которая подкладывала в огонь трещавший терновник.
— Он тоже ищет. Не Реку, а Быка. Да, Красный Бык на зеленом поле придет в некий день и возвеличит его. Я думаю, что он не совсем от мира сего. Он был послан мне неожиданно, чтобы помочь в этом искании, и зовут его Другом Всего Мира. — Жрец улыбнулся.
— Эй, Друг Всего Мира, поди сюда, — крикнул он в сторону резко пахнущих клубов дыма, — кто ты такой?
— Ученик этого святого, — ответил Ким.
— Он говорит, что ты бут[17].
— Разве буты могут есть? — сказал лама. — Некий астролог из города, название которого я позабыл...
— Это просто-напросто город Амбала, где мы провели прошлую ночь, — шепнул Ким жрецу.
— Да, так значит Амбала? Он составил гороскоп и заявил, что желание моего челы исполнится через два дня. Но как он толковал звезды, Друг Всего Мира?
Ким откашлялся и обвел глазами деревенских старцев.
— Моя звезда предвещает войну, — торжественно ответил он. Кто-то засмеялся над оборванной фигуркой, важно развалившейся на кирпичной площадке под большим деревом. Но там, где туземец, присмирев, приник бы к земле, белая кровь Кима заставила его вскочить на ноги. — Да, войну, — подтвердил он.
— Это верное предсказание, — загремел чей-то густой голос, — на Границе, как мне известно, война никогда не кончается.
Это был старик, который в дни Восстания служил правительству, будучи туземным офицером только что сформированного кавалерийского полка. Правительство отдало ему хороший земельный участок в этой деревне и, хотя требования его сыновей, ныне тоже успевших стать седобородыми офицерами, почти разорили его, он все еще считался важным лицом. Английские чиновники, вплоть до помощников комиссаров, сворачивали с прямой дороги в сторону, чтобы нанести ему визит, и в этих случаях он надевал военную форму прежних дней и стоял прямо, как шомпол.
— Но это будет большая война — война восьми тысяч, — пронзительный голос Кима, удивляя его самого, перелетал через быстро собиравшуюся толпу.
— Красные мундиры или наши полки? — старик говорил серьезно, словно расспрашивал равного себе. Тон его заставил толпу проникнуться уважением к Киму.
— Красные мундиры, — наудачу ответил Ким. — Красные мундиры и пушки.
— Но... но астролог ни слова об этом не говорил, — воскликнул лама, усиленно нюхая табак от волнения.
— А я знаю. Весть дошла до меня, ученика этого святого человека. Начнется война — война восьми тысяч красных мундиров. Их поведут из Пинди и Пешавара. Это наверное.
— Мальчик слыхал базарные толки, — промолвил жрец.
— Но он у меня был все время под боком, — сказал лама. — Как мог он узнать? Я же не знал!
— Из него выйдет хороший фокусник, когда старик помрет, — пробормотал жрец старшине. — Что это за невидаль такая?
— Знак! Дай мне знак! — внезапно загремел старый военный. — Если бы надвигалась война, мои сыновья сообщили бы мне о ней!
— Когда все будет готово, твоим сыновьям скажут об этом, не сомневайся. Но от твоих сыновей до человека, в руках которого эти дела, — неблизкий путь. — Ким увлекся игрой, ибо она напоминала ему о его опыте по передаче писем, когда он, бывало, ради нескольких пайс притворялся, что знает больше, чем знал на самом деле. Но теперь он играл ради более высокой цели — только ради возбуждения игрока и ощущения своей власти. Он вздохнул и продолжал: — Сам дай мне знак, старик. Разве подчиненные могут приказать восьми тысячам красных мундиров выступить в поход... да еще с пушками?
— Нет, — и опять старик сказал это так, словно Ким был ему ровней.
— Ты знаешь того, кто отдает приказы?
— Я видел его.
— И мог бы узнать его?
— Я знал его с тех пор, как он был офицером в топхана[18].
— Высокий человек. Высокий человек с черными волосами, а ходит он так, — Ким прошел несколько шагов связанной, деревянной походкой.
— Да. Но это всякий мог видеть, — толпа слушала разговор, затаив дыхание.
— Это верно, — сказал Ким, — но я больше скажу. Теперь гляди. Сначала большой человек ходит вот так. Потом он думает так. — Ким провел указательным пальцем по лбу, а потом вниз, до угла челюсти. — Потом вот так крутит себе пальцы. Потом сует свою шляпу под левую мышку. — Ким, копируя эти движения, стоял как аист.
Старик, оцепеневший от изумления, глубоко вздохнул, а по толпе пробежала дрожь.
— Так... так... так... Но что он делает, когда собирается отдавать приказ?
— Он трет себе затылок, вот так. Потом упирается пальцем в стол и чуть-чуть посапывает носом. Потом говорит: «Пошлите такой-то и такой-то полк. Вызовите такие-то пушки». — Старик встал навытяжку и отдал честь.
— Ибо, — Ким стал переводить на местное наречие приказы, услышанные им из туалетной комнаты в Амбале, — ибо, говорит он, мы давно обязаны были это сделать. Это не война, это карательная экспедиция. Чхх!
— Довольно! Я верю. Таким я видел его во время сражений. Видел и слышал. Это он!
— Я не видел сражений, — Ким перешел на вдохновенное бормотанье бродячих гадателей. — Я видел это во мраке. Сначала пришел человек, чтобы все разъяснить. Потом приехали всадники. Потом пришел он и стал в кругу света. Остальное было, как я уже сказал. Ну, старик, правду я говорил?
— Это он. Без всякого сомнения, он.
Толпа испустила долгий, трепетный вздох, глядя то на старика, который продолжал внимательно слушать, то на оборванного Кима, стоявшего на фоне пурпурной зари.
— Не говорил ли я, не говорил ли, что он из другого мира? — гордо воскликнул лама. — Он — Друг Всего Мира. Он — Друг Звезд.
— Ну, нас-то это не касается, — громко заявил какой-то человек. — Эй ты, юный предсказатель, если дар твой всегда при тебе, так вот у меня есть корова, пестрая с красными пятнами. Может, она сестра твоего быка, почем я знаю...
— А мне-то что? — сказал Ким, — моим звездам нет дела до твоей скотины.
— Нет, но она сильно занемогла, — вмешалась одна женщина. — Мой муж — настоящий буйвол, не худо бы ему получше выбирать слова. Скажи мне, поправится она или нет?
Будь Ким обыкновенным мальчиком, он стал бы продолжать игру, но нельзя в течение тринадцати лет жить в Лахоре, знать всех факиров у Таксалийских ворот и не понимать человеческой природы.
Жрец с некоторой горечью искоса поглядел на него и улыбнулся сухой, враждебной улыбкой.
— Разве в деревне нет духовного лица? А мне казалось, я только что видел великого жреца, — воскликнул Ким.
— Да, но... — начала женщина.
— Но вы с мужем надеялись, что корову вылечат за горсточку благодарностей, — удар попал в цель: супруги слыли самой скупой парой в деревне. — Нехорошо обманывать храмы. Подари своему жрецу молодого теленка и, если только боги не разгневались окончательно, она будет давать молоко через месяц.
— Ты отлично научился просить милостыню, — одобрительно промурлыкал жрец. — За сорок лет не достичь большего. Надо думать, старик разбогател благодаря тебе.
— Немного муки, немного масла, горсточка кардамона, — ответил Ким, покрасневший от похвалы, но по-прежнему осторожный, — разве через это разбогатеешь? И ты видишь, что он полоумный. Но мне это на пользу, по крайней мере я изучаю Путь.
Он знал, о чем говорят между собой факиры у Таксалийских ворот, и даже подражал интонациям их бессовестных учеников.
