Прежде мне нравилось смотреть на звезды. Нравилось думать, што однажды Па научит меня читать, что же звезды говорят. Сейчас они выглядят холодными и далекими отсюда.
Я вздрагиваю.
Я думаю Лью прав. Он всегда прав.
Звезды ничего не говорят нам.
Они просто светят с небес на землю. Чтобы указать нам дорогу в темноте.
Но.… Но. Па знал о всадниках. Знал, что они придут за Лью. Прежде, чем я сказала ему.
И он знал, что погибнет. Знал, что история его жизни подходит к концу.
Если Па не мог читать по звездам, если звезды ничего нам не говорят, то откуда он узнал всё это?
Откуда он знал?
КРОССКРИК
Шестой день. Поздний вечер.
Ветер шепчет что-то у меня под ухом, я улавливаю сухие щелчки. Останавливаюсь. Оглядываюсь. Три оленьи кости, связанные вместе, висят высоко на дереве
Я слышу голос Па в своей голове.
После трех дней пути тропка уводит нас в глубину сосновова леса.
— Будь внимательной. Когда увидиш воздушные колокольчики на дереве, знай, что мы добрались до Кросскрика.
Без ветра я бы пропустила их. Я облизнула пересохшие губы.
— Эмми, — говорю я. — Воздушные колокольчики. Вот они.
Я никогда в своей жизни не была рада оказатца где-либо, как сейчас здесь. Начиная со вчерашнего полудня, каждый ручеек, встречавшийся у нас на пути, был либо пересохший, либо вода в нем была покрыта слизистым желтым налетом. Последние запасы еды мы истратили вчера утром. Мы бы не ушли далеко.
— Это и есть Кросскрик? — спрашивает Эмми.
Я в последний раз присаживаюсь на настил.
Я закрываю глаза, и сижу так мгновение. Мое тело так болит, а кости так ломит, что желаю больше никогда не двигатца.
Я пытаюсь разогнуть свои пальцы, но они остаются в согнутом состоянии. Они так долго держали эти чертовы ручки настила, что думаю, они не разогнутца вплоть до моей смерти. Я не предполагала, что буду тянуть Эмми на настиле целых три дня. Эм вся была покрыта синяками с головы до пят, так что нельзя сказать, что ей пришлось легче, чем мне.
Я отстегиваю ее от настила, помогаю встать. Я хочу подсадить ее на спину, но она говорит
— Нет. Я могу идти.
— Ты уверена? — спрашиваю я.
Она кивает. Я повесила наши сумки на плечи. Пихнула настил далеко в кусты, где его никто не увидит.
Сходим с тропинки. Следуем по дорожке вниз с холма к лесистой лощине.
Это трудно назвать дорожкой. Если ты не знаеш, что она ведет свой путь именно здесь, ты никогда ее не найдеш. Сосновые иглы смягчали нам путь, выделяя теплый аромат, когда мы давили их своими ботинками.Неро порхает с ветки на ветку. Он возбужденно каркает, прося нас поторопитца.
Тропа постепенно идет на спуск. Становится круче. Идти все сложнее, сосновые иглы делают путь скользким. Я взяла Эмми за руку, чтобы она не упала. Мы пару раз падали на задницы, пока спускались.
Потом. Запахи готовой еды щекочут мне нос. Мясо. Мой рот наполнился слюнями.
— Это рагу? — спрашивает Эмми.
— Я очень надеюсь на это, — говорю я.
Наконец мы вышли в нижнюю часть холма. Мы вышли из леса и перед нами открылся совсем иной мир.
Неподалеку на клочке сочной зеленой травы пасетца косматый пони. Он поднимает голову, и какое-то мгновение смотрит на нас, а затем возвращаетца вновь к своей трапезе.
Мы в лощине, о которой рассказывал Па, на дне небольшой речной долины. Прямо перед нами, земля поднимаетца в пологий склон. Сверху стекают два потока. Внизу они объединяютца, чтобы слитца в один узенький небольшой ручеек. Кросскрик - пересечение в устье реки. Он извиваетца и искритца прокладывая себе дорогу по дну долины.
Там, на другой стороне ручейка, пересекаемого тонким мостом, в тени сосен, стоит небольшая деревянная лачуга. Домик Мерси. Красные скамейки у самого входа. Кухонный горшок висит над огнем.
Ни каких звуков, только тихое журчание мелководной воды о камни. Такое ощущение, што всё кругом спит, словно кошка, дремлющая под полуденым солнцем.
Я никогда не видела подобнова места. Даже вообразить не могла, что где-то на земле могло существовать место, подобное этому. Из моих глаз потекли слезы. Па никогда не говорил, что Кросскрик вот такой. Он никогда нам об этом не рассказывал.
Но он знал, што это место было здесь. Он знал и продолжал нас держать на Озере все эти годы, где мы умирали, где едва хватало еды, а жить становилось всё тяжелее. А здесь всё это, всего в нескольких днях пути. Я не понимаю. Почему он не привел нас сюда? Полагаю Лью всё таки был прав. Па было плевать на нас, ему было начхать, что с нами станетца.
Я двигаюсь как во сне, медленно передвигая ноги.
Если Мерси нет дома, подожди ее, сядь на красную скамью у входа и слушай, как журчит ручей. Она долго не задержитца. Она никогда не уходит далеко.
Я пересекаю мост, бросаю в сторону рюкзаки. Расшнуровываю ботинки и кидаю их. Захожу в ручей. По щиколотку. Становлюсь на колени, чтобы зачерпнуть воды. Чистая. Холодная. Прекрасная. Я пью. Я опрыскиваю свое лицо, шею, голову.
Потом я ложусь. Я лежу на спине и позволяю воде окутовать меня.
Я закрываю глаза.
— Не каждый день я нахожу кого-то, спящим в моем заливе, — говорит голос.
Я открываю глаза. Надо мной нависает лицо. Оно перевернуто. Я моргаю. Я соображаю медлено. Чувствуя себя тугодумом. Должно быть я провалилась в сон на секунду-другую.
— Это Вы вверх ногами, — говорю я, — или я?
— Предположу, што это зависит от тебя.
На меня набрасываетца косматая пёсья морда. Длиный розовый язык лижет мне лицо.
— Эй! — говорю я.
— Траккер! Брось, мальчик!
Откуда ни возьмись появляется чья-то сильная рука. Я хватаюсь за нее и она ставит меня на ноги. Я стою и вода стекает по моим волосам и одежде.
Это женщина. Стоит рядом со мной. Высокая. Тощая. Загорелая. Белые, коротко обрезанные волосы плотно прилегают к голове. Девять лет назад они были орехового цвета и ниспадали до самых колен. Голубоглазый волк с опущенным ухом прислоняется к своей хозяйке.
— Я едва не прошла мимо колокольчиков — говорю я. — Можете быть уверенной, вас найти трудно.
— Люблю держатца подальше от всякова сброда, — говорит она.
