предварительно почистив зубы и прополоскав рот, и единодушно заключили, что у этого вина уникальный букет, напоминающий красавицу, худосочную, печально хмурящую брови. Городская ассоциация по утверждению названий винно-водочной продукции приняла решение назвать это вино «Больная Си Ши».[189] Я счел это название неуместным, потому что слово «больная» несчастливое и неизбежно вызовет у потребителей отрицательные ассоциации, а это скажется на продажах. Поэтому предложил заменить название «Больная Си Ши» на «Красавица Си хмурит брови» или «Дай Юй[190] хоронит цветы». И в том и в другом названии смысл — больная красавица — сохраняется, но звучат они более мягко и в немалой степени взывают к чувству сострадания. Члены ассоциации, народ завистливый и консервативный, насмерть стояли за «Больную Си Ши» и уступать не собирались. Мое терпение лопнуло, и с бутылкой под мышкой я отправился к секретарше мэра, которая была так растрогана моим подношением и так прониклась моей принципиальностью, что провела меня прямо в кабинет. Выслушав мой рассказ, мэр стукнула кулачком по столу и вскочила, выпучив свои прекрасные глаза и удивленно подняв точеные брови. Потом еще раз стукнула по столу, плюхнулась в кресло и схватилась за телефон. С минуту она распекала кого-то, а потом под разбор попал взявший трубку председатель Ассоциации. Этот получил настоящую головомойку, критика была суровой, но справедливой. Говорила она с полным сознанием своей правоты, давя на собеседника как гора Тайшань; она словно обдавала кипятком муравейник, окуривала дымом улей или тыкала палкой в логовище крабов. Я не мог видеть распекаемого председателя, но мог очень живо себе представить, как он сидит на полу, скрестив ноги, и с головы у него крупными, с соевый боб, каплями катится пот. Меня мэр осыпала похвалами, отметив мои заслуги не только перед первым ежегодным фестивалем Обезьяньего вина, но и перед всем Цзюго. Потом стала задушевно расспрашивать обо всем подряд: как дела дома, как на работе, об увлечениях в нерабочее время, об отношениях с друзьями. В душе словно разлилось весеннее тепло, и я выложил всё, ничего не скрывая. Мэр живо интересовалась, как обстоят дела у Вас, наставник, и лично попросила от своего имени пригласить Вас принять участие в фестивале Обезьяньего вина. Когда речь зашла о командировочных и об оплате за питание и проживание, она лишь фыркнула: «Да одного бракованного вина, произведенного в Цзюго, хватит, чтобы принять десяток Мо Яней».
Наставник, я уже твердо решил передать право на выбор названия для этого нового вина Вам. Теперь от Вас зависит, будет ли это «Красавица Си хмурит брови» или «Дай Юй хоронит цветы». А если Вы предложите нечто более прекрасное, будет вообще замечательно. Мэр согласна заплатить по тысяче за каждый иероглиф в нем. Кроме того, осмеливаемся попросить Вас написать рекламу для этого вина. Мы готовы запускать ее, сколько бы она ни стоила, в прайм-тайм на центральном телевизионном канале, чтобы вся страна, весь мир знал о вине «Дай Юй хоронит цветы» или «Красавица Си хмурит брови». Поэтому текст этой рекламы имеет очень большое значение. Написано должно быть интересно и с юмором, а также с волнующими образами, чтобы зрители смогли словно воочию увидеть сестрицу Линь Дайюй или старшую сестрицу Си Ши: нахмуренные брови, руки прижаты к груди, мотыга на плече, маленькие губки вишенкой, бредет, словно колышущаяся под ветром тонкая ива. У кого хватит духу не купить его, особенно среди тех, кто подвержен мукам любви, кто несчастлив в ней, а также среди определенного типа экзальтированной молодежи, воспитанной в традициях классической литературы, — они последние штаны заложат, но купят его. Будут пить и наслаждаться, оно станет для них лекарством от любовных недугов или «снарядом в сахарной оболочке»,[191] который позволит осуществить материальное наступление на предмет своей любви с налетом духовности или же придать духовный стимул с налетом материальности, чтобы добиться своего. Под воздействием направляющей силы Вашей исключительно сентиментальной, душещипательной рекламы привкус этого словно ослабленного болезнью вина может стать ароматом болезненной — а стало быть, чарующей души — любви, заглушить боль великого множества податливых, развившихся не так, как надо, сердец молодых китайцев из мелкобуржуазных слоев, которые любят выискивать примеры для подражания среди романтических литературных героев, сможет дать им