— Я и есть красивейший! — гордо сказал Арарахис. — То, что я сейчас такой невзрачный, не имеет значения. Просто я линяю! Вы, когда линяете, тоже не становитесь красивее!
Все мы, кроме Михрютки, хорошо знали, что значит «линять». И поэтому утвердительно закивали головами.
— Знаешь, зачем ты нам нужен? — спросил я у Арарахиса.
— Знаю, Пип мне уже рассказывал! — ответил попугай. — В принципе я не возражаю. Однако есть непредвиденные обстоятельства, которые мешают мне выполнить вашу просьбу.
Я с самого начала заметил, что Арарахис выражается несколько туманно. Это был, очевидно, страшно ученый попугай. От учености у него голова немножко закружилась.
— А что за обстоятельства? — спросил я.
— Это длинная история! — разъяснил попугай. — У моих родственников тоже есть дети. Большинство из них плохо рисует, и родственники выпрашивают у меня падающие перья. Ведь таких перьев нет ни у кого на всем белом свете!
Беда в том, что после сражения со змеей у меня осталось только шесть перьев. А родственников десять! Если отдать все перья, останется четыре обиженных родственника. Вы разве не знаете, что такое обиженные родственники?
Мы сказали, что не знаем, но можем себе представить.
— Ну, то-то же! Знаете что? Приезжайте через годик. Я линяю два раза в году. Вот и припасу к тому времени перьев.
Мы приуныли. Неужели наш нелегкий поход через Яфрику был впустую? С чем мы вернемся к дедушке? Мы так свыклись с мыслью, что привезем ему этот подарок.
И тут Угадай совершил непростительную ошибку.
— Что с ним церемониться! Он просто жадина! — рявкнул пес. — Вот хвачу его за хвост! Все перья полетят! Какие-то родственники ему дороже!
Угадай подпрыгнул и попытался ухватить попугая за хвост.
Арарахис перелетел на верхнюю ветку и обиженно сказал:
— Это еще что за некультурное обхождение? Немедленно улетаю! И всем расскажу, какие вы невежливые путешественники! Никаких перьев вам не будет! Ни сейчас, ни через год!
Арарахис помахал крыльями и приготовился улетать. Хандрила, я и Пип были в отчаянии. Мы умоляли Арарахиса остаться, успокоиться, приносили извинения за Угадая.
Попугай был непреклонен. Еще секунда — и он бы улетел.
Но наши громкие голоса разбудили Михрютку. Он вышел из-за дерева, протирая кулаком заспанные глаза, и спросил:
— Что за шум? Что тут происходит?
И вдруг он увидел Арарахиса. Ну, а теперь пусть рассказывает сам Михрютка!
Я вышел из-за пальмы и увидел на дереве невзрачную птицу, чем-то странно мне знакомую. Птица с удивлением глядела на меня. Я глядел на нее.
Сомнений быть не могло. Это был тот самый петугай, которого я вытащил из змеиной пасти.
Петугай вдруг улыбнулся во весь рот и спросил Фунтика:
— Скажите, это кто такой?
— Начальник экспедиции — Михрютка! — сказал Фунтик. — А это — красивейший попугай Арарахис! Будьте знакомы!
— Так вот кто мой великодушный спаситель! — сказал Арарахис. — Это меняет дело!
— Чего, чего? — не понял я, так как не слышал всего предшествовавшего разговора.
— Он говорит, что теперь, наверное, отдаст нам свои перья! — объяснил мне Фунтик.
— Вы меня правильно поняли! — одобрительно сказал Фунтику Арарахис.
— Какой такой спаситель? О ком он говорит? — обратился ко мне Угадай. За меня ответил сам Арарахис:
— Не щадя крови и самой жизни, ваш Михрютка вырвал меня из лап ужасной, коварной, отвратительной змеи!
— Вот это да! — восторженно чирикнул Пип. — А он ни слова нам не сказал! Вот молодец! Ай да Михрютка!
Пип спорхнул с ветки мне на плечо и нежно клюнул в щеку. Вслед за ним бросились поздравлять меня все мои товарищи.
Я был счастлив как никогда. Правда, Арарахиса ни из каких «лап» я не вырывал. У змеи и лап-то не было. Но в остальном все было правдой.
Когда объятия и поздравления закончились, Арарахис обратился к нам с длинной речью. Он говорил, что никогда не забудет моей услуги. И всем своим детям и внукам накажет ее не забывать.
Арарахис говорил долго. Мы не перебивали. Мы понимали, что ему нужно выговориться, прежде чем отдать перья.
Наконец Арарахис сказал:
— Ну, Пип, дружище, забирай! Только дергай полегче, не так больно! Можешь тащить все шесть!
Пип подлетел к Арарахису и легонечко подергал его за хвост. Из хвоста, одно за другим, вылетели шесть перьев.
— Довольны теперь? — спросил куцый попугай.
— Очень довольны! — от всей души сказал я. — Спасибо тебе! От нас и от дедушки. А как пользоваться твоими перьями?
— Очень просто! Макать в чернила или краску и рисовать, — ответил Арарахис. — Если рисуешь на дереве, коре или на песке, то и красок не надо.
Фунтик, самый внимательный из нас, спросил:
— Арарахис! Тебе не нужно чего-нибудь?
Попугай задумался. Потом сказал:
— Мне ничего не нужно. А вот ребятам…
— Каким ребятам? — спросил я.
— Мои ребята собирают нагрудные значки и открытки. Нет ли у вас?
— Как не быть! Конечно, есть! — сказал запасливый Фунтик. И вытащил со дна медицинской сумки горсть разных значков.
Попугай обрадовался. Ему некуда было положить подарок, и он приколол значки к перьям на груди и животе. После этого он стал похож на генерала в полной парадной форме.
Мы понадежнее спрятали подарок Арарахиса. Одно перышко, на всякий случай, привязали к спине Пипа.
Только мы стали прощаться с попугаем, как вдруг…
Со стороны леса раздался страшный шум и треск. В сотне шагов от нас на берег выскочили гамадрилы.
Обезьяны кричали и строили ужасные гримасы.
Из криков и проклятий приближающихся гамадрилов все стало ясно.
Оказалось, что Хандрила в спешке не выдержал снимки в закрепителе. К утру все фотографии почернели.
Разъяренный Вожак стада бежал впереди и ругался:
— Жулики! Обманщики! Подайте сюда этого фотографа!
Хандрила вовсе не желал встречаться с Вожаком. Он вскочил и бросился бежать.
Мы взвалили на плечи багаж, по счастью еще не распакованный, и кинулись вслед за Хандрилой.
Бежали мы по мокрому, гладкому, как асфальт, песку пляжа. Преследователи, боявшиеся воды, держались ближе к лесу.
Сначала мы сумели оторваться от обезьян. Но гамадрилы были сильнее и выносливее. Скоро они
