раз голос оказался мужской, голос уже пожилого человека. И рассказ тоже был не особенно веселый — это ясно было без перевода.

«Сегодня я подарил погребальный кувшин своему сыну. Теперь многие боятся, что не успеют этого сделать, и стараются наивно обмануть природу Немертеи и подарить погребальный кувшин раньше, чем ребенку исполнится пять лет. Неужели они не понимают, что маленький ребенок еще не умеет разговаривать с кувшином по душам, и тем самым они портят кувшин и лишают дух к-хи возможности совершить новый круг. Но мой маленький Т-ти уже научился разговаривать со своим игровым кувшином, и теперь ему ничего не стоит каждый вечер, как положено, говорить с настоящим погребальным кувшином. Какое совпадение — он в первый раз разговаривает со своим погребальным кувшином, а я — в последний. Я это чувствую, как чувствовали другие последний день до меня. Но мне не особенно страшно. Однако… все же… я боюсь. Почему смотритель сказал, что запись моих разговоров (переведено приблизительно) не точна и надо оставить еще звуковое послание, как будто это не погребальный кувшин, а кувшин для игр или для собирания рассказов? Прежде я считал кувшины рассказов совершенно ненужными. Порой мне мерещилось в них нечто, свойственное не природе Немертеи, но природе Ройка. Они походили на низкую пищу (эквивалента подобрать не удалось). И вот я сам сочиняю кувшин рассказов. И не могу сделать этот кувшин плохим. Он должен звучать, умиротворяя светило Немертеи голосом сладостным, умножая любовь. Голосом, который сладостнее теплого западного ветра… Я пел всю жизнь, и из многих кувшинов будет звучать мой голос. А С-сма всю жизнь копал подземный ход, чтобы добраться до колодца и соединить вновь природу Немертеи и природу Ройка. Но С-сма умер, и никто не ведает, где тайный ход. Я похитил кувшин С-сма, чтобы узнать, как добраться до колодца. Но кувшин С-сма не зазвучал. В глине был какой-то дефект. Что, если мой кувшин поврежден… и… тогда… тогда мой дух не сможет совершить новый круг. Говорят, теперь много дефектных кувшинов, но никто не знает — почему. Буду ли я жить в тот момент, когда мой рассказ зазвучит из кувшина? А если даже и буду, то какова будет жизнь в кувшине рассказов? Вновь и вновь внезапные пробуждения среди долгого сна, и вновь — бесконечная ночь… Сначала пробуждения часты, потом все реже и реже. И наконец — уже не дождаться нового слушателя. Никого не интересует мой рассказ. Что, если все предыдущие записи в моем погребальном кувшине погибнут и останется только эта — звуковая? Там было много значительного, много важного… Во всяком случае, для меня. А здесь? Обращенное в звук общение всегда слабее, нежели общение по душам. Сижу, склонившись над своим кувшином, сознавая, что должен произнести НЕЧТО. А произнести ничего не могу. Лишь повторяю: в последний раз, в последний раз… Все прежние сообщения уже не имеют значения. Значение имеет лишь одно, будет еще один круг или нет… еще один круг или нет… Круг этой жизни оказался скомканным, пустым и ненужным. Даже для Т-ти я сделал так мало. А что, если этот мой круг последний?.. Какой-нибудь круг всегда бывает последним. Я устал говорить и начинаю повторяться. В ужасе обнаруживаю… мне нечего больше сказать… тороплюсь… Или… Говорят… что всему виной краткость нынешних милостей, что оказывают король и королева, да живут они вечно…»

— На этом сообщение прерывается, — сообщил компьютер. — Зато могу предоставить перевод песни.

— Давай…

«По улице ходила большая крокодила…

Она была очень зеленая и очень большая».

— Что?!

— Перевод, как вы просили. Прозой.

Атлантида обдумал предложенный компом вариант.

— Идиот! Дешевый пластиковый мешок для погребения! Это же та песенка, которую напевал сукки. Где песня кувшина?