идеалы, надежду, силы, чтобы обуревающие их чувства не доводили до самоубийства. И тогда это вино станет вином любви, и оно потрясет мир. А его недостатки превратятся в ярко выраженное своеобразие, что и будет привлекать всеобщее внимание. На самом-то деле, наставник, вкусовые предпочтения всего лишь дело привычки. Когда все вокруг называют что-то хорошим, никто не осмелится сказать, что ничего хорошего в этом нет. В предпочтениях масс скрывается высочайшее могущество и власть, вроде власти заведующего орготделом горкома над рядовым партработником. Если он говорит, что ты хороший, то, хорош ты или плох, ты все равно будешь хороший; а если скажет, что плохой, то все одно останешься плохим. Кроме того, еда и питье при чрезмерном увлечении ими превращаются в страсть, старому предпочитают новое, желают чего-то рискованного, ищут острых ощущений. Многие из так называемых гурманов изменяют традициям, смотрят свысока на что-то, приготовленное по традиционному рецепту. Надоел белоснежный, ароматный соевый творог — доуфу, начинают потреблять покрытый плесенью вонючий доуфу; приелась великолепная нежная свинина — едят протухшую, кишащую червями. По этой же логике, когда уже невмоготу вкушать настоящие чудесные вина и амброзии, начинают искать что-нибудь со странным привкусом — горьким, острым, кислым, терпким, что раздражало бы слизистую оболочку рта и вкусовые рецепторы на языке. Так что, пока мы ведем за собой в нужную сторону, не будет вина, которое мы не сможем реализовать. Надеюсь, Вы набросаете несколько строк, пока пишете роман. Если наш мэр с таким жаром отстаивает свою позицию, Вы непременно получите щедрый гонорар, и, возможно, сумма за небольшую рекламу намного превзойдет вознаграждение за полгода напряженной работы над романом.
Кроме того, в последнее время я много работал над грандиозным замыслом, родившимся в результате беседы с мэром: она хочет, чтобы я создал и возглавил творческую группу по составлению проекта «Винных уложений». Понятное дело, «Винные уложения» станут основополагающим законом для всего, что касается вина. Если мы преуспеем в этом, можно без преувеличения сказать, что для вина откроется новая эра, которая воссияет на тысячелетия и послужит на пользу многим поколениям. Это деяние исторического масштаба, и я от всего сердца приглашаю Вас принять участие в работе группы. Даже если не сможете написать, станьте хотя бы нашим главным советником. Если это дело выпляшется, надеюсь, Вы не ответите отказом.
Прошу извинить за то, что письмо получилось таким сбивчивым и маловразумительным, но эта неразбериха в основном, естественно, из-за вина. Прилагаю к письму свое произведение в духе «новой реальности», созданное вчера вечером в подпитии, с не совсем ясной головой, и прошу Вашей критической оценки. Достойно оно публикации или нет — решать Вам. Я его написал, чтобы получилось счастливое число. Всегда почитал число «девять», и этот рассказ под названием «Город вина» у меня девятый, а «девять» произносится как и «вино» — «цзю». Хочу, чтобы он воссиял новой звездой, которая высветит мое покрытое мраком прошлое, а также лежащий передо мной непроторенный путь.
Жду, жду Вашего приезда, уважаемый наставник. Вашего приезда ждут здешние горы, его ждут здешние воды, ждут молодые люди, ждут молодые женщины. Молодые женщины похожи на цветы, из их уст исходит похожий на небесную музыку винный аромат…
К нам в Цзючэн, город вина, можно добраться из любой точки земного шара — самолетом, пароходом, на верблюде, на осле и даже на свиноматке. Все дороги ведут в Рим, все канавы текут в Цзючэн. В мире немало красивых мест, но таких, чтобы превосходили красотой Цзючэн, — единицы. А если не злоупотреблять расплывчатыми выражениями и говорить напрямую, то таких нет и вовсе! У нас в Цзючэне люди по характеру прямые, как ствол гаубицы. Только в стволе гаубицы еще нарезка имеется, а у наших в Цзючэне даже такого в животе нет: вставишь в рот палку, так другой конец из задницы выйдет, даже не искривится ничуть. Вот такой у нас, цзючэнцев, характер. Чтобы было еще понятнее, скажу, что Цзючэн еще и административный центр Цзюго. Если что-то упустил, прошу понять правильно.
За сотню ли от Цзючэна уже чувствуешь разносящийся во все стороны винный аромат, а с пятидесяти его различают даже те, у кого туго с обонянием. Это не мои фантазии, а истинная правда: пролетающие над Цзючэном «боинги» всегда ни с того ни с сего начинают выделывать круги и кувыркаться —
