— Ты уверена, что мне нельзя с тобой?
— Уверена. Я обещала Па и Лью, что ты будешь в безопасности. И пока у меня плохо выходило держать свое слово.
— Ты его сдержала, — отвечает она.
— Что ж, — говорю я. — Я беспокоилась о тебе, а теперь начинаю чувствовать усталость. Не скажешь, где ночлежка, о которой ты говорила?
— Ладно. Эй... Саба?
— Мм?
— А ты... не могла бы отнести меня до ночлежки на загривке? — спросила она вроде как стеснительно, не глядя на меня, и водя ботинком по земле, чертя носком линию в грязи.
Эм ни разу в жизни не просила меня покатать её на загривке. Лью всегда её катал. Он хватал её за руки и кружил, пока у них у обоих не начинала кружитца голова и они падали на землю. Или она запрыгивала ему на спину и он бегал и скакал, как полоумный, а та визжала от восторга. Мне никогда особо не нравилось, когда он проводил с ней время, да ни с кем в обще-то. Я хотела, штобы он весь был только мой.
Я посмотрела сверху вниз на нее. На ее шею, тощую и грязную. Она всегда выглядела на несколько лет меньше своего возраста.
— На загривке? — спрашиваю я. — Думала, ты меня никогда не попросишь.
* * *
— Человеческое жертвоприношение, — хмуритца Маив. — Сумасшествие какое-то...
Мы сидим с ней на бревне в тени прохладного утра на поляне, где развернут лагерь Ястребов. Я проверила, чтобы мы находились вне досягаемости слышимости Эмми. Ей ничего об этом неизвестно и я не хотела, штобы она подслушивала. Она сидит в ночлежке вместе с Неро. Она играют в счет с палочками, раскладвая те по земле. Неро любит считать.
— И не говори, — отвечаю я. — Но так сказала Хелен.
— И ты веришь ей, — спрашивает Маив.
— Верю, — отвечаю я.
— И она сказала, что Тонтоны отвезли Лью в это место... Поля Свободы.
— Глубоко в Черных Горах, — говорю я. — Так она сказала.
— Я беспокоюсь о том, что может поджидать тебя там, — произносит Маив.
— Хелен убили прежде, чем она успела мне всё рассказать. Но из таво, што она мне сказала, я поняла, што всё замешано на чаале.
— Всё иза чаал, — говорит она. — А Тонтоны как раз в центре всего этого.
Мы сидим с минуту молча, а потом я говорю,
— Знаешь, Маив, когда Викар Пинч увидел мою тату новолуния, он выглядел так будто перед ним явился сам призрак.
— Што ты имеешь в виду?
— Я имею в виду, што не думаю, что он впервые видел подобную тату.
— В любом случае, откуда она у тебя взялась? — спрашивает Маив. — Я никогда раньше не видела ничего подобного.
— Это всё Па, — разъясняю я. — Он сделал татуировки мне и Лью. Близнецам, родившимся средь зимы.
— Думаеш, вот где он видел уже такую? Ну Лью?
— Уверена в этом. А где бы еще?
— Ну, Пинч уже на том свете, так што это уже не важно. Теперь-то они не будут торопитца, ну знаешь... с жертвоприношением.
— А вот я бы не была бы так уверена. Когда они выяснят, што сталось с их Королем, у них наверное крыша съедет и они постараютца непременно што-нибудь для него сделать. Он не будет в безопасности, пока будет находитца там. Я должна идти за ним.
Я встаю.
— Э, нет. — Она тоже встает и кладет мне руки на предплечья. — Ты не в том состоянии. Да ты только взгляни на себя. Тебе нужно отдохнуть и поесть. Мы должны осмотреть синяки и ссадины. Эпона хорошо тебя отделал на Арене.
— Это всё пустяки, — говорю я.
— А вот и не пустяки. Ты не знаешь, что тебя ждет впереди. Ты должна быть сильной.
— Оставь меня в покое, — говорю я. Но я знаю, што она права. Я устала, как собака и у меня болит все тело.
— Да ладно, Саба, — говорит она. — Я же не враг тебе, я твой друг.
— Мой друг, — повторяю я.
— Вот именно. Ты такая же как я. Борец за жизнь.
— Я просто упрямая, — говорю я.
— Мне жаль, што я должна об этом говорить, — говорит она, — но как твой друг я имею право спросить... Когда ты в последний раз мылась?
Я понимаю, што не могу вспомнить.
— Не припомню, — говорю я. — Думаю, недавно.
— А я думаю, што давненько, — говорит она. Она проходит мимо меня, по тропинке углубляясь в лес. — У меня для тебя есть сюрприз, — говорит она. — Сюда.
Мы вышли из темноты деревьев на яркий солнечный свет, который слепил глаза. Мы останавливаемся на узком шельфе голой скалы, вздымающейся в воздух. Прямо напротив нас, ревет вода, сбегая с гор. Она ревом несетца вниз и ударяетца о скалы, а затем впадает в глубокое озеро у подножья гор, воде которого танцуют и искрятца солнечные зайчики.
Маив исчезает за скалой.
Я смотрю на водопад. Чистый. Прозрачный.
— Ты идешь или нет? — кричит Маив. Ее голос отдается эхом от стен каньона.
Я следую за ней, когда она прокладывает себе путь к подножью гор. Я уже и забыла, когда плавала последний раз. Мы с Лью когда-то плавали в Серебряном озере, когда были еще совсем клопышней. Еще до того, как озеро обмелело и высохло, и всё пошло не так.
Я всего лишь разок нырну в эту прохладную воду. Всего лишь разок. Это поможет прояснить мысли. И тогда я буду способна соображать.
Маив спрыгивает на большой плоский камень, лежавший на берегу водоема. Она быстро стягивает с себя одежду и остаетца в чем мать родила. Золотая веснушчатая кожа, длинные ноги, спутанная грива медных волос. Она с разбегу прыгает и летит, а потом исчезает в толще воды. Потом её голова появляетца на поверхности, а на губах играет широкая улыбка.
— Это просто фантастика! — кричит она.
Я понимаю, што никогда раньше не видела как улыбаетца Маив. Она выглядит молодо. Как ребенок.
Маив выдала мне сегодня утром одежду, всё, от рубахи до белья. Сначала я не хотела брать их вещи, но она сказала, что Вольные Ястребы промышляют грабежами на дороге, и эти вещи все были добыты именно этим способом. Когда она мне это сказала, я должна была сказать, спасибо, не надо. Я знаю, што воровать - это скверно. Но вся моя одежда превратилась в грязные лохмотья, потому мои принципы дескать, што правильно, а што нет, несколько пошатнулись.
Я снимаю с себя ворованную одежду и аккуратненько, стопочкой, складываю её на теплом камне. А затем ныряю.
Обжигающе холодная вода пронизывает до костей. Я выныриваю,
— Ну, ты - крыса! — кричу я. — Околеть же можно! Вода ледяная!
— Тебе самое то!
Я ныряю, снова и снова, в сверкающую чистоту, пока не смываю с себя всю грязь города Надежды. Я
