника твоего брата, Ахилла, прежде чем вы с Цезарем сможете обменяться мнениями. Уж не знаю, помогут ли мне при нынешних обстоятельствах мои связи в порту. Не сомневаюсь, ты и сама прекрасно понимаешь: в
