— Он же не хочет.
— Раз подал заявление, значит, хочет. А потом, кадровая политика тоже имеет свои законы. Самое основное — сочетание старых и молодых кадров. Мы не можем позволить, чтобы с фабрики уходили молодые специалисты.
— Я не собираюсь уходить.
— Не в тебе дело. Фабрика — это махина. Предприятие. Мы должны блюсти принципы.
Это верно, принципы блюсти нужно. Только не так прямолинейно, как часовой знамя. Человек — не реликвия. К человеку подход надобен индивидуальный. Истина избитая, но забывают про нее часто. Может, даже не от злого характера, не от черствости...
Будни, текучка, план...
Усталость. Усталость как результат длительных ездок в трамвае, электричке, автобусе, как результат восьмичасовой работы, пронизанной гулом конвейера, шумом вентиляции, запахами кожи, клея, резины.
Усталость, наступившая вдруг, внезапно, как болезнь, или, наоборот, как защита от внезапной болезни. Это задача для психологов. Думается, что когда-нибудь в каждом цехе будут психологи. И уверена — это «когда-нибудь» случится быстрее, чем кажется.
От рядового начальника цеха нельзя требовать способностей гения. С него нужно требовать план. И план требуют. И начальник цеха знает это: заботится о технике, материале, кадрах...
— Списали меня, как старый паровоз, — без улыбки, очень грустно сказал Иван Сидорович Доронин, когда я подошла к нему и поздоровалась.
— Почему же списали? Уходите на заслуженный отдых, — фальшивым, не своим голосом сказала я.
— Ты когда-нибудь видела паровозное кладбище?
— Нет.
— Стоят они там, бедные, на заслуженном отдыхе. В ржавчину влюбленные.
— Вы не заржавеете, Иван Сидорович, — как можно бодрее пошутила я.
— Точно. Если Доронин не нужен людям, он говорит им: прощай!
Мне показалось, что от Ивана Сидоровича пахло водкой. Но ведь было еще раннее утро. И конечно же я ошибалась.
— Алло! Наташа? Это я.
— Здравствуйте, Анна Васильевна.
— Здравствуй, дорогой начальник. Здравствуй... Ну, как первый день?
— Нормально, Анна Васильевна.
— Это хорошо, что нормально. Как люди?
— Люди прежние.
— Это очень важно. Важно, когда люди прежние и не изменились.
— А разве так бывает, что люди меняются?
— Бывает. И гораздо чаще, чем ты думаешь.
Не знаю почему, но редакция журнала, вначале обнадежив Бурова, вдруг вернула его рассказ. Вернула в большом желтом конверте. С большими фирменными знаками. И маленьким листочком внутри, на котором машинистка напечатала:
«Уважаемый товарищ Буров!
Мы прочитали Ваш рассказ. В нем есть отдельные удачи, связанные с образом старого рабочего Афонина. Однако в портфеле редакции есть более серьезные рассказы на тему о рабочем классе.
Желаем Вам творческого роста!
Рукопись возвращаем».
Это «желаем творческого роста» довело Бурова до белого каления. Два дня — субботу и воскресенье — он курил лежа, поднимаясь только к столу и в туалет.
На третий день явился на работу и опубликовал рассказ в своей многотиражке.
В каждом последнем номере месяца на второй полосе многотиражки появлялась «Литературная страница». Рабочие и служащие фабрики, склонные к сочинению стихов и коротких рассказов, публиковали там свои произведения. Может, это были и не очень хорошие произведения, но писали их наши люди, и это было приятно.
Когда Буров опубликовал рассказ «Хобби», все, конечно, в рабочем Афонине узнали Ивана Сидоровича Доронина. Узнали прежде всего благодаря «проздравлять», «мужами», «ветеринарами». Но рассказ — не фельетон. Прочитали — и забыли. Никаких споров, никакого волнения. Возможно, кому-нибудь рассказ и не понравился, но вслух об этом никто не говорил.
Читал ли рассказ сам Доронин, мы не знали. Сдав дела, Иван Сидорович перестал появляться на фабрике. Сказывали, что он получил путевку и уехал в дом отдыха. Вполне возможно. Уже был не сезон, и фабком предлагал путевки направо и налево.
Видимо, одним из счастливых чудес жизни является тот факт, что незаменимых людей все-таки нет. Конечно, человечество не однажды расставалось с гениями, равных которым не может обрести и по сю пору. Однако на смену одному гению приходят десять талантливых людей, на смену талантливому приходят десять просто одаренных... Ушедшего на пенсию рядового работника меняет другой рядовой работник. Все нормально. Все по жизни.
По жизни и то, что мы не можем увековечить в бронзе и даже в гипсе всех местных тружеников, проработавших, двадцать пять — тридцать лет, потому что деды и прадеды наши работали еще больше. И оставили о себе только один памятник — отечество наше. И за это им спасибо.
Словом, Иван Сидорович ушел, а фабрика работала. Бригада Закурдаевой выполнила обязательства. И взяла новые. Художественная самодеятельность готовилась к новогоднему концерту. Группа народного контроля обнаружила неполадки в столовой. Мы давно нацеливались на эту столовую. И теперь шеф-повар, солидная горластая тетенька, написала заявление об уходе, сделав в нем шестнадцать орфографических ошибок...
В тот год фильм «Воспоминание о будущем» еще не демонстрировался на московских экранах...
Вечер обещал быть самым обыкновенным, одним из. тех, которые наслаиваются один на другой, похожие, как листы чистой тетради. Я гладила белье, а Буров сидел в кресле с блокнотом в руках. И читал громко и протяжно, словно с амвона:
— «И я видел: и вот бурный ветер шел от севера, великое облако, и клубящийся огонь, и сияние вокруг него...»
Буров опустил блокнот, спросил обычным голосом:
— Ты обратила внимание, когда по телеку показывают запуск космических кораблей, то четыре двигателя уходящей в небо ракеты смотрятся как огненный крест. Может быть, тысячелетия назад именно такой крест навеял идею креста церковного. Не случайно в архитектуре всех церквей мира есть что-то космическое. Устремленное ввысь...
— Хочешь сказать, что твой пророк Иезекииля видел космический корабль?
— Не торопись. Послушай дальше. «А из середины его как бы свет пламени из середины огня; их было подобие четырех животных — и таков был вид их: облик их был, как у человека. И у каждого — четыре лица, и у каждого из них четыре крыла. А ноги их — ноги прямые, и ступни ног их — как ступня ноги у тельца, и сверкали, как блестящая медь (и крылья их легкие)».
Смотреть на Бурова было забавно: лысина розовая, на лбу испарина. Все-таки он увлекающаяся натура. Это, конечно, одна из причин нашего брака. Любовь с первого взгляда.
— Парадоксально, однако эти много веков назад написанные строки, — самое современное описание космонавтов в автономном полете с реактивными дюзами на ногах.
— Попробуй себя в жанре фантастики. Похоже, что это у тебя получается, — сказала я.