— В моей памяти нет другого варианта…

Так… Значит, исследовательский, специально выращенный, как младенец в искусственной матке, комп не сделал записи. И эта божественная музыка звучала в первый и последний раз. Атлантида и два сукки были ее единственными слушателями. Что ж это такое?! Платон попытался напеть несколько особенно поразивших его музыкальных фраз…

Но не получилось. Так петь он не мог.

А тут в комнату вбежал сукки Кай-2.

— Андромаха сбежала.

— Молодец! Куда ты смотрел?

— А ты? — Впрочем, упрекать друг друга не имело смысла. — Колодец! Она кинется к своему дружку Бродсайту на Ройк.

Атлантида схватил бластер и помчался к вездеходу. Но не добежал и вернулся назад. Надо выработать хоть какой-то план действий… Но почему-то ничего дельного не приходило в голову — в ушах звучали обрывки только что слышанной музыки… Так куда же мчаться? К главным гробницам или к тому колодцу, через который они прошли в первый раз?.. Андро, разумеется, кинулась к тому порталу, через который ушли на Ройк Ноэль и Платон, — глайдер из ангара исчез. Но с другой стороны — пройти с Ройка можно, по всей вероятности, только через колодец в гробницах. Он единственный включен — остальные заблокированы.

— Кай, — обратился Платон к сукки Каю-1.

— Ты зовешь не меня, — отвечал тот.

— Сукки Кай-1! — завопил Атлантида тонюсеньким голоском, самым тонюсеньким, на какой только были способны его голосовые связки, и, разумеется, сорвал голос и закашлял. — Садись на глайдер и лети к колодцу, постарайся перехватить Андро. Координаты есть в бортовом компе.

А сам Платон помчался к воротам в стене. На вездеходе он доберется к главным гробницам минут за десять. Ну что за нелепый ритуал! Внутри — на вездеходе. Снаружи — на глайдере. Какие-то нелепые тысячелетние традиции. Ну, прямо как на Британии-7.

7

Никогда прежде он не мчался среди руин с такой скоростью. Почему за все эти дни он не приказал своему прекрасному универсальному дорогущему F-55001 расчистить настоящую дорогу среди развалин? Теперь амортизаторы не выдерживают и вездеход трясет на каждом ухабе и…

Никаких больше мыслей при такой тряске возникнуть в голове не могло. Атлантида старался держать рот закрытым, чтобы не откусить язык. Язык вроде бы был цел, когда археолог, пошатываясь, вывалился из кабины возле главных гробниц. Вездеход совершил нечто вроде почетного круга и замер.

— Куда вы так спешите, профессор? — услышал он за спиной знакомый голос. Запоздало потянулся к кобуре с бластером. — Нет-нет не надо делать резких движений. Чистюля, друг мой, отбери-ка у него «магнум», а то он еще по неосторожности кого-нибудь пристрелит.

Громила радостно хмыкнул, пихнул Платона в спину, и археолог растянулся на песке. При этом Чистюля сорвал с него ремень вместе с кобурой бластера и с ножом в чехле. В руках у Атлантиды осталась только тросточка. Не так уж и много. Но в принципе и не мало, учитывая малочисленность врагов. Ал Бродсайт, или, как он себя называл, Тимур, преобразился. Был он в хамелеоновой форме рейнджера, в гермошлеме и с «магнумом» в ладошке. Но при этом было что-то в его манерах театральное. Платон даже не мог понять — что. Чистюля, нависающий над Атлантидой скалой, также переоделся в форму рейнджеров. А вот двое пацанов не удостоились такой чести и так и остались в грязно-белых комбинезонах. Зато у обоих имелись «магнумы».

— К сожалению, профессор, ты меня разочаровал. Я полагал, что ты думаешь точно так же, как я. А оказалось — нет. Так что придется тебя прикончить. Чистюля, займись, — сказал Бродсайт скучным голосом — Он нам больше не нужен.

— Можно я прибью его голыми руками? — спросил громила.

— Ну, разумеется. Я всегда учитываю чужие желания. Только давай побыстрее. Мне надо срочно установить связь с моими сторонниками. «А то как вдруг Агамемнон покроется чирьями». — Судя по всему,

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату