выползало на улицу еврейское население… Перехваченные веревками узлы, ободранные фанерные чемоданы, заплатанные кошелки, ящики с плотницкими инструментами… По Глубочице поднималась на Лукьяновку сплошная толпа, море голов, шел еврейский Подол… От шума и галдения у меня голова лопалась. Сплошь разговору: куда повезут, как повезут?».[275]
В многонациональном Киеве евреи давно перемешались с русскими и украинцами. Как разделить семью? «Русские мужья провожали своих еврейских жен. Русские жены провожали своих еврейских мужей», – вспоминала артистка Киевского ТЮЗа Дина Проничева.[276] Еврейка, она вышла замуж за русского; на семейном совете было решено, что она проводит своих родителей до поезда, а сама вместе с детьми останется – будь что будет. Тем более что провожающих было много: соседи, друзья, родственники – русские и украинцы – помогали донести вещи, довести больных.
Но чем ближе было место сбора, тем больше вокруг становилось немецких солдат. Сосредоточенные, вооруженные, они знали то, о чем не догадывались, не хотели даже думать киевляне, – о том, что евреев не будут выселять.
Их будут расстреливать.
На месте сбора улицу перегораживали противотанковые ежи и проволочное заграждение с проходом посередине, стояли цепи немецких солдат и украинских полицейских. Евреев группами пропускали на ту сторону, выжидали какое-то время и впускали новых.
И только тут люди стали понимать, что их ждет что-то ужасное.
«Мы услышали стрельбу и нечеловеческие крики, – рассказывала Дина Проничева. – Я начала понимать, что здесь происходит, но маме ничего не говорила.
Когда мы вошли в ворота, нам велели сдать документы и ценные вещи и раздеться. Один немец подошел к маме и сорвал с ее пальца золотое кольцо.
Я увидела, как группа за группой раздеваются женщины, старики и дети. Всех подводят к открытой яме, и автоматчики расстреливают их. Затем подводят другую группу…
Я своими глазами видела этот ужас. Хотя я находилась не совсем близко от ямы, я все равно слышала жуткие крики обезумевших людей и приглушенные голоса детей, звавшие: «Мама, мама…».[277]
Огромный овраг, раскинувшийся между тремя киевскими районами: Лукьяновкой, Куреновкой и Сырцом, звали Бабьим Яром. Крутые отвесные склоны делали его похожим на горное ущелье, а по дну протекал ручеек. До войны это было любимое место игр окрестной ребятни.[278] Захватив Киев, оккупанты сочли это место очень полезным.
Критерий полезности был прост: в Бабьем Яру могло поместиться очень много трупов.
До позднего вечера 29 сентября 1941 года киевских евреев расстреливали в Бабьем Яру; согласно отчету зондеркоманды 4-а за день было уничтожено 33 771 человек.[279] Расстрелы продолжались и на следующий день, и через два дня, и через неделю, и через год. Кроме евреев, в огороженном колючей проволокой овраге расстреливали военнопленных, коммунистов, русских и украинцев. Когда немецкие войска стали гнать с советской земли, нацисты постарались скрыть следы своих преступлений. Три недели над Бабьим Яром полз черный дым: это сжигали трупы. И когда войска Красной Армии наконец освободили Киев, они нашли в овраге полуметровый слой пепла и костей. И по сей день неизвестно, сколько народу было убито там; современные исследователи говорят о 150 тысячах одних только евреев.[280]
Бабий Яр стал одним из символов «окончательного решения еврейского вопроса» – жестокого и массового уничтожения евреев на всей территории Европы.
С символами трудно спорить, однако для понимания прошлого важно не путать причину и следствие.
Не Бабий Яр стал следствием нацистского геноцида евреев; напротив, «окончательное решение еврейского вопроса» –
А Бабий Яр, в свою очередь, стал возможен вследствие истребительной войны против Советского Союза.
С самого начала еврейская угроза была навязчивой идеей нацистов. Сразу после прихода Гитлера к власти еврейское население Германии начало подвергаться гонениям. Один за другим выходили все новые законы, ограничивающие права евреев. Евреям не разрешалось иметь германского гражданства. Евреям запрещалось состоять в браке с лицами германской национальности. Евреи лишались права голоса. Евреи не могли состоять на государственной службе. На евреев накладывались огромные налоги, их собственность экспроприировалась. [281]
Чем дальше, тем больше было этих ограничений; евреев принуждали к эмиграции из страны. Именно в эмиграции нацисты видели решение «еврейского вопроса»: Германия должна была стать чистой в расовом отношении страной. Но европейские страны принимали эмигрантов, только если они имели достаточно денег; чтобы решить эту проблему, «еврейский» отдел IV управления РСХА (гестапо) планировал изощренные комбинации, в результате которых богатые евреи финансировали эмиграцию бедных, а Рейх избавлялся от тех и от других, не затратив ни пфеннига.[282]
Казалось, решение «еврейского вопроса» было найдено; однако после начала новой мировой войны каналы эмиграции евреев оказались перекрыты. Когда же большая часть Европы оказалась под контролем Берлина, вопрос о евреях снова встал перед нацистским руководством. «Еврейский» отдел гестапо, переименованный в «отдел по борьбе с мировоззренческим противником», строил планы, как бы выселить всех оказавшихся на подконтрольных Рейху территориях евреев куда-нибудь подальше – например, на Мадагаскар.[283] Настроенный более прагматично рейхсфюрер СС Гиммлер приказал изолировать евреев в гетто на территории Польши; туда же стали свозить евреев из Рейха. «Антисемитизм – это точно то же самое, что и санитарная обработка, – объяснял своим подчиненным Гиммлер. – Избавление от вшей – это не вопрос идеологии, это вопрос гигиены. Скоро мы избавимся от „вшей“. У нас осталось только 20 тысяч „вшей“, и затем с этим вопросом будет покончено по всей Германии».[284]
При планировании истребительной войны против Советского Союза столь удачно найденный способ «решения еврейского вопроса» было решено использовать и на вновь оккупированных советских территориях. В специальной директиве, изданной незадолго до нападения на Советский Союз, Альфред Розенберг – один из главных антисемитов в нацистской верхушке – писал:
После того как евреи будут отстранены от работы во всех гражданских учреждениях, еврейский вопрос будет разрешен созданием гетто.[285]
К весне сорок первого года нацистское руководство еще не пришло к идее полного уничтожения целого народа. Поэтому, вступая на территорию СССР, нацисты первоначально не имели намерения целенаправленно заниматься уничтожением евреев – по крайней мере в масштабах, превосходящих уничтожение мирного населения прочих национальностей.
В «преступных директивах», в изобилии разработанных нацистами в преддверии нападения на Советский Союз, евреи практически не упоминаются.
Первое упоминание мы встречаем в изданных в апреле сорок первого «Директивах о поведении немецких войск в России», где евреи вместе с партизанами и «коммунистическими подстрекателями» намечены для уничтожения. Этот подход положен в основу и специального распоряжения начальника ОКВ от 19 мая 1941 г., в котором евреи были приравнены к «партизанам и саботажникам».[286]
Приблизительно в это же время глава РСХА Гейдрих отдал командованию айнзатцгрупп устный приказ ликвидировать всех евреев, в том числе и не состоявших в партии, потому что «иудаизм стал источником большевизма и, следовательно, должен быть уничтожен».[287]
Вскоре, впрочем, Гейдрих пошел на попятный. В изданной им 2 июля специальной директиве уже указывалось, что уничтожению подлежат не все евреи, а лишь «члены партии и занятые на государственной службе, а также прочие радикальные элементы (диверсанты, саботажники, пропагандисты, снайперы, убийцы, поджигатели и т. п.)».[288]
Это разъяснение было в своем роде уникальным, поскольку не расширяло, а ограничивало
